Том 2. Стихотворения 1917-1920

Бедный Демьян

II

Муравьиная коммуна

Дремлет Митя на прогалинке лесной. Хорошо лежать на травушке весной, Эх, на травушке-муравушке лежать, Резвы ножки то раскинуть, то поджать. Смотрит Митя: рядом возится жучок, Настоящий работяга-мужичок, Копошится у навоза целый день; Муравьи в труху изъели старый пень, То туда бегут мурашки, то сюда, После общего веселого труда В муравейник мчат – порядки там навесть. Муравьиная коммуна, так и есть! Тронул Митя муравейник сапогом, Муравьи из муравейника – бегом. Дружно кинулись в атаку на врага, Митя – смахивать рукой их с сапога, Ан мурашки лезут тучей из травы, За коммуну не жалеют головы, – Храбрецы уже у Мити на руке. Как ожженный, Митя бросился к реке, Наступивши по дороге на жука. Раскраснелася у Мити вся рука. Раздеваться стал наш Митя – весь в огне, Слышит – бегают мурашки по спине. Окунулся Митя в речку с головой: «Муравейник-то, одначе, боевой. Что бы делал я, когда бы не вода?» Ай,

мурашки! Коммунисты хоть куда!

III

Митька, одевшись, сидит над рекой, Мокрые волосы гладит рукой, С маслицем хлеб уплетает, Митьке невесело. Митька сердит. На воду Митька печально глядит. Думушка где-то витает. Гложет Митюху и стыд и тоска: «Где-то там красные бьются войска… Бьются за правое дело… Спутал мне голову тятенька Мой…» Вечером Митька плетется домой. Ноет усталое тело. Дома Митюхе, одначе, не спать: Будет всю ночь лихорадка трепать, Будет то слева, то справа Слышаться лай растревоженных псов, Топот и звуки чужих голосов: «Не на меня ли облава?» Митька все чаще ночует в лесу. «Глаша, еды принеси». – «Принесу». «Режь мне потолще краюхи». Глаша смеется. Мигает свеча. Эх, и сноха ж у Кузьмы Лукича! Сам выбирал… для Митюхи.

IV

Митька прятался умело. За потворство же ему Волостной совет «на дело» Приневолил стать Кузьму. Муж на фронте у Малашки, Неуправка ей самой, – По наряду ползапашки Ей запахано Кузьмой, – Уделить пришлось навозу, Нарубить, привезть дрова. Затаил Кузьма угрозу: «Вот они пошли права! Митька, слышишь? Ваших пару Подрядить бы молодцов: Пусть-ка всыпят комиссару, Чтоб не мучили отцов. Мямли, будь вам разнеладно! По другим-то волостям Комиссаров беспощадно Оптом бьют и по частям!» На свирепого папашу Митька жалобно смотрел: «Так-то так… Заваришь кашу, – Угораздишь под расстрел!»

V

Пришло из города в деревню «обращенье»: Мол, дезертирам всем объявлено прощенье В последний раз. Все, кто не явится исполнить долг свой честно, Караться будут повсеместно, – Таков приказ. Дается льготный срок. А после – не взыщите: Тому, кто отказал республике в защите, Пощады нет. И кто предателя подобного укроет, Тот сам себе могилу роет. Один ответ. Все, в «перелетчики» попавшие случайно, Те были льготою довольны чрезвычайно: Пришли на сбор. Кулацкие ж сынки и сволочь всякой масти Решили дать Советской власти Лихой отпор. У Митьки-бегунца приятели нашлися, К нему с винтовками молодчики сошлися В лесной отряд. Митюха дробовик отцовский взял с собою. «Слышь, не сдавайсь, сынок, без бою; Всади заряд!» Ватага молодцов, Вавила – коноводом, А как рискованно в своих местах с народом Стать на ножи, – Ушли в чужой уезд. В лесу, в деревне, в поле Пришлось пуститься поневоле На грабежи: Где выкрадут коров из-под чужой повети, Где унесут добро, хранившееся в клети. В конце концов Сумели насолить так трудовому люду, Что мужики пошли повсюду На бегунцов.

VI

О Колчаке ходили слухи. Росли надежды кулачья. «Большевики, едят вас мухи! Что Волга? Чья?» Читая каждый день газеты, Кузьма Лукич глядел орлом: «Чать, скоро, братцы, все советы Пойдут на слом. В Москве дошло до забастовок, Шумят рабочие, хе-хе!» Кузьма на радостях обновок Привез снохе. В лес дезертиры перестали Крестьянских угонять коров: Держаться все поближе стали Своих дворов. Но вот пошли другие вести. Вновь кулаков тоска грызет: «Колчак отогнан верст на двести… Нет, не везет! Знать, счастья долго дожидаться». Пришла худая полоса. И бегунцам пришлось податься Опять в леса.

VII

Ванька, Фролка, Пров, Николка Да Панкрат, Клим, Епишка Да Микишка Крепко спят. Митька, Петька, Гришка, Федька У костра Трубки курят, Балагурят До утра. Вот светает, Быстро тает Синь-туман. Лес проснулся. Не вернулся Атаман. «Эх, Вавила!» Охватила Всех тут жуть: «Поднимайтесь, Собирайтесь, Братцы, в путь!» «Эх, Вавила!» Приуныла Вся семья. Гнутся ветки. «Гей, вы, детки! Вот и я! Из разведки Прямо редкий Вышел прок. Эвон, сколько – Жрите только! – Приволок. Тише, Гришка: Тут кумышка, Не пролей. Кто потянет, Сразу станет Веселей. В сборе все ли?» Парни сели На траве. Пили смело, Зашумело В голове. На кумышку До излишку Налегли. «Эх калина!» «Эх малина!» «Ай люли!» «Сдобна, пряна, И румяна, И бела Наша тетка, Что лебедка, Проплыла!» Фролка пляшет, Шапкой машет: «Ну ж дела! Слышь, ребята: Женка брата Родила!» Фролка скачет, Митька плачет, Сам не свой Весь трясется, Оземь бьется Головой!

VIII

«Ой, лесные вы ребятушки, зеленые, Вы головушки-головки забубённые, Дезертиры, бегуны вы все проворные, А настали дни-денечки нынче черные, Пробежало лета больше половинушки, А куда теперь податься нам, детинушки? Возле Питера войска разбиты белые И колчаковцы бегут, как ошалелые. Войско красное с Урала как воротится, По лесам оно за нами поохотится, Покарает дезертиров всех без жалости, Половину расстреляет нас по малости. Уж и так-то мы в лесу боимся шороху, А придется, видно, нам понюхать пороху, А придется передаться нам Деникину. Я, Вавилушка, флажок зеленый выкину, Будь что будет, раз такое положение. Не пошлют авось нас сразу же в сражение. Той порою, может, смута и уляжется: Как Деникин победителем окажется. Все домой вернемся с честью мы с великою: На коне донском, с нагайкою и с пикою!»

IX

«Ваше выс-с-превосходительство! Верьте истинным словам, Вы – законное правительство, И явилися мы к вам!» «Мо-лод-цы!» «Мы не красные, – зеленые, Натерпелися мы бед. Все в побегах закаленные: Не угнать за нами вслед». «Мо-лод-цы!» «Мы от красных отбивалися, Отбивались день и ночь: По лесам густым скрывалися, Удирали во всю мочь». «Мо-лод-цы!» «Еле-еле к вам пробилися, Трудный сделали мы путь, Все ужасно истомилися: Нам бы малость отдохнуть!» «Мо-лод-цы! Был бы отдых вам, ребятушки, Если б враг не напирал, Все вы – бравые солдатушки, – Ухмыльнулся генерал: – Мо-лод-цы! Вашу доблесть в полной мере я Оценю само собой, Всех зеленых – в знак доверия – Назначаю в первый бой! Мо-лод-цы!»

X

Перекосились рожи сразу У всех «зеленых молодцов»: По генеральскому приказу Ведут в окопы бегунцов. Дрожат в руках у них винтовки, И сердце так щемит-щемит, А красный враг без остановки Их артиллерией громит. В груди у Митьки все упало. А сзади хохот казаков: «Учили вас, чертей, да мало… Сменять – на что?! – большевиков!» «Ох, Митя, – плачется Вавила: Раскис зеленый атаман, – Могила всем нам тут, могила!.. Полезли сами мы в капкан! Слышь? Тут, что ночь, то перебежки: К большевикам бегут донцы!» А сзади злее все насмешки: «Эй вы, лесные храбрецы! Вон там, за рощей, „враг“ укрылся, Идти в атаку ваш черед!» Со страху в землю б Митька врылся, Не то что двинуться вперед!

XI

Все зеленые вояки Доигрались до конца: Не вернулись из атаки, Кроме… Митьки-бегунца! «Вместе, Митя, плутовали, – Вместе будем помирать!» Но Митюху – Митькой звали: Умудрился вновь удрать! Засверкали только пятки. Криков сзади не слыхал. Верст полсотни без оглядки, Не присевши, отмахал. В поле прятался за рожью Иль в оврагах по кустам, – Мчал, как волк, по бездорожью, По неведомым местам. Как-то утром заблестела Перед Митькою река. Камышами шелестела Мутно-желтая Ока. Тут дорожка уж знакома. Огляделся бегунец: «Скоро, скоро буду дома, Скоро мукам всем конец. Повинюся перед миром, К комиссару сам приду. Был, скажу я, дезертиром, – Покарайте по суду. Пусть я совесть успокою. Смерть? Расстрел? Не задрожу, Жизнью подлою такою Больше я не дорожу. Был досель в отцовской воле, У отца на поводу. По его указке боле Я уж – баста! – не пойду. Пощадить меня решите? Дайте милость лишь одну: Мне на фронте разрешите Кровью смыть свою вину!»