Том 2. Стихотворения 1917-1920

Бедный Демьян

* * *

Когда я услыхал о «булке Колчака», Я вспомнил барчука. Ну что ж? Польстясь на ласку, Впряжемся, что ль, опять в господскую коляску?! «Дай, барин, булку. А потом… Хоть застегай нас всех кнутом!»

Пора!^*

То не рать идет на нас, не сила ханская, Не орда деревни топчет басурманская, – Это армия идет чернопогонная, Та ль оравушка сибирская – чалдонная, С офицерами, с помещичьим правительством, Под колчаковским верховным предводительством, Под знаменами с колчаковской короною – То ль с орлом былым, то ль с дохлою вороною. Сам Колчак, по фронту едет он со свитою, Со всей сволочью дворянской именитою, Скалит зубы лютый аспид, ухмыляется, Перед армией своею похваляется: «Уж, чалдоны вы, чалдоны мои верные, Холуи мои, холопы вы примерные, Потрудился я над выправкою вашею, Не жалел, кормил березовою кашею, Все изведали мое вы милосердие, Покажите ж вы теперь свое усердие: Не жалея своей силы – алой кровушки, Положите за меня свои головушки, Чтоб, деревни, города спаливши целые, Через трупы через ваши посинелые С офицерской моей гвардиею пламенной Я дошел бы до Москвы до белокаменной И, увенчанный всесветной царской славою, Осчастливил Русь колчаковской державою: Посадил бы вкруг себя господ сенаторов, По губерниям назначил губернаторов, Разослал бы становых к местам насиженным, Землю всю б вернул помещикам обиженным, – Склады, фабрики – железные, суконные – Снова в руки передал бы я в законные; Богачам-купцам вернув статью доходную, Разрешил бы я торговлю им свободную, Городским бы господам вернул владения, Вновь питейные открыл бы заведения, В ход пустил бы все заводы спиртогонные, С винных лавок брал прибытки б миллионные, Все казармы вновь набил бы я солдатами: «Маршируйте перед царскими палатами! Расправляйтесь, черти,

с братьями и сестрами: Утверждайте власть мою штыками острыми! Защищайте достояние господское! Запрягайте в барский плуг сословье скотское!» С подлой чернью, своевольной, узколобою, Поведу я, новый царь, уж речь особую: Задушу двойной, тройною контрибуцией, Запорю, чуть где запахнет революцией, – Не за речи, а за помыслы продерзкие В клочья мяса превращу все рожи мерзкие, – В тюрьмах буду подлецов гноить повалкою, В церкви буду загонять железной палкою: «Войте, псы, на четвереньках по-звериному, Присягайте – покоряться мне единому С благоверною супругой и со чадами!» Мужичью пригну я головы прикладами: «Много, черти, вы мутили да похабили! Возвращайте, что у бар вы понаграбили, Все до перышка сносите мне, до ниточки: Покрывайте-ка господские убыточки!» Не забыты будут мной отцы духовные: Увеличу я доходы их церковные И земельные угодья им пожалую: «Службу вы, отцы, несли царям не малую, Проявите ж и ко мне святое рвение: Всенародное устройте вы говение, Исповедайте всю челядь непокорную, Помогите мне траву всю вырвать сорную, Злые плевелы отвеять все решительно, – А уж я по ним ударю сокрушительно; Не осталось чтобы семени проклятого, Буду вешать бунтарей через десятого! Никакого лиходеям послабления, Чтобы помнили, как делать разграбления, Как господское добро себе присваивать, Как советское правление устраивать! Будут маяться, как деды их не маялись! Так зажму, чтоб бунтовать навек закаялись!» Кончил речь Колчак, из пушки ровно выпалил, Свои буркалы на фронт свирепо выпялил, Ажио пятки у чалдонов зачесалися. (Только пятками чалдоны и спасалися.) «Ой вы, пятки ж наши быстрые, вы пятушки!» Переглядываться стали тут ребятушки, То ль колчаковское воинство хороброе: «А ведет Колчак на дело нас недоброе, На Иудино ведет на злодеяние! Ждет какое ж нас за это воздаяние? А не в пору ль, чем служить такому ворону, Передаться всем на красную нам сторону, На ту ль сторону рабочую, крестьянскую, Сообща с ней доконать всю сволочь панскую, Всю дворянскую породу именитую, С Колчаком и всей его проклятой свитою?! А не в пору ль, чем нам биться с братьей кровною, Кончить дело мировою полюбовною, Да просить, чтоб нас простили обмороченных, Да в Советы слать людей неопороченных, Власть Советскую повсюду строить честную, Трудовую жизнь налаживать совместную?!»

* * *

Эх, кабы да это, братцы, все случилося! Уж и что бы на Руси-то получилося! Кабы оземь Колчаков мы всех шарахнули, То-то б зажили, – святые б в небе ахнули! Жизнь земная стала б слаще райской сладости, И уж выпил бы я здорово на радости!

Песня «демократического» кооператора^*

Посвящается бывшему министру кабинета Керенского В. Н. Зельгейму.

Я – не поклонник большевизма, Я – стойкий, честный демократ, Я – для поправки организма – Хватил сто тысяч аккурат. Пусть все кадят рабочей блузе, Мне так пристал цилиндр и фрак. И у себя в «Центросоюзе» Я не дурак, я не дурак. За неустанные работы Я получил свой пенсион. Как хорошо не знать заботы, Попав в швейцарский пансион. Бродить в горах весной и летом, И сладко пить, и сытно есть, И проявлять пред целым светом «Демократическую» честь. Кооператор я солидный, Не вор, не плут. Люблю уют, И – раз предлог есть благовидный, – Смешно не взять, когда дают. Взять, и с отменно чистой миной В кафе швейцарском вечерком Сидеть с дражайшей половиной И томно бредить Колчаком.

Кулацкий плач^*

Стоит кулак и чешет бороду: «Ох-хо-хо-хо! Дела-дела! Опять комиссия из городу: Каких явилось два орла! Имел я добрых две винтовочки. Приберегал их до поры. Ждал измененья обстановочки. У, псы, едят вас комары! Нашли винтовки под периною, Не пулемет, как у попа. С какой бы яростью звериною Я размозжил вам черепа! Убавь, кричат мне, фанаберии, Не то!.. Ну что ж? В конце концов Для ихней красной артиллерии Пришлось отдать двух жеребцов. В красноармейцы, вишь, охотников Столпилось сколько у стола. Для трех сынков моих, работников, Давно уж очередь была. Укрыл. Где чадушки спасаются, Пока никто не подсмотрел. Худеют парни. Опасаются, Поймают – кончено: расстрел! Ох, что же это стало деяться? Когда ж я обрету покой? Терпеть? Еще ли ждать-надеяться? Аль уж надежды никакой?» Страдая всей своей «утробою», Скулит кулак: «Дела-дела!» И смотрит с бешеною злобою На флаг кумачный у стола.

«Демократические принципы»^*

Принципы народовластия и демократических свобод никому не дороже, чем нашей партии. Во имя борьбы за принципы демократии мы и сейчас стоим в оппозиции к политике российской коммунистической партии.

(Из меньшевистского манифеста.) Читали меньшевистскую декламацию? Какую Колчаку дали аттестацию! Не стоит-де он меньшевистской симпатии, Потому что он враг демократии. Слова из песни не выкину: Влетело заодно и Деникину: – Надо смотреть за Деникиным в оба, Подозрительна, дескать, и эта особа, – А Деникин смеется («От слова не станется!»), Прет на нас и назад не оглянется, Оставляет свой тыл без внимания, Потому что в тылу – «шейдемания», Меньшевистская братия, Грузинская демократия, Стадо вьючных, покорных Антанте, ослов, Воплощение мартовских слов, Живая тому иллюстрация, Что демократия – не реставрация. – Мартов, дав большевизму анализ критический, Позабыл помянуть про демократический «Идеал воплощенный», меньшевистский Тифлис! Браво, Мартов! Божественно! Бис! Декламируй за нашей спиною, Благо нашей гражданской войною Огражден ты от риску Подкрепить пред Деникиным клятвой «подписку» В том, что после Деникинской «палочной критики» Навсегда отрекаешься ты от политики. Жалкий вождь жалкой партии – гнусной и жалкой! Свыкшись некогда с царскою палкой, С генеральскою палкой ты свыкся бы тоже. (Это мы генералов колотим по роже. Хоть «растрижды верховное» будь он правительство!) Ты ж, наверно, уже мастеришь репетицию: – «Ва… ва… ваше… высокое., превосходительство… Разрешите… подать вам… „петицию“!»

«Ме-ме»^*

Ночь… Небо синее… Луна и все такое… Опять же рядышком кума… Так диво ли, что волк, разнежившись весьма, Стал исходить в любовном вое? «Ах, кум, – заахала восторженно лиса, – Бывают же такие голоса! Кум, перестань. Смотри: я плачу!» «Недурно? – отвечал куме польщенный волк. – Ну, успокойся, я умолк. Как видишь, я своих талантов зря не трачу. Хотя, по совести, какой же я певец? Нет, ты послушала б хороший хор овец, Так ты признала бы без моего влиянья: Нет ничего милей овечьего блеянья! „Ме-ме!.. Ме-ме!..“ Напев как бы совсем простой, А что такое „ме“? Ты вслушайся да вникни. Выходит – ежли волк овце прикажет: стой! Так значит: стой, овца, не пикни! Покорно отвечай своею головой И волка не вводи в излишнюю досаду, Чтоб, утолив тобой законно голод свой, Волк большего вреда не причинил бы стаду. Да. Потому что волк есть волк, а ты – овца, И оба правы до конца, И ни к чему все эти толки, Что гибель скорая постигнет всех волков, Раз основной закон истории таков: Где есть дремучие леса, там есть и волки. И ясно, что пройдут еще века, века, Пока расчистятся все дебри и пока Вся жизнь устроится по новому закону, Настанет тишь да гладь, да божья благодать, – Мир уподобится овечьему загону: Везде одна овца, а волка не видать. Но рая этого придется долго ждать! До тех же пор овце брыкаться неприлично. Вот что такое „ме“. Ты поняла, кума?» «Еще бы! Поняла отлично. Во всех курятниках обычно Такие ж песенки слыхала я сама».

* * *

Чём, право, не пример овечьих убеждений, Весьма приятных для волков (Для всех Деникиных и прочих Колчаков), Me… ме… ме… методы программных рассуждений Me… ме… ме… ме… меньшевиков?!

Меньшевистский рай^*

Письмо меньшевикам

Дорогая моя «социал-демократия», Мартов, Дан и прочая меньшевистская братия! Знаю я, что в Москве вам – тоска. Опять же, нет хлеба ни куска, Об этом вы вопиете на всех переулках, Так поговорим… о колчаковских булках. А впрочем, вы – люди с головами, Знаете, что Колчак кормит только словами, Давая на закуску Расстрел, плеть или кутузку, Смотря «по вине». Поговорим лучше об идеальной стране, Где правят ваши единомышленники, Социал-промышленники. О Грузии вы послушаете с удовольствием. Хоть и там не густо с продовольствием, А все ж, если б вы Грузию навестили, «Три Ноя»

вас бы угостили, Угостили б, наверно, не слишком открыто, – Чужие свиньи залезли в корыто. Ну, да и вам останется что-либо. Что останется, и на том спасибо. Приятели ваши – природные буфетчики: «Социал-банкетчики»! Немцев принимали – банкет! Турок встречали – банкет! Англичан приглашали – банкет! Играли с Томсоном в крокет, Облизывали ему пятки. Шустрые ребятки! Англичане уйдут, придут итальянцы, Опять банкет и танцы, Шашлык и макароны, Да здравствуют новые «патроны», Сиречь – покровители! – Запляшут грузинские правители! «Пляши, враже, як пан каже!» «Ничего, что рожа в саже: Оботремся лакейской салфеткой, А баре угостят конфеткой! Сласти, не сласти, Главное: удержаться у власти!» А почему сие необходимо? Грядущее – неотвратимо. Все знают, что оно несет. Подлецов ничто не спасет! Насчет грузинского «рая» вы правы: Там новый быт и новые нравы. Английские солдаты Заняли лучшие палаты, Воздвигли перед ними площадки И продают шоколадки, Ананасы и другие деликатесы. Окромя того, англичане большие повесы: До вечера торгуют аккуратно, Вечером и ночью – «раздача бесплатно», Принимают ночных гостей сердечно, Дам и девиц, конечно! Все дамы, знатные и незнатные, Получают подарки «бесплатные» И, целуя иного лейтенанта, Визжат: «Да здравствует Антанта!» Вот она, высшая политика! А Церетели слывет за паралитика, Не имеет никакого успеха: «Только делу помеха!» Друзья, тут ни при чем моя язвительность. Все это подлинная действительность – Сам Жордания дал оценку своей тактике: «Проходим этнографию… на практике. Даем возможность для тифлисских жителей Не покидая родных обителей, Изучать все нации Европы. Скоро приедут эфиопы, Устроим банкет на лоне природы, Дамы сбросят „парижские моды“, „Парадная форма“ – полное обнажение. Потому: „эфиопское положение“!» Мартов! Попробуй дать «опровержение», Скажи громко, что я, дескать, лгу. Я еще почище факты берегу. Пока их приводить нет необходимости, Но я докажу, что «Тифлис – дом терпимости», Что грузинские меньшевики – социал-духанщики, Прохвосты и обманщики, И что близятся дни, Когда будут они Со всем угнетающим Грузию сбродом Сметены, словно мусор, восставшим народом.

Выбирайте^*

Образина – для иконы, Просто ангельской красы: Генеральские погоны, Генеральские усы, Щеки жирные обвисли, Под глазами два мешка, Без единой светлой мысли Меднолобая башка, Рожа выбритая гладко… Будьте, братцы, начеку: С ним буржуям будет сладко. Но не сладко мужику! Взгляд суровый, голос зычный. Верным псом он был царю. Разговор его обычный: «Расстреляю!.. Запорю!..» Всех тянуть привык он в струнку, Нынче требует того ж. Он – судите по рисунку – На урядника похож. Душегуб, прямой грабитель, Всех помещиков кумир. Этот, что ли, нам «правитель» Принесет и хлеб и мир? Без земли, без вольной воли, Барам вновь попав в полон, Эту гадину мы, что ли, Возведем на царский трон? Выбирайте!.. Дело ваше!.. (Я устал за вас болеть.) Строй советский ли вам краше, Генеральская ли плеть?

Генерал Шкура^*

Настоящая фамилия деникинского генерала Шкуро, как оказывается, не Шкуро, а Шкура – по отцу, казачьему атаману, мордобойце и шкуродеру.

Чтоб надуть «деревню-дуру», Баре действуют хитро: Генерал-майора Шкуру Перекрасили в Шкуро. Шкура – важная фигура: С мужика семь шкур содрал, Ай да Шкура, Шкура, Шкура, Шкура – царский генерал! Два соседа – Клим с Авдеем – Голосят во все нутро: «Оказался лиходеем Генерал-майор Шкуро!» Ждали, видно, с ним амура, – Он же в лоск их обобрал, Ай да Шкура, Шкура, Шкура, Шкура – царский генерал! Плачет тетушка Маланья, Потеряв свое добро: «Вытряс все до основанья Генерал-майор Шкуро! На Совет смотрела хмуро, – Вот господь и покарал!» Ай да Шкура, Шкура, Шкура, Шкура – царский генерал! Раздавал, подлец, воззванья: «Буду с вами жить в ладу. Против вашего желанья Ни за что я не пойду». В волке скажется натура, Как бы сладко он ни врал, Ай да Шкура, ай да Шкура, Шкура – царский генерал! «Я, – твердил, – такого мненья: Перед богом все равны». Глядь, за ним в свои именья Все вернулися паны. Счесть его за балагура, Так, гляди, он что удрал – Этот Шкура, этот Шкура, Расторопный генерал! Шкура к барам: «Извините… Мужичье поблажек ждет. Так уж вы повремените, Ваше к вам само придет». Мол, такая «конъюнктура»; Подкузьмил совсем Урал. Очень хитрый этот Шкура, Шкура – царский генерал. «Пусть вперед мужик привыкнет К барской власти, господа!» Тут мы в крик. А он как цыкнет! Мы с испугу – кто куда. Шкура – важная фигура, С мужиков семь шкур содрал, Ай да Шкура, ай да Шкура, Ну и что за генерал! Назывался демократом, Брал обманом. А потом Расправлялся с нашим братом И прикладом и кнутом. В волке скажется натура, Как бы сладко он ни врал, Ай да Шкура, Шкура, Шкура, Шкура – царский генерал! Стали «шкурники» порядки На деревне заводить: Кто оставлен без лошадки, Кто в наряды стал ходить. Стали все глядеть понуро: Чтобы черт тебя побрал, Пес поганый, волчья шкура, Шкура – царский генерал! Поп да дьякон – богомольцы – Вкруг парней давай кружить: «Поступайте в добровольцы Генералу послужить!» Шкура – в этом вся причина, – Кто не шел – тех силой брал. Ай да Шкура, молодчина, Расторопный генерал! Да парней-то нету боле, Дезертиры есть одни, «Добровольцы» поневоле – Горько каялись они: Страх берет и совесть мучит Всех «зеленых» молодцов. Ай да Шкура, он научит, Всех проучит подлецов. Взвыли дурни: «Злому гаду Сами влезли мы в хайло, Вот в какую нас засаду Дезертирство завело!» Бьют и слева их и справа, Бьют враги и бьет родня: Вся «зеленая орава» В первой линии огня! Той порой казачьи шайки Всюду рыщут, все берут, – Что не так – сейчас «в нагайки» Иль в холодную запрут. Воют всеми голосами Клим, Аким, Авдей, Панкрат: «Ай да Шкура! Видим сами, Что ты есть за демократ!» После дел такого рода Научившись рассуждать, Красной Армии прихода Вся деревня стала ждать. «Караул! Не жизнь, а мука: Шкура шкуру с нас сдерет!» Это, братцы, вам наука: Быть умнее наперед!

О Митьке-бегунце и об его конце^*

I

Ну-тка, братцы, все в кружок На зеленый на лужок. Трында-брында, трында-брында, На зеленый на лужок. Я вам песню пропою Про деревню про свою. Трында-брында, трында-брында, Про деревню про свою. Все деревни обошел, Нигде лучшей не нашел. Трында-брында, трында-брында, Нигде лучшей не нашел. Как у нас-то кулаки, Они все не дураки. Трында-брында, трында-брында, Они все не дураки. С ними дело-то веди, Пальца в рот им не клади. Трында-брында, трында-брында, Пальца в рот им не клади. Потому – народ такой, – Палец сцапают с рукой. Трында-брында, трында-брында, Палец сцапают с рукой. Мастера они орать Да декреты разбирать. Трында-брында, трында-брында, Да декреты разбирать. Вмиг сумеют отличить: Надо «дать» иль «получить»? Трында-брында, трында-брында, Надо «дать» иль «получить»? «Получить» – декрет хорош, «Дать» – цена декрету грош! Трында-брында, трында-брында, «Дать» – цена декрету грош. Города нас извели: Коммунизму развели! Трында-брында, трында-брында, Коммунизму развели! Как Перфильев наш Кузьма, Оборотлив он весьма. Трында-брында, трында-брында, Оборотлив он весьма. Перед миром лебезит, Коммунистам всем грозит. Трында-брында, трында-брында, Коммунистам всем грозит: «Не ходите по следам. Я вам Митьки не отдам!» Трында-брында, трында-брында, Я вам Митьки не отдам. А Митюха у Кузьмы Дома прячется с зимы. Трында-брында, трында-брында, Дома прячется с зимы. Дезертир – сынок родной – Прохлаждается с женой. Трында-брында, трында-брында. Прохлаждается с женой. То скрывается в лесу. Ан беда-то на носу. Трында-брында, трында-брында, Ан беда-то на носу. Дезертирам всем беда, Не уйти вам от суда! Трында-брында, трында-брында, Не уйти вам от суда!