Том 1. Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

Звуки и взор

О, полно ударять рукой По струнам арфы золотой. Смотри, как сердце воли просит, Слеза катится из очей; Мне каждый звук опять приносит Печали пролетевших дней. Нет, лучше с трепетом любви Свой взор на мне останови, Чтоб роковое вспоминанье Я в настоящем утопил И всё свое существованье В единый миг переселил.

Земля и Небо

Как землю нам больше небес не любить? Нам небесное счастье темно; Хоть счастье земное и меньше в сто раз, Но мы знаем, какое оно. О

надеждах и муках былых вспоминать В нас тайная склонность кипит; Нас тревожит неверность надежды земной. А краткость печали смешит. Страшна в настоящем бывает душе Грядущего темная даль; Мы блаженство желали б вкусить в небесах, Но с миром расстаться нам жаль. Что во власти у нас, то приятнее нам, Хоть мы ищем другого порой, Но в час расставанья мы видим ясней, Как оно породнилось с душой.

К *** («Дай руку мне, склонись к груди поэта…»)

Дай руку мне, склонись к груди поэта, Свою судьбу соедини с моей: Как ты, мой друг, я не рожден для света И не умею жить среди людей; Я не имел ни время, ни охоты Делить их шум, их мелкие заботы, Любовь мое всё сердце заняла, И что ж, взгляни на бледный цвет чела. На нем ты видишь след страстей уснувших, Так рано обуявших жизнь мою; Не льстит мне вспоминанье дней минувших, Я одинок над пропастью стою, Где всё мое подавлено судьбою; Так куст растет над бездною морскою И лист, грозой оборванный, плывет По произволу странствующих вод.

Из Андрея Шенье

За дело общее, быть может, я паду Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу; Быть может, клеветой лукавой пораженный, Пред миром и тобой врагами униженный, Я не снесу стыдом сплетаемый венец И сам себе сыщу безвременный конец; Но ты не обвиняй страдальца молодого, Молю, не говори насмешливого слова. Ужасный жребий мой твоих достоин слез, Я много сделал зла, но больше перенес. Пускай виновен я пред гордыми врагами, Пускай отмстят; в душе, клянуся небесами, Я не злодей, о нет, судьба губитель мой; Я грудью шел вперед, я жертвовал собой; Наскучив суетой обманчивого света, Торжественно не мог я не сдержать обета; Хоть много причинил я обществу вреда, Но верен был тебе всегда, мой друг, всегда; В уединении, среди толпы мятежной, Я всё тебя любил и всё любил так нежно.

К *** («Не медли в дальной стороне…»)

Не медли в дальной стороне, Молю, мой друг, спеши сюда. Ты взгляд мгновенный кинешь мне, А там простимся навсегда. И я, поймавши этот взор И речь последнюю твою, Хотя б она была укор, Их вместе в сердце схороню. И в день печали роковой Твой взор, умеющий язвить, Воображу перед собой И стану речь твою твердить. И вновь мечтанье сблизит нас, И вспомню, вспомню я тогда, Как встретились мы в первый раз И как расстались навсегда.

Сосед

Погаснул день на вышинах небесных, Звезда вечерняя лиет свой тихий свет; Чем занят бедный мой сосед? Чрез садик небольшой, между ветвей древесных, Могу заметить я, в его окне Блестит огонь; его простая келья Чужда забот и светского веселья, И этим нравится он мне. Прохожие об нем различно судят, И все его готовы порицать, Но их слова соседа не принудят Лампаду ранее иль позже зажигать. И только я увижу свет лампады, Сажусь тотчас у своего окна, И в этот миг таинственной отрады Душа моя мятежная полна. И мнится мне, что мы друг друга понимаем, Что я и бедный мой сосед, Под бременем одним страдая, увядаем, Что мы знакомы с давных лет.

Стансы («Не могу на родине томиться…»)

Не могу на родине томиться, Прочь отсель, туда, в кровавый бой. Там, быть может, перестанет биться Это сердце, полное тобой. Нет, я не прошу твоей любови, Нет, не знай губительных страстей; Видеть смерть мне надо, надо крови, Чтоб залить огонь в груди моей. Пусть паду, как ратник, в бранном поле. Не оплакан светом буду я, Никому не будет в тягость боле Буря чувств моих и жизнь моя. Юных лет святые обещанья Прекратит судьба на месте том, Где без дум, без вопля, без роптанья Я усну давно желанным сном. Так, но если я не позабуду В этом сне любви печальный сон, Если образ твой всегда повсюду Я носить с собою осужден; Если там в пределах отдаленных, Где душа должна блаженство пить, Тяжких язв, на ней напечатленных, Невозможно будет излечить; О, взгляни приветно в час разлуки На того, кто с гордою душой Не боится ни людей, ни муки, Кто умрет за честь страны родной; Кто, бывало, в тайном упоенье, На тебя вперив свой влажный взгляд, Возбуждал людское сожаленье И твоей улыбке был так рад.

Мой демон (1830–1831)

1

Собранье зол его стихия; Носясь меж темных облаков, Он любит бури роковые И пену рек и шум дубров; Он любит пасмурные ночи, Туманы, бледную луну, Улыбки горькие и очи, Безвестные слезам и сну.

2

К ничтожным хладным толкам света Привык прислушиваться он, Ему смешны слова привета И всякий верящий смешон; Он чужд любви и сожаленья, Живет он пищею земной, Глотает жадно дым сраженья И пар от крови пролитой.

3

Родится ли страдалец новый, Он беспокоит дух отца, Он тут с насмешкою суровой И с дикой важностью лица; Когда же кто-нибудь нисходит В могилу с трепетной душой, Он час последний с ним проводит, Но не утешен им больной.

4

И гордый демон не отстанет, Пока живу я, от меня И ум мой озарять он станет Лучом чудесного огня; Покажет образ совершенства И вдруг отнимет навсегда И, дав предчувствия блаженства, Не даст мне счастья никогда.

Романс («Хоть бегут по струнам моим звуки веселья…»)

Хоть бегут по струнам моим звуки веселья, Они не от сердца бегут; Но в сердце разбитом есть тайная келья, Где черные мысли живут. Слеза по щеке огневая катится, Она не из сердца идет. Что в сердце, обманутом жизнью, хранится, То в нем и умрет. Не смейте искать в сей груди сожаленья, Питомцы надежд золотых; Когда я свои презираю мученья, – Что мне до страданий чужих? Умершей девицы очей охладевших Не должен мой взор увидать; Я б много припомнил минут пролетевших, А я не люблю вспоминать! Нам память являет ужасные тени, Кровавый былого призрак, Он вновь призывает к оставленной сени, Как в бурю над морем маяк, Когда ураган по волнам веселится, Смеется над бедным челном, И с криком пловец без надежд воротиться Жалеет о крае родном.