Том 1. Стихотворения 1838-1855

Некрасов Николай Алексеевич

Незабвенный вечер^*

Как быстро, быстро промелькнул Восторг любви первоначальной! Я помню: ветер тихо дул, Приветно пел ручей кристальный, Дышали негою поля, Как колыбель была земля, Луна, как девственная жрица, Раскинув пышные лучи, В великолепной багрянице Из огнерадужной парчи, Казалась видимой короной Главы незримого творца; Звезд и созвездий легионы, Как отблеск божьего лица, Сияли в выспреннем эфире, Веселым пламенем горя, Как бы любуясь миром в мире, Привет небес ему даря. Он им амброзией растений Курил чистейший фимиам, И ароматный дым курений Противен не был небесам. Роскошно, пышно, чудотворно Живописалась близь и даль: Там всё в огне, а здесь всё черно, Внизу цветы, вверху эмаль. Я пил, в блаженстве замирая, Восторга чистого струю, Казалось мне, я был в раю; Но средь чарующего рая Чего-то взором я искал, Чего-то мне не доставало… Вдруг мягкий дерн затрепетал, Вдали

мелькнуло покрывало. Она! дополнился восторг! Он в сердце влил напиток райский, Он взор и душу мне зажег… В благоуханной сфере майской Картина полночи немой С ее немыми красотами, И дева — ангел неземной С живыми черными очами, Вся из улыбки и огня, С обетом счастия во взоре — Всё это лило на меня Блаженства истинного море. Душа, казалось, то нашла, Что ей вдали светлело метой, Жизнь без чего для ней была Прекрасной песнью недопетой. Я понял, радостью горя, Не отягчен мирской заботой, Как гармонирует с природой Любви восходная заря. Промчались дни. Бывали ночи Той и прекрасней и ясней, В них мне не раз являлись очи, Роскошный шелк витых кудрей, Изящны формы плеч и стана, Меня пронзал лобзанья жар, Каким родит жерло волкана Вокруг и пламень и пожар, — Но нет того очарованья! Душе остынувшей моей Всё слаще первое лобзанье, Тот первый вечер всё милей. И все вы новые порывы Любить, ласкать, лобзать и жечь, Как вы ни бурны, как ни живы, Меня не можете увлечь В стихию прежнего блаженства. И если временем мне в грудь Прекрасной девы совершенства, Как лаву, жар палящий льют И, будто гнев в душе капризной, Опять пылает страсть в крови, — То не любовь, то только тризна По первой радостной любви…

Могила брата^*

Я был на могиле, похитившей брата, И горькие слезы кропили ее, В душе пролилася святая отрада, От горя проснулося сердце мое. Проснулися чувства и думы толпою, И память о прежнем в душе ожила, И резво, роскошно опять предо мною Былого картина как май расцвела. Как будто бы горе мое миновало, Как будто б я с братом, и брат мой со мной, Как будто б на сердце тоски не бывало; Но я был обманут коварной мечтой: Не брат предо мною — могила сырая, Сокрывшая тленный остаток того, С кем весело мчалася жизнь молодая, Кто был мне на свете дороже всего. О слезы, о слезы! несчастных отрада! Чрез хладную землю катитесь к нему, На грудь упадите бесценного брата И горе мое передайте ему! Скажите, скажите, горючие слезы, Что я одиноко веду мою жизнь, Завяли в душе моей счастия розы И тернии горя лишь в ней разрослись. Но что я, безумец? Поймет ли бездушный Остаток истлевший печали мои? Душа его в небе, а гроб равнодушный Лишь тело да кости взял в недра свои. О небо, о вы, безграничные выси! Я отдал бы счастье, оставил бы мир, Чтоб в ваши пределы душой вознестися, Орлом легкокрылым вспорхнуть на эфир. Я там бы увидел бесценного брата И с ним поделился бы грустью моей; И это б мне было святая награда За дни, проведенные в муках скорбей. Увидел бы брата — и с ним не расстался; Но небо высоко, а на небе он. Лишь труп охладелый на память остался И в душной могиле давно погребен. Касатка порхает над братней могилой, Душистая травка роскошно цветет, И плющ зеленеет, и ветер унылый Над ней заунывную песню поет. Храм бога высокий, часовня, отрада, Кресты да курганы — кругом тишина. Покойся же мирно, прах милого брата, Пока не восстанешь от долгого сна.

Вчера, сегодня^*

Сонет

Вчера я бесстрашно сидел под грозою И с мужеством буйным смотрел в небеса, Не робостью кроткой — надменной мечтою, Суровой отвагой горели глаза. Я песнями вторил громам; надо мною Губительных молний вилась полоса, Но страх потерял все права над душою, Меня не пугала вселенной гроза. Зачем же сегодня я бури боюся, Под кров одинокий бегу, тороплюся?.. Ах, жизни вчера не жалел я, как сна, Отверженный (ею), царицею сердца, — Сегодня же в (ней) я нашел одноверца, «Люблю!» — мне сказала робея (она)…

Ночь^*

1

Я не сплю, не сплю — не спится, Сердце грустию томится, Сердце плачет в тишине, Сердце рвется к вышине, К безмятежному эфиру, Где, одетая в порфиру, Блещет яркая звезда. Ах, туда, туда, туда — К этой звездочке унылой Чародейственною силой Занеси меня, мечта!

2

Полночь; тихо. Ангел мира Воцарился над землей; Вот редеет мрак эфира, Вот раскрылся предо мной; Вот встают из мрака тени Очарованных видений И вкруг звездочки златой Вьются светлою толпой То спускаются, то снова Исчезают в вышине, То кружатся над дубровой, То взвиваются к луне; То, сплетясь руками дружно, Вереницею жемчужной Над водами пролетят И крылами прошумят. О, спуститесь на минуту К безмятежному приюту, Где один с своей мечтой Я грущу во тьме ночной, И из сферы жизни душной Унесите в мир воздушный, В мир фантазии святой!

3

Зашумела страшно буря, Ветер буйный засвистел, Свод небесный потемнел, Мрачно голову нахмуря, Дуб кудрявый затрещал, Пошатнулся — и упал. Страшно в поле в непогоду — Брызжет белая волна, Из брегов фонтаном воду Бьет, кипучая, она; Ветер воет, ветер свищет, Ветер вольный всюду рыщет; То по полю пролетит, То над бездной прокричит, То взовьется, закружится, В поднебесную умчится. Он свободен! Вот звезда Вновь блеснула из-за тучи — Ветер вольный, ветр летучий, Унеси меня туда!..

Дни благословенные^*

Дни благословенные, дни многоотрадные Промелькнувшей радости, Снова уловляю я памятию жадною Нектар вашей сладости. Вижу ночь весеннюю, пламень, проливаемый Бледною Дианою, Вновь иду под яворы, ласково встречаемый Юною Светланою. Вижу вновь красавицу совершенства чудного, Счастьем упоенную, Словно изумрудами, неба изумрудного Блеском озаренную. Слышу величавую музыку певучую Слова сладкогласного, Упиваюсь весело сладостию жгучею Поцелуя страстного. Мигом излечаются раны сердца вялого, Нет тоски и холода, И опять на миг оно памятью бывалого Весело и молодо…

Загадка («Непостижною святынею…»)^*

Сонет

Непостижною святынею Перед нами, без речей, Небо круглою равниною Блещет в ризе из лучей. Что же там за далью синею, Далью, видной для очей, Где слито оно с пустынею Днем и в сумраке ночей? Не понять нам. Чудной тайностью То для глаз облечено; И постигнутые крайностью, Видим только мы одно, Что мир создан не случайностью, Есть начальное зерно…

Обет^*

О, покинь меня! напрасно О любви мне не тверди И так пламенно, так страстно На страдальца не гляди! Я боюсь палящих взоров Огнедышащих очей, Я боюсь, как злых укоров, Милых ласковых речей. Отойди! я им не верю, Я давно от них отвык; Одичалому как зверю, Чужд любви твоей язык. Как дитя я суеверен; Мне странна твоя печаль, В этом мире — я уверен — Никому меня не жаль. В жизни странник, в год несчастья Я узнал земных друзей И чуждаться их участья Дал обет в душе моей. Ты пока еще не знаешь Горькой муки бытия; Погорюешь, пострадаешь, Так увидишь, прав ли я.

Красавице^*

Красавица! не пой веселых песен мне! Они пленительны в устах прекрасной девы, Но больше я люблю печальные напевы: Они манят к той дивной стороне, Где жизнь сладка, от звуков тает камень, Где всё восторг, поэзия и пламень, Где без пределов радость есть, Куда и мыслью дерзновенной Не проникает ум надменный; Откуда лишь мечта в наш мир заносит весть, Когда на крыльях своевольных Туда взлетит с границ юдольных И там, прикована чудесным волшебством, Вся очарована, украдкой Заучивает гимн пленительный и сладкий, Не смея зашуметь крылом… Мне мил и потому печальный тон напева, Что в первый жизни год родимая, с тоской, Смиряла им порыв ребяческого гнева, Качая колыбель заботливой рукой; Что в годы бурь и бед заветною молитвой На том же языке молилась за меня; Что, побежден житейской битвой, Во власть ей отдался я, плача и стеня; Что первых слез горючей влаги Восторга песнь не залила, А та — надежды и отваги С собой мне много принесла. И тем, что горних стран таинственная дева, Младая муза, в первый раз, Слетя ко мне под сень развесистого древа, Мне в нем поведала чудесный свой рассказ; Что мне понятен стал и дивный говор бури, И с листом шепчущийся лист, И шум морских валов, и ветра буйный свист, И разговор с землей лазури — Когда впервые я песнь грусти услыхал; Я с ними встретил в ней нежданные созвучья. В душе убитой им отзвучья Я много, много отыскал! На что ж мне песнь веселья и забавы, Когда настроена она На звуки томные, на грустные октавы И только ими лишь полна? Когда на ложе грусти вечной Спокойно задремал мой дух? Забудь, прекрасная, песнь радости беспечной: Его разбудишь ты для муки бесконечной, Когда она тревожит слух.

Тот не поэт^*

Кто духом слаб и немощен душою, Ударов жребия могучею рукою Бесстрашно отразить в чьем сердце силы нет, Кто у него пощады вымоляет, Кто перед ним колена преклоняет, Тот не поэт! Кто юных дней губительные страсти Не подчинил рассудка твердой власти, Но, волю дав и чувствам и страстям, Пошел как раб вослед за ними сам, Кто слезы лил в годину испытанья И трепетал под игом тяжких бед, И не сносил безропотно страданья, Тот не поэт! На божий мир кто смотрит без восторга, Кого сей мир в душе не вдохновлял, Кто пред грозой разгневанного бога С мольбой в устах во прах не упадал, Кто у одра страдающего брата Не пролил слез, в ком состраданья нет, Кто продает себя толпе за злато, Тот не поэт! Любви святой, высокой, благородной Кто не носил в груди своей огня, Кто на порок презрительный, холодный Сменил любовь, святыней не храня; Кто не горел в горниле вдохновений, Кто их искал в кругу мирских сует, С кем не беседовал в часы ночные гений, Тот не поэт!