Чтение онлайн

на главную

Жанры

Том 1. Стихотворения 1939–1961
Шрифт:

ЧЕЛОВЕК

Царь природы, венец творенья Встал за сахаром для варенья. За всеведением или бессмертием Он бы в очередь эту не влез, Но к вареньям куда безмерней И значительней интерес. Метафизикам не чета я, И морали ему не читаю. Человек должен сытно кушать И чаи с вареньем пивать. А потом про бессмертие слушать И всезнаньем мозги забивать.

«Грехи и огрехи…»

Грехи и огрехи, Враги и овраги Не стоят чернила, Не стоят бумаги, Не стоит чернила Все то, что чернило, Все то, что моральный Ущерб причинило. Пишите-ка оды, Где слово «народы» Неточно рифмуют Со словом «свободы». Пишите баллады, Где слово «победы» Прекрасно рифмуют Со словом «обеды». Я ваши таланты Весьма почитаю И ваши баллады Всегда прочитаю.

ЛЕНИНСКАЯ

ЖИЛИЩНАЯ НОРМА

Должна быть мастерская, А в мастерской — Свет, чистота, покой. Немыслимы, бессмысленны Будущего контуры Без отдельной комнаты. Комната. Она На каждого одна Должна быть. С врезанной в дверях Сталью замка. Звонок тоже необходим пока. Хошь — затворяй. Хошь — не затворяй. Свой отдельный рай. С людьми живешь и дышишь, Но только не попишешь, Не сотворишь в толпе. И стих и человек Не на людях творятся, И надо затворяться На это время.

«Ордена теперь никто не носит…»

Ордена теперь никто не носит. Планки носят только дураки. И они, наверно, скоро бросят, Сберегая пиджаки. В самом деле, никакая льгота Этим тихим людям не дана, Хоть война была четыре года, Длинная была война. Впрочем, это было так давно, Что как будто не было и выдумано. Может быть, увидено в кино, Может быть, в романе вычитано. Нет, у нас жестокая свобода Помнить все страдания. До дна. А война — была. Четыре года. Долгая была война.

ПАМЯТЬ **

1957

ПАМЯТНИК

Дивизия лезла на гребень горы По мерзлому, мертвому, мокрому камню, Но вышло, что та высота высока мне. И пал я тогда. И затих до поры. Солдаты сыскали мой прах по весне, Сказали, что снова я родине нужен, Что славное дело, почетная служба, Большая задача поручена мне. — Да я уже с пылью подножной смешался! Да я уж травой придорожной пророс! — Вставай, подымайся! — Я встал и поднялся. И скульптор размеры на камень нанес. Гримасу лица, искаженного криком, Расправил, разгладил резцом ножевым. Я умер простым, а поднялся великим. И стал я гранитным, а был я живым. Расту из хребта, как вершина хребта. И выше вершин над землей вырастаю. И ниже меня остается крутая, Не взятая мною в бою высота. Здесь скалы от имени камня стоят. Здесь сокол от имени неба летает. Но выше поставлен пехотный солдат, Который Советский Союз представляет. От имени родины здесь я стою И кутаю тучей ушанку свою! Отсюда мне ясные дали видны — Просторы освобожденной страны. Где графские земли вручал батракам я, Где тюрьмы раскрыл, где голодных кормил, Где в скалах не сыщется малого камня, Которого б кровью своей не кропил. Стою над землей как пример и маяк. И в этом посмертная служба моя.

КЕЛЬНСКАЯ ЯМА

Нас было семьдесят тысяч пленных В большом овраге с крутыми краями. Лежим безмолвно и дерзновенно. Мрем с голодухи в Кельнской яме. Над краем оврага утоптана площадь — До самого края спускается криво. Раз в день на площадь выводят лошадь, Живую сталкивают с обрыва. Пока она свергается в яму, Пока ее делим на доли неравно, Пока по конине молотим зубами, — О бюргеры Кельна, да будет вам срамно! О граждане Кельна, как же так? Вы, трезвые, честные, где же вы были, Когда, зеленее, чем медный пятак, Мы в Кельнской яме с голоду выли? Собрав свои последние силы, Мы выскребли надпись на стенке отвесной, Короткую надпись над нашей могилой — Письмо солдату Страны Советской. «Товарищ боец, остановись над нами, Над нами, над нами, над белыми костями. Нас было семьдесят тысяч пленных, Мы пали за родину в Кельнской яме!» Когда в подлецы вербовать нас хотели, Когда нам о хлебе кричали с оврага, Когда патефоны о женщинах пели, Партийцы шептали: «Ни шагу, ни шагу…» Читайте надпись над нашей могилой! Да будем достойны посмертной славы! А если кто больше терпеть не в силах, Партком разрешает самоубийство слабым. О вы, кто наши души живые Хотели купить за похлебку с кашей, Смотрите, как, мясо с ладони выев, Кончают жизнь товарищи наши! Землю роем, скребем ногтями, Стоном стонем в Кельнской яме, Но все остается — как было, как было! — Каша с вами, а души с нами.

ГОРА

Ни тучки. С утра — погода. И значит, снова тревоги. Октябрь сорок первого года. Неспешно плывем по Волге — Раненые, больные, Едущие на поправку, Кроме того, запасные, Едущие на формировку. Я вместе с ними еду, Имею рану и справку, Талоны на три обеда, Мешок, а в мешке литровку. Радио, черное блюдце, Тоскливо рычит несчастья: Опять города сдаются, Опять отступают части. Кровью бинты промокли, Глотку сжимает ворот. Все мы стихли, примолкли. Но — подплывает город. Улицы ветром продуты, Рельсы звенят под трамваем. Здесь погрузим продукты. Вот к горе подплываем. Гора печеного хлеба Вздымала рыжие ребра, Тянула вершину к небу, Глядела разумно, добро, Глядела достойно, мудро, Как будто на все отвечала. И хмурое, зябкое утро Тихонько ее освещало. К ней подъезжали танки, К ней подходила пехота, И погружали буханки. Целые пароходы Брали с собой, бывало. Гора же не убывала И снова высила к небу Свои пеклеванные ребра. Без жалости и без гнева. Спокойно. Разумно. Добро. Покуда солдата с тыла Ржаная гора обстала, В нем кровь еще не остыла, Рука его не устала. Не быть стране под врагами, А быть ей доброй и вольной, Покуда пшеница с нами, Покуда хлеба довольно, Пока, от себя отрывая Последние меры хлеба, Бабы пекут караваи И громоздят их — до неба!

ГОСПИТАЛЬ

Еще скребут по сердцу «мессера», Еще вот здесь безумствуют стрелки, Еще в ушах работает «ура», Русское «ура-рарара-рарара!» — На двадцать слогов строки. Здесь ставший клубом бывший сельский храм — Лежим под диаграммами труда, Но прелым богом пахнет по углам — Попа бы деревенского сюда! Крепка анафема, хоть вера не тверда. Попишку бы ледащего сюда! Какие фрески светятся в углу! Здесь рай поет! Здесь ад ревмя ревет! На глиняном истоптанном полу Томится пленный, раненный в живот. Под фресками в нетопленном углу Лежит подбитый унтер на полу. Напротив, на приземистом топчане. Кончается молоденький комбат. На гимнастерке ордена горят. Он. Нарушает. Молчанье. Кричит! (Шепотом — как мертвые кричат.) Он требует, как офицер, как русский, Как человек, чтоб в этот крайний час Зеленый, рыжий, ржавый унтер прусский Не помирал меж нас! Он гладит, гладит, гладит ордена, Оглаживает, гладит гимнастерку И плачет, плачет, плачет горько, Что эта просьба не соблюдена. Лежит подбитый унтер на полу. А в двух шагах, в нетопленном углу, И санитар его, покорного, Уносит прочь, в какой-то дальний зал, Чтобы он своею смертью черной Комбата светлой смерти не смущал. И снова ниспадает тишина. И новобранца наставляют воины: — Так вот оно, какая здесь война! Тебе, видать, не нравится она — Попробуй перевоевать по-своему!

ВОЕННЫЙ РАССВЕТ

Тяжелые капли сидят на траве, Как птицы на проволоке сидят: Рядышком, голова к голове. Если крикнуть, они взлетят. Малые солнца купаются в них: В каждой капле свой личный свет. Мне кажется, я разобрался, вник, Что это значит — рассвет. Это — пронзительно, как засов, Скрипит на ветру лоза. Но птичьих не слышится голосов — Примолкли все голоса. Это — солдаты усталые спят, Крича сквозь сон невест имена. Но уже едет кормить солдат На кухне верхом старшина. Рассвет. Два с половиной часа Мира. И нет войны. И каплет медленная роса — Слезы из глаз тишины. Рассвет. По высям облачных гор Лезет солнце, все в рыжих лучах, Тихое, как усталый сапер, С тяжким грузом огня на плечах. Рассвет. И видит во сне сержант: Гитлер! Вот он, к стене прижат! Залп. Гитлер падает у стены. (Утром самые сладкие сны.) Рассвет — это значит: раз — свет! Два — свет! Три — свет! Во имя света для всей земли По темноте — пли! Солнце! Всеми лучами грянь! Ветер! Суши росу! …Ах, какая бывает рань В прифронтовом лесу!

«Последнею усталостью устав…»

Последнею усталостью устав, Предсмертным равнодушием охвачен, Большие руки вяло распластав, Лежит солдат. Он мог лежать иначе, Он мог лежать с женой в своей постели, Он мог не рвать намокший кровью мох, Он мог… Да мог ли? Будто? Неужели? Нет, он не мог. Ему военкомат повестки слал. С ним рядом офицеры шли, шагали. В тылу стучал машинкой трибунал. А если б не стучал, он мог? Едва ли. Он без повесток, он бы сам пошел. И не за страх — за совесть и за почесть. Лежит солдат — в крови лежит, в большой, А жаловаться ни на что не хочет.
Поделиться:
Популярные книги

Неудержимый. Книга XIV

Боярский Андрей
14. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIV

Штуцер и тесак

Дроздов Анатолий Федорович
1. Штуцер и тесак
Фантастика:
боевая фантастика
альтернативная история
8.78
рейтинг книги
Штуцер и тесак

Его маленькая большая женщина

Резник Юлия
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
8.78
рейтинг книги
Его маленькая большая женщина

Измена. Возвращение любви!

Леманн Анастасия
3. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Возвращение любви!

На границе империй. Том 7. Часть 4

INDIGO
Вселенная EVE Online
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 7. Часть 4

Убивать чтобы жить 6

Бор Жорж
6. УЧЖ
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Убивать чтобы жить 6

Совок-8

Агарев Вадим
8. Совок
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Совок-8

Убивать чтобы жить 2

Бор Жорж
2. УЧЖ
Фантастика:
героическая фантастика
боевая фантастика
рпг
5.00
рейтинг книги
Убивать чтобы жить 2

Я все еще не князь. Книга XV

Дрейк Сириус
15. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я все еще не князь. Книга XV

Возвышение Меркурия. Книга 12

Кронос Александр
12. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 12

Последняя Арена 7

Греков Сергей
7. Последняя Арена
Фантастика:
рпг
постапокалипсис
5.00
рейтинг книги
Последняя Арена 7

Не возвращайся

Гауф Юлия
4. Изменщики
Любовные романы:
5.75
рейтинг книги
Не возвращайся

Идеальный мир для Лекаря 12

Сапфир Олег
12. Лекарь
Фантастика:
боевая фантастика
юмористическая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 12

Бальмануг. Студентка

Лашина Полина
2. Мир Десяти
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Бальмануг. Студентка