Том 2. Стихотворения 1917-1920

Бедный Демьян

Гатчинский урок^*

Белогвардейская песня

Уж как питерцы нажали, Батюшки, Мы из Гатчины сбежали, Матушки. Ох вы, танки, наши танки, Батюшки, Мы бежали вроде шпанки, Матушки. Без оглядки мы чесали, Батюшки, Животы свои спасали, Матушки. Ох ты, горе, наше горе, Батюшки, Сбросят питерцы нас в море, Матушки. Там нажмут и тут ударят, Батюшки, С флангов дуют, с тылу шпарят, Матушки. Офицеры – глянь, ребятки! – Батюшки, Засверкали только пятки, Матушки. Сам Юденич мчится полем, Батюшки, Позабыл, с каким паролем, Матушки. То ли «Питер», то ли «Нарва», Батюшки, Генеральская ты лярва, Матушки. Гнать умел ты нас в атаку, Батюшки, Эй, держи его, собаку, Матушки. Ежли нам спасенья нету, Батюшки, И Юденича – к ответу! Матушки. Питер всем нам даст пощаду, Батюшки, Но не этакому гаду, Матушки. Чем без толку отбиваться, Батюшки, Айда питерцам сдаваться, Матушки. Вот сбылось уже два года, Батюшки, Как вся власть в руках народа,

Матушки. Повинимся ж нашей братье, Батюшки, Что и мы пришли в понятье, Матушки. Что урок мы получили, Батюшки, Нас под Гатчиной учили, Матушки. Что довольны мы наукой, Батюшки, Сам Юденич в том порукой, Матушки. Вот он – жирный да усатый, Батюшки, Черт проклятый, полосатый, Матушки. Пил он сладко, ел он плотно, Батюшки, Мы сдаем его охотно, Матушки. Получайте, петроградцы, Батюшки, Да простите всех нас, братцы, Матушки.

Правда-матка^*

Или – как отличить на фронтах подлинные листовки Демьяна Бедного от белогвардейских подделок под них

Вожу пером, ребятушки, По белому листу. С народом я беседовать Привык начистоту. За словом, сами знаете, Не лезу я в карман, Но не любил я отроду Пускаться на обман. За правду распинаюсь я Уж много-много лет И за словечко каждое Готов держать ответ. Написано – подписано, Читай меня – суди. Любовь и злая ненависть Сплелись в моей груди: Любовь – к народу бедному, И ненависть – к панам, К царям, попам, помещикам И всяческим «чинам». За то, что раскрываю я Всю правду бедняку, Меня б дворяне вздернули На первом же суку. Пока же на другой они Пускаются прием: Печатают стишоночки, Набитые враньем. Стишки моею подписью Скрепляют подлецы, Чтоб их вранье за истину Сочли бы простецы. Но с подписью поддельною Уйдешь недалеко. Мои ль стихи, иль барские, Друзья, узнать легко: Одной дороги с Лениным Я с давних пор держусь. Я Красной нашей Армией Гордился и горжусь. Мне дорог каждый искренний И честный большевик. В моем углу два образа: Рабочий и мужик. За строй коммунистический Стоял я и стою. Помещикам, заводчикам – Пощады не даю. Стремясь рассеять знанием Души народной мрак, Я – враг всех бабьих выдумок И всех поповских врак. Как вы, люблю я родину, Но – не рабыню-Русь, Которой помыкала бы Разъевшаяся гнусь. Люблю я Русь народную, Советский вольный край, Где мироедам – места нет, Где труженикам – рай. Еще, друзья, приметою Отмечен я одной: Язык – мое оружие – Он ваш язык родной. Без вывертов, без хитростей, Без вычурных прикрас Всю правду-матку попросту Он скажет в самый раз. Из недр народных мой язык И жизнь и мощь берет. Такой язык не терпит лжи, Такой язык не врет. У Кривды – голос ласковый, Медовые уста, У Правды – речь укорная, Сурова и проста; У Кривды – сто лазеечек, У Правды – ни одной; У Кривды – путь извилистый, У Правды – путь прямой; В сапожках Кривда в лайковых, А Правда – босиком, – Но за босою Правдою Пойдем мы прямиком!

Тройка^*

Мчалась пара… генералов – «Уж Москва невдалеке». Шел Деникин на пристяжке, А Колчак – в кореннике. Приступили к перепряжке, Головой Колчак поник: Он с Юденичем в пристяжке, А Деникин – коренник. Мы… Юденича загнали И загнали Колчака, Нынче, братцы, остается Нам свалить коренника.

Буржуазная элегия^*

В вечернем сумраке Кривая улица. Буржуй по улице Идет, сутулится. Вперед посмотрит он, Назад оглянется, К плакату каждому Руками тянется. Движеньем яростным В одно мгновение Тут он плакат сорвет, Там – объявление. Утешен радостью, Увы, минутною, Полна душа его Тревогой смутною: «Ох, положеньице Ты буржуазное, Что безысходное Да невылазное!» Буржуй по улице Идет, сутулится. В вечернем сумраке Кривая улица.

Кандидаты на… фонари ^*

Фон-дер-Гольц в родном Берлине, Он в Стамбуле – Гольц-паша, Гетман Гольцев – в Украине. Что ни день, то антраша. Сколько красок в этом Фоне: Все цвета на всякий вкус! Фон-дер-гетман-Гольц в вагоне Теребит «казацкий ус»! «Мейне тапфере козакен – Едер герое, курц унд гут [12] . Ошень смелий все воякен, Алле габен дейтшер мут! [13] Онэ орднунг… [14] бес парятка Штэт [15] ди руссише… земля, Ми поим своя лошатка На московише Кремля!» Шарлатану наши баре Помогают во всю мочь. Фон-дер-Гольц-пашу в бояре Возвести они не прочь. Это что! Прохвосты рады Возвести его в цари: «Лишь верни нам наши клады И порядок водвори!» Ждут «порядка» живоглоты. Погодите, дайте срок. С фон-дер-гетманской работы Вам немалый будет прок: Коль охоты нет расстаться Вам с мечтою о царях, Не пришлось бы (может статься) С фон-дер-Гольцем вам болтаться На московских фонарях!!

12

Мои бравые казаки, все вы герои.

13

У всех у вас немецкая храбрость.

14

Без порядка.

15

Стоит.

«Богомольный» буржуй^*

(Московская картинка с натуры)

Буржуй одет «под пролетария». Безбожный прежде горожанин, Он у отца у Истукария Теперь первейший прихожанин. На голос звона колокольного Он нынче мчит, как угорелый, И средь народа богомольного Он разговор ведет умелый. Волк, под овечьей скрытый шкурою, Глаза молитвенно закатит, На разговор с иною дурою По часу битому он тратит. Попу, умильно руку чмокая, Подносит воду и кропило. В глазах лукавых – скорбь глубокая «Как-кое время наступило!» В руках – с яичко воробьиное Просфорка серая, сухая. «И вот за это – пять с полтиною!» – Буржуй в толпе бубнит, вздыхая. Толпа к просфоркам жадно тянется. Поп всем дает – дает просфорки, Продаст просфорку и оглянется: Бумажек стопочки и горки! Буржуй на паперти старается, Весь разрывается на части: «За что Расея-мать карается? Дождемся ль мы законной власти?» Всех взбудораживши вопросами, Он мчит домой к своей шкатулке И… всю неделю папиросами Торгует в Банном переулке.

Коммунары^*

Ни достатка, ни порядка; Ходит сам не свой Касьян: У Касьяна есть лошадка, Нету плуга и семян. У Емели дует в щели. С горя, бедный, будто пьян: Плуг есть старый у Емели, Нет лошадки и семян. Злая грусть берет Нефеда, Дед клянет весь белый свет: Семена нашлись у деда, Нет лошадки, плуга нет. Повстречал Касьян Нефеда, Подошел к ним Емельян. Слово за слово – беседа Завязалась у крестьян. «Ох-ти, брат, не жизнь, а горе». «Я вот стал совсем моща». Все на том сошлися вскоре: С горем биться сообща. Что у всех имелось втуне, То теперь слилось в одно: Есть коммуна, а в коммуне – Плуг, лошадка и зерно. Дед с Касьяном поле пашет, – С ними спаянный трудом, Молотком Емеля машет, Подновляя общий дом. Труд не в труд, одна утеха, Стал милее белый свет. – Братцы, счастья и успеха! Коммунарам мой привет!

1920

О черте^*

(Новогоднее)

Среди поэтов – я политик, Среди политиков – поэт. Пусть ужасается эстет И пусть меня подобный критик В прах разнесет, мне горя нет. Я, братцы, знаю то, что знаю. Эстету древний мил Парнас, А для меня (верней для нас) Милее путь к горе Синаю: Парнас есть миф, Синай – закон, И непреложный и суровый. И на парнасский пустозвон Есть у меня в ответ – готовый Свой поэтический канон. Сам государственник Платон, Мудрец, безжалостный к поэтам (За то, что все поэты врут), Со мной бы не был очень крут. Там, где закон: «Вся власть – Советам», Там не без пользы мой свисток, Там я – сверчок неугомонный, Усевшийся на свой законный Неосуждаемый шесток. Пусть я лишь грубый слух пленяю Простых рабочих, мужиков, Я это в честь себе вменяю, Иных не надо мне венков. Вот я поэт какого сорта, И коль деревня видит черта И склонна верить чудесам, То черта вижу я и сам. С детьми язык мой тоже детский, И я, на черта сев верхом, Хлещу его своим стихом. Но: этот черт уже советский; На нем клеймо не адских сфер, А знак «Эс-Де» или «Эс-Эр», И в этом нет большого дива, Про черта речь моя правдива. Где суеверная толпа Покорна голосу попа, Там черт пойдет в попы, в монахи, И я слыхал такие страхи, Как некий черт везде сновал, Вооружась крестом нагрудным, И, промышляя делом блудным, В лесу обитель основал, Вошел в великую известность И, соблазнивши всю окрестность, Потом (для виду) опочил И чин святого получил; С мощами дьявольскими рака, По слухам, и до наших дней, Для душ, не вышедших из мрака, Святыней служит, и пред ней, Под звон призывно колокольный, Народ толпится богомольный. Черт современный поумней. От показного благочестия Его поступки далеки: Он от строки и до строки Прочтет советские «Известия», Все обмозгует, обсосет И, случай выбравши удобный, – Советской власти критик злобный, – Иль меньшевистскую несет, Иль чушь эсеровскую порет, А черта черт ли переспорит?! Черт на вранье большой мастак, В речах он красочен и пылок. «Ну ж, дьявол, так его, растак!» Его наслушавшись, простак Скребет растерянно затылок. «Куда он только это гнет? Порядки царские клянет, Но и советских знать не хочет. Про всенародные права, Про учредиловку лопочет, А суть выходит такова, Что о буржуях он хлопочет. Кружится просто голова!» И закружится поневоле. Черт – он учен в хорошей школе И не скупится на слова. У черта правило такое: Слова – одно, дела – другое, Но речь про чертовы дела Я отложу ужо на святки. Хоть вероятность и мала, Что речь продолжу я, ребятки, Бумага всех нас подвела: Большие с нею недохватки; В газетах нынче завели Такие строгие порядки, Что я, как рыба на мели, Глотаю воздух и чумею, Теряю сотни острых тем И скоро, кажется, совсем, Чертям на радость, онемею. Пишу сие не наобум. Не дай погибнуть мне, главбум, И заработай полным ходом, – На том кончаю. С Новым Годом!

Демьян Бедный.

На помощь красным бойцам^*

(И «неделе фронта»)

Горькая чаша, но славная чаша Выпала всем нам на долю. Кровью истекшая родина наша Бьется за вольную волю. Мощным порывом разбив свои ржавые Тысячелетние путы, Гневно взметнулися руки шершавые В вихре неслыханной смуты. Люд изнуренный, невольник раскованный, Терпит безмерные муки. Счастье народное – клад заколдованный – Трудно дается нам в руки. Но победит наше слово заветное Грозные вражьи перуны. Близится, близится царство всесветное Братской рабочей коммуны. Ждут нас, быть может, еще поражения, Новые жертвы и раны, – Мы против вражьего злого вторжения Новые двинем тараны. Реют всполохи над дальними странами, Рвутся бойцы нам на смену. Скоро пробьем мы двойными таранами Вражью проклятую стену. Красные рати, не зная усталости, Бьются с отвагою львиной, Черную силу сметают без жалости Неудержимой лавиной. К светлым просторам сквозь дебри дремучие Нам расчищают дорогу, Верят бойцы в свои силы могучие, В братскую нашу подмогу. Их беззаветной отваги последствия Высшая наша отрада, Наши восторги и наши приветствия Красным героям награда. Братья и сестры, чтоб новые бедствия Нашим не стали уделом, Красным бойцам посылайте приветствия, Но – подкрепляйте их делом.

Будьте на страже!^*

Посвящ. первой трудовой армии.

В Черное море и в Белое море Черных и белых загоним мы вскоре. Все душегубы, что лезли в цари, Все, кто повинен в народном разоре, – Будут пускать под водой пузыри. Вы победили в мучительном споре, Красные богатыри! Крепче ж держите, герои, винтовки! Вражеский натиск и вражьи уловки Нам угрожают с другой стороны. В подвигах новых, среди подготовки К мирным трудам, у станка, бороны, Не забывайте военной сноровки, Стойте на страже родимой страны!