О слезы женские, с придачейНервических, тяжелых драм!Вы долго были мне задачей,Я долго слепо верил вамИ много вынес мук мятежных.Теперь я знаю наконец:Не слабости созданий нежных, —Вы их могущества венец.Вернее закаленной сталиВы поражаете сердца.Не знаю, сколько в вас печали,Но деспотизму нет конца!Когда, бывало, предо мноюЗальется милая моя,Наружно ласковость удвою,Но внутренно озлоблен я.Пока она дрожит и стонет,Лукавлю праздною душой:Язык лисит, а глаз шпионитИ открывает… Боже мой!Зачем не мог я прежде видеть?Ее не стоило любить,Ее не стоит ненавидеть…О ней не стоит говорить…Скажи «спасибо» близорукой,Всеукрашающей любвиИ с головы с ревнивой мукойВолос седеющих не рви!Чем ты был пьян — вином поддельнымИль настоящим — всё равно;Жалей о том, что сном смертельнымНе усыпляет нас оно!
* * *
Кто ей теперь флакон подносит,Застигнут сценой роковой?Кто у нее прощенья просит,Вины не зная за собой?Кто сам трясется в лихорадке,Когда она к окну бежитВ преувеличенном припадкеИ «ты свободен» говорит?Кто боязливо наблюдает,Сосредоточен и сердит,Как буйство нервное стихаетИ переходит в аппетит?Кто ночи трудные проводит,Один, ревнивый и больной,А утром
с ней по лавкам бродит,Наряд торгуя дорогой?Кто говорит «Прекрасны оба» —На нежный спрос: «Который взять?» —Меж тем как закипает злобаИ к черту хочется послатьФранцуженку с нахальным носом,С ее коварным: «C'est joli»И даже милую с вопросом…Кто молча достает рубли,Спеша скорей покончить муку,И, увидав себя в трюмо,В лице твоем читает скукуИ рабства темное клеймо?…
«За отъездом продаются: мебель, зеркала и проч. Дом Воронина, 159».
(«полиц. вед.»)
Надо поехать — статья подходящая!Слышится в этом нужда настоящая,Не попадется ли что-нибудь дешево?Вот и поехал я. Много хорошего:Бронза, картины, портьеры всё новые,Мягкие кресла, диваны отменные,Только у барыни очи суровые,Речи короткие, губы надменные;Видимо, чем-то она озабочена,Но молода, хороша удивительно:Словно рукой гениальной обточеноСмуглое личико. Всё в ней пленительно:Тянут назад ее голову милуюЧерные волосы, сеткою сжатые,Дышат какою-то сдержанной силоюНоздри красивые, вверх приподнятые.Видно, что жгучая мысль беспокойнаяВ сердце кипит, на простор вырывается.Вся соразмерная, гордая, стройная,Мне эта женщина часто мечтается…Я отобрал себе вещи прекрасные,Но оказалися цены ужасные!День переждал, захожу — то же самое!Меньше предложишь, так даже обидится!..«Барыня эта — созданье упрямое:С мужем, подумал я, надо увидеться».Муж — господин красоты замечательной,В гвардии год прослуживший отечеству —Был человек разбитной, обязательный,Склонный к разгулу, к игре, к молодечеству, —С ним у нас дело как раз завязалося.Странная драма тогда разыгралася:Мужа застану — поладим скорехонько;Барыня выйдет — ни в чем не сторгуешься(Только глазами ее полюбуешься).Нечего делать! вставал я ранехонько,И, пока барыня сном наслаждалася, —Многое сходно купить удавалося.У дому ждут ломовые извозчики,В доме толпятся вещей переносчики,Окна ободраны, стены уж голые,У покупателей лица веселые.Только у няни глаза заслезилися:«Вот и с приданым своим мы простилися!» —Молвила няня… «Какое приданое?»— «всё это взял он за барышней нашею,Вместе весной покупали с мамашею;Как любовались!..»Открытье нежданное!Сказано слово — и всё объяснилося!Вот почему так она дорожилася.Бедная женщина! В позднем участии,Я проклинаю торгашество пошлое.Всё это куплено с мыслью о счастии,С этим уходит — счастливое прошлое!Здесь ты свила себе гнездышко скромное,Каждый здесь гвоздик вколочен с надеждою…Ну, а теперь ты созданье бездомное,Порабощенное грубым невеждою!Где не остыл еще след обаянияДевственной мысли, мечты обольстительной,Там совершается торг возмутительный.Как еще можешь сдержать ты рыдания!В очи твои голубые, красивыеНагло глядят торгаши неприветные,Осквернены твои думы стыдливые,Проданы с торгу надежды заветные!..Няня меж тем заунывные жалобыШепчет мне в ухо: «Распродали дешево —Лишь до деревни доехать достало бы.Что уж там будет? Не жду я хорошего!Барин, поди, загуляет с соседями,Барыня будет одна-одинехонька.День-то не весел, а ночь-то чернехонька.Рядом лесище — с волками, с медведями».— «Смолкни ты, няня! созданье болтливое,Не надрывай мое сердце пугливое!Нам ли в диковину сцены тяжелые?Каждому трудно живется и дышится.Чудо, что есть еще лица веселые,Чудо, что смех еще временем слышится!..»Барин пришел — поздравляет с покупкою,Барыня бродит такая унылая;С тихо воркующей, нежной голубкоюЯ ее сравнивал, деньги постылыеЕй отдавая… Копейка ты медная!Горе, ты горе! нужда окаянная…Чуть над тобой не заплакал я, бедная,Вот одолжил бы… Прощай, бесталанная!..
Если пасмурен день, если ночь не светла,Если ветер осенний бушует,Над душой воцаряется мгла,Ум, бездействуя, вяло тоскует.Только сном и возможно помочь,Но, к несчастью, не всякому спится…Слава богу! морозная ночь —Я сегодня не буду томиться.По широкому полю иду,Раздаются шаги мои звонко,Разбудил я гусей на пруду,Я со стога спугнул ястребенка.Как он вздрогнул! как крылья развил!Как взмахнул ими сильно и плавно!Долго, долго за ним я следил,Я невольно сказал ему: славно!Чу! стучит проезжающий воз,Деготьком потянуло с дороги…Обоняние тонко в мороз,Мысли свежи, выносливы ноги.Отдаешься невольно во властьОкружающей бодрой природы;Сила юности, мужество, страстьИ великое чувство свободыНаполняет ожившую грудь;Жаждой тела душа закипает,Вспоминается пройденный путь,Совесть песню свою запевает…Я советую гнать ее прочь —Будет время еще сосчитаться!В эту тихую, лунную ночьСозерцанию должно предаться.Даль глубоко прозрачна, чиста,Месяц полный плывет над дубровой,И господствуют в небе цветаГолубой, беловатый, лиловый.Воды ярко блестят средь полей,А земля прихотливо одетаВ волны белого лунного светаИ узорчатых, странных теней.От больших очертаний картиныДо тончайших сетей паутиныЧто как иней к земле прилегли, —Всё отчетливо видно: далечеПротянулися полосы гречи,Красной лентой по скату прошли;Замыкающий сонные нивы,Лес сквозит, весь усыпан листвой;Чудны красок его переливыПод играющей, ясной луной;Дуб ли пасмурный, клен ли веселый —В нем легко отличишь издали;Грудью к северу; ворон тяжелый —Видишь — дремлет на старой ели!Всё, чем может порадовать сынаПоздней осенью родина-мать:Зеленеющей озими гладь,Подо льном — золотая долина,Посреди освещенных луговВеличавое войско стогов, —Всё доступно довольному взору…Не сожмется мучительно грудь,Если б даже пришлось в эту поруНа родную деревню взглянуть:Не видна ее бедность нагая!Запаслася скирдами, родная,Окружилася ими онаИ стоит, словно полная чаша.Пожелай ей покойного сна —Утомилась, кормилица наша!..Спи, кто может, — я спать не могу,Я стою потихоньку, без шумуНа покрытом стогами лугуИ невольную думаю думу.Не умел я с тобой совладать,Не осилил я думы жестокой…В эту ночь я хотел бы рыдатьНа могиле далекой,Где лежит моя бедная мать…В стороне от больших городов,Посреди бесконечных лугов,За селом, на горе невысокой,Вся бела, вся видна при луне,Церковь старая чудится мне,И на белой церковной стенеОтражается крест одинокий.Да! я вижу тебя, божий дом!Вижу надписи вдоль по карнизуИ апостола Павла с мечом,Облаченного в светлую ризу.Поднимается сторож-старикНа свою колокольню-руину,На тени он громадно велик:Пополам пересек всю равнину.Поднимись! — и медлительно бей,Чтобы слышалось долго гуденье!В тишине деревенских ночейЭтих звуков властительно пенье:Если есть в околотке больной,Он при них встрепенется душойИ, считая внимательно звуки,Позабудет на миг свои муки;Одинокий ли путник ночнойИх заслышит — бодрее шагает;Их заботливый пахарь считаетИ, крестом осенясь в полусне,Просит бога о ведряном дне.Звук за звуком гудя прокатился,Насчитал я двенадцать часов.С колокольни старик возвратился,Слышу шум его звонких шагов,Вижу тень его; сел на ступени,Дремлет, голову свесив в колени.Он в мохнатую шапку одет,В балахоне убогом и темном…Всё, чего не видал столько лет,От чего я пространством огромнымОтделен, — всё живет предо мной,Всё так ярко рисуется взору,Что не верится мне в эту пору,Чтоб не мог увидать я и той,Чья душа здесь незримо витает,Кто под этим крестом почивает…Повидайся со мною, родимая!Появись легкой тенью на миг!Всю ты жизнь прожила нелюбимая,Всю ты жизнь прожила для других.С головой, бурям жизни открытою,Весь свой век под грозою сердитоюПростояла, — грудью своейЗащищая любимых детей.И гроза над тобой разразилася!Ты не дрогнув удар приняла,За врагов, умирая, молилася,На детей милость бога звала.Неужели за годы страданияТот, кто столько тобою был чтим,Не пошлет тебе радость свиданияС погибающим сыном твоим?..Я кручину мою многолетнююНа родимую грудь изолью,Я тебе мою песню последнюю,Мою горькую песню спою.О прости!
то не песнь утешения,Я заставлю страдать тебя вновь,Но я гибну — и ради спасенияЯ твою призываю любовь!Я пою тебе песнь покаяния,Чтобы кроткие очи твоиСмыли жаркой слезою страданияВсе позорные пятна мои!Чтоб ту силу свободную, гордую,Что в мою заложила ты грудь,Укрепила ты волею твердоюИ на правый поставила путь…Треволненья мирского далекая,С неземным выраженьем в очах,Русокудрая, голубоокая,С тихой грустью на бледных устах,Под грозой величаво-безгласная, —Молода умерла ты, прекрасная,И такой же явилась ты мнеПри волшебно светящей луне.Да! я вижу тебя, бледнолицую,И на суд твой себя отдаю.Не робеть перед правдой-царицеюНаучила ты музу мою:Мне не страшны друзей сожаления,Не обидно врагов торжество,Изреки только слово прощения,Ты, чистейшей любви божество!Что враги? пусть клевещут язвительней, —Я пощады у них не прошу,Не придумать им казни мучительнейТой, которую в сердце ношу!Что друзья? Наши силы неровные,Я ни в чем середины не знал,Что обходят они, хладнокровные,Я на всё безрассудно дерзал,Я не думал, что молодость шумная,Что надменная сила пройдет —И влекла меня жажда безумная,Жажда жизни — вперед и вперед!Увлекаем бесславною битвою,Сколько раз я над бездной стоял,Поднимался твоею молитвою,Снова падал — и вовсе упал!..Выводи на дорогу тернистую!Разучился ходить я по ней,Погрузился я в тину нечистуюМелких помыслов, мелких страстей.От ликующих, праздно болтающих,Обагряющих руки в кровиУведи меня в стан погибающихЗа великое дело любви!Тот, чья жизнь бесполезно разбилася,Может смертью еще доказать,Что в нем сердце неробкое билося,Что умел он любить…. . . . . . . . . . . . . . .
(Утром, в постели)
О мечты! о волшебная властьВозвышающей душу природы!Пламя юности, мужество, страстьИ великое чувство свободы —Всё в душе угнетенной моейПробудилось… но где же ты, сила?Я проснулся ребенка слабей.Знаю: день проваляюсь уныло,Ночью буду микстуру глотать,И пугать меня будет могила,Где лежит моя бедная мать.Всё, что в сердце кипело, боролось,Всё луч бледного утра спугнул,И насмешливый внутренний голосЗлую песню свою затянул:«Покорись, о ничтожное племя!Неизбежной и горькой судьбе,Захватило нас трудное времяНеготовыми к трудной борьбе.Вы еще не в могиле, вы живы,Но для дела вы мертвы давно,Суждены вам благие порывы,Но свершить ничего не дано…»
Литература с трескучими фразами,Полная духа античеловечного,Администрация наша с указамиО забирании всякого встречного, —Дайте вздохнуть!.. Я простился с столицами,Мирно живу средь полей,Но и крестьяне с унылыми лицамиНе услаждают очей;Их нищета, их терпенье безмерноеТолько досаду родит…Что же ты любишь, дитя маловерное,Где же твой идол стоит?..
В полном разгаре страда деревенская…Доля ты! — русская долюшка женская!Вряд ли труднее сыскать.Не мудрено, что ты вянешь до времени,Всевыносящего русского племениМногострадальная мать!Зной нестерпимый: равнина безлесная,Нивы, покосы да ширь поднебесная —Солнце нещадно палит.Бедная баба из сил выбивается,Столб насекомых над ней колыхается,Жалит, щекочет, жужжит!Приподнимая косулю тяжелую,Баба порезала ноженьку голую —Некогда кровь унимать!Слышится крик у соседней полосыньки,Баба туда — растрепалися косыньки, —Надо ребенка качать!Что же ты стала над ним в отупении?Пой ему песню о вечном терпении,Пой, терпеливая мать!..Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,Право, сказать мудрено.В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,Канут они — всё равно!Вот она губы свои опаленныеЖадно подносит к краям…Вкусны ли, милая, слезы соленыеС кислым кваском пополам?..
Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Играючи, расходитсяВдруг ветер верховой:Качнет кусты ольховые,Подымет пыль цветочную,Как облако, — всё зелено:И воздух, и вода!Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Скромна моя хозяюшкаНаталья Патрикеевна,Водой не замутит!Да с ней беда случилася,Как лето жил я в Питере…Сама сказала, глупая,Типун ей на язык!В избе сам-друг с обманщицейЗима нас заперла,В мои глаза суровыеГлядит — молчит жена.Молчу… а дума лютаяПокоя не дает:Убить… так жаль сердечную!Стерпеть — так силы нет!А тут зима косматаяРевет и день и ночь:«Убей, убей изменницу!Злодея изведи!Не то весь век промаешься,Ни днем, ни долгой ноченькойПокоя не найдешь.В глаза твои бесстыжиеСоседи наплюют!..»Под песню-вьюгу зимнююОкрепла дума лютая —Припас я вострый нож…Да вдруг весна подкралася…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Как молоком облитые,Стоят сады вишневые,Тихохонько шумят;Пригреты теплым солнышком,Шумят повеселелыеСосновые леса;А рядом новой зеленьюЛепечут песню новуюИ липа бледнолистая,И белая березонькаС зеленою косой!Шумит тростинка малая,Шумит высокий клен…Шумят они по-новому,По-новому, весеннему…Идет-гудет Зеленый Шум,Зеленый Шум, весенний шум!Слабеет дума лютая,Нож валится из рук,И всё мне песня слышитсяОдна — в лесу, в лугу:«Люби, покуда любится,Терпи, покуда терпится,Прощай, пока прощается,И — бог тебе судья!»
В позднюю ночь над усталой деревнеюСон непробудный царит,Только старуху столетнюю, древнююНе посетил он. — Не спит,Мечется по печи, охает, мается,Ждет — не поют петухи!Вся-то ей долгая жизнь представляется,Все-то грехи да грехи!«Охти мне! часто владыку небесногоЯ искушала грехом:Нутко-се! с ходу-то, с ходу-то крестногоРаз я ушла с паренькомВ рощу… Вот то-то! мы смолоду дурочки,Думаем: милостив бог!Раз у соседки взяла из-под курочкиПару яичек… ох! ох!В страдную пору больной притворилася —Мужа в побывку ждала…С Федей-солдатиком чуть не слюбилася…С мужем под праздник спала.Охти мне… ох! угожу в преисподнюю!Раз, как забрили сынка,Я возроптала на благость господнюю,В пост испила молока, —То-то я грешница! то-то преступница!С горя валялась пьяна…Божия матерь! Святая заступница!Вся-то грешна я, грешна!..»
Темен вернулся с кладбища Трофим;Малые детки вернулися с ним,Сын да девочка. Домой-то без матушкиГорько вернуться: дорогой ребятушкиРевма-ревели; а тятька молчал.Дома порылся, кубарь отыскал:«Нате, ребята! — играйте, сердечные!»И улыбнулися дети беспечные,Жжжж-жи! запустили кубарь у ворот…Кто ни проходит — жалеет сирот:«Нет у вас матушки!» — молвила Марьюшка.«Нету родимой!» — прибавила Дарьюшка.Дети широко раскрыли глаза,Стихли. У Маши блеснула слеза…«Как теперь будете жить, сиротиночки!» —И у Гришутки блеснули слезиночки.«Кто-то вас будет ласкать-баловать?» —Навзрыд заплакали дети опять.«Полно, не плачьте!» — сказала Протасьевна,«Уж не воротишь, — прибавила Власьевна. —Грешную душеньку боженька взял,Кости в могилушку поп закопал,То-то, чай, холодно, страшно в могилушке?Ну же, не плачьте! родные вы, милушки!..»Пуще расплакались дети. ТрофимКрики услышал и выбежал к ним,Стал унимать как умел, а соседушкиНу помогать ему: «Полноте, детушки!Что уж тут плакать? Пора привыкатьК доле сиротской; забудьте вы мать:Спели церковники память ей вечную,Чай, уж теперь ее гложет, сердечную,Червь подземельный!..» Трофим поскорейНа руки взял — да в избенку детей!Целую ночь проревели ребятушки:«Нет у нас матушки! нет у нас матушки!Матушку на небо боженька взял!»Целую ночь с ними тятька не спал,У самого расходилися думушки…Ну, удружили досужие кумушки!