Том 2. Стихотворения 1917-1920

Бедный Демьян

Жулик жулика надул. Жулик крикнул: караул! Жулик жулика прижал. Третий жулик прибежал. Кто с кого и что сдерет, Сам тут черт не разберет. Мчит на крик со всех концов Шайка новых молодцов: Разгорается война.

* * *

Наше дело сторона.

Товарищеская подмога^*

В Москву Пегашка из села Возок с поклажею везла, А сзади пес Брехун трепался. Перед заставою – не помню уж, какой – Савраска, общий их знакомец городской, Навстречу им попался. «Вот на! – Пегашка ржет. – Куда ж ты это, друг? А я к тебе, как видишь, в гости. Да что с тобой? Тебя узнаешь-то не вдруг: Глянь, кожа весь да кости!» «Ох, ох, Пегашечка, – Савраска ржет в ответ, – Жив – и за это слава богу. Чем кормимся? Овса давно в помине нет. Тож и сенца. Жуем солому понемногу. Вам хорошо по деревням, А городским коням – Конец, коль не придет деревня на подмогу». «В деревне, – молвила Пегашка, – знаешь, тож…

Двор со двором не схож. Все ж, чаю, беднота, – и плохи пусть делишки, – Кой-что для города сумеет наскрести, А ежли богачей покрепче потрясти, Пожалуй, сыщутся изрядные излишки!» «Чтоб городской кормить табун? – Хозяйский прихвостень – Брехун – Оскалил зубы на Пегашку. – Что вижу, больно ты щедра Насчет хозяйского добра!» «Отстань! – ответила Пегашка. – Неча злиться, Не про тебя идет тут речь. Твоя обязанность – хозяйский хлам беречь, Моя – с товарищем последним поделиться!»

* * *

Все были улицы не так давно полны Хозяйских прихвостней бесстыдно-злобным лаем: Мы-де весь хлеб отнять у деревень желаем. Кто вам поверит, Брехуны? Рабочих мужики без хлеба не оставят, И в селах мужики не тронут бедняков, Но что до жадных кулаков, Их закрома открыть заставят!

О попе Панкрате, о тетке Домне и явленной иконе в Коломне^*

Сиречь – про поповский карман и поповскую совесть душеспасительная повесть

Глава I

«Эх, кабы мне да такой приход, сиречь парафия, Как у отца Евграфия! – Плакался поп Панкрат: – Сам ему черт не брат. Прихожане у него, как прихожане: Богатые горожане, Дворяне родовитые Да купцы именитые. Что ни праздничек, то приношение. Сущее искушение! Живет себе, значит, отец Евграф, Как какой-нибудь князь или граф. Все-то у него водится, Пояс на нем не сходится, Ряса с шелковыми отворотами, Не удручен никакими заботами. Попадья одета по-модному, Дети ходят по-благородному, – Три раскрасавицы дочки, Словно весною цветочки, Грудью – пышны, талией – узки Лопочут весь день по-французски; Надушатся да припомадятся, – Что куклы нарядятся: В шляпках, в перчатках, в шалях, Мастерицы играть на роялях. Шуры-муры ведут с женихами – Изъясняются с ними стихами; В постные дни скоромятся. Сундуки от приданого ломятся!.. Вот где приходец попался! Господи! – поп убивался. – Чем я так пред тобой провинился, Что на бедной поповне женился, Что взял за нею в приданое Бездоходный приход да одеяло рваное? Всего-то у меня живота – Собака да два кота. Хожу по приходу На смех народу – Тощий, замызганный, Грязью забрызганный; Попадья – в кисейном платочке; Кацавейка в заплатах – на дочке. Без призору поповна бродит: Где кормят, туда и ходит; Догуляться так долго ль до срама? Народ весь отбился от храма. Посмотришь в церкви – не густо, Пошаришь в карманах – пусто! На трех старушонок глянешь, Сразу увянешь. Сердце полно сокрушения. Церковь – без украшения, Врата покосилися, Ризы давно износилися, Правь хоть службу в рогоже. Вразуми мя, праведный боже! Как безбожников к церкви привадить? Как мне дело наладить, Чтоб от нищенской жизни избавиться, С нуждой-горем расправиться?» Дошло поповское к богу моление, И бысть попу вразумление. И о том будет речь моя, братие, Как господь порадел о попе Панкратие.

Глава II

Кто бывал на базаре в Коломне, Говорить тому неча о Домне. Трещит тетка, Словно трещотка, Перед старым ларем: «Пряники с инбирем! Пряники с инбирем! Недорого берем! Пышки с медом – Фунтик с походом! Петьки, Гришки, Вот где коврижки: У кого – с гнилью, У меня – с ванилью!» Парод у ларька толпится. Тетка на слова не скупится: Шутки-прибаутки, Не молчит ни минутки, В гости позовет и в гости напросится, Со всеми словцом перебросится, – Все-то у нее покупатели Друзья-приятели. Опроси полбазара: Старосту Вавилу, бакалейщика Назара, Фильку лесника И Прова мясника, Кузнеца Фрола, бондаря Акима, Дьячка Афанасия и сторожа Клима, – Ухмыльнувшись ухмылкой нескромною, Все не нахвалятся Домною! Шла когда-то про Домну слава: Раскрасавица, бойкого нрава, – Мужу – молодка, свекру – находка. Овдовела – соблазн для всего околотка, И не раз уверял, кто узнал ее в деле: Сатана в бабьем теле! Не боялася Домна ни порчи, ни глазу. Целый полк мужиков хороводила сразу; Ублажая охочих ребят без отказу, Не одну горемычную душу согрела. Нынче тетка весьма постарела, Притомилась – умаялась, По церквам монастырским в содеянном каялась – За большую теперь прослыла богомолку. В час досужий бубнит без умолку, Разъясняет святое писание: Кому, за что и какое наказание, Исполняя обеты все в точности, Пребывает Домна в непорочности, И уж святости теткиной есть подтверждения: Бывают тетке видения!

Глава III

Дело было весною в начале поста. Поп Панкрат, попадью лобызнувши в уста, Молвил как-то ей утречком в среду: «В Москву на денечек поеду». Обошел поп в Москве все толкучки, Нагляделся на всякие штучки. Чего на толкучках тех нету! Успевай вынимать лишь монету. Бирюльки, свистульки, хлопушки, Одеяла, ковры и подушки, Рубахи из лучшей сарпинки, Посуда, калоши, ботинки, Гармошки, книжонки, картинки, Браслетки, колечки, брелочки («Эх, купить бы для дочки!»). Обошел поп весь Сухарев рынок, Воротил отец нос от новинок, Средь народа толкался-топтался, В старом хламе копался, С затаенной усмешкою щуря глаза На затрепанные образа. Разбирался в иконах без устали: «Николая купить? Златоуста ли?» Перебрал дюжин пять страстотерпцев-святителей, Преподобных отцов-небожителей. Поплюет на икону, подышит, потрет, Бросит в хлам и другую икону берет. О цене осторожненько справится. Чем икона старей, тем попу больше нравится. «Ну, вот этой иконе какая цена?» «Пять целковых». «Посовестись! Ветошь одна! Лик весь темен, и риза облуплена!» Сторговались: икона за трешницу куплена! Поп уехал домой в восхищенье великом С богородичным выцветшим ликом.

Глава IV

Попадья о попе о Панкрате тревожится: Бате явно неможется. У окна вечерами сидит да вздыхает, Да луну, что есть моченьки, хает: «Рассветилася как, окаянная!» «Что с тобой, голова бесталанная? – Попадья так попа утешала: – Чем луна тебе, поп, замешала? Непорочная мати-царица, Что с тобою, Панкраша, творится? Лег бы лучше в постель, отлежался». Поп ворчал, раздражался. Снова вечер, и снова наш поп у окна: «Ущербляется, вишь ты, луна». И как стала луна ущербляться, Стал отец поправляться. Вот и выдалась темная ночка. На кровати попова раскинулась дочка; Разметав одеяло с горячего тела, Попадья возле бати храпела. Не слыхали они, как отец, словно тать, Забрался под кровать, Как мешок он оттуда с иконою вынул, Надел рясу, шапчонку надвинул И шмыгнул осторожно в холодные сени, – Как под ним заскрипели ступени И как щелкнул затвор. Вышел батя с иконой во двор, Со двора – за ворота, Там до первого шел поворота, – Оттуда задворками, Шлепая в лужах опорками, Промочивши насквозь свои ноги, До проезжей пробрался дороги; По дороге, прибавивши шагу, Он пришлепал к оврагу И у старой березки, Там, где бьет родничок «Вдовьи слезки», Пять шагов отсчитавши к востоку И разгребши руками сухую осоку, Положил поп икону облупленную, На толкучке за трешницу купленную, После снова осокой прикрыл аккуратно И пустился вприпрыжку обратно.

Глава V

Поп Панкрат в алтаре, Словно мышь в норе, Осторожно похаживает, Бородку поглаживает, На престоле просфорки раскладывает, Сквозь врата на говельщиц поглядывает. Шевелят старушонки беззубыми ртами. Перед царскими перед вратами Заливается псаломщик Илья: «Да исправится молитва моя!» Сторож Клим перед иконостасом Илье подтягивает басом. Тетка Домна в черной наколке, Как подобает богомолке, Стоит на коленях у любимой иконы, Неистово бьет поклоны, Машет головой – не остановится, К исповеди готовится.

Глава VI

Поп с Домной припал к аналою, Голова с головою. От попа пахнет ладаном, от Домны – ванилью. Шепчет батя под епитрахилью: «Не мне, раба божья, тебя исповедывать, Не мне про грехи про твои разведывать. Грешен сам я во многом, Ты же, Домна, ходишь пред богом. Спаси и помилуй нас, божия мати! Удостоена ль, Домна, ты новой благодати? И какие тебе за святые радения Бывают по ночам видения?» «Всякие, отец, всякие! Всякие, родименькой, всякие!» «Молилась ли, Домна, ты о грешном люде, Молила ль богородицу о милости-чуде?» «Молила, отец, молила, Молила, родименькой, молила!» «Не являла ль тебе богородица знамени: Лика святого в божественном пламени?» «Являла, отец, являла, Являла, родименькой, являла!» «Не поведала ль мать-богородица, Где икона такая находится?» «Поведала, отец, поведала, Поведала, родименькой, поведала!» «В нечестивом ли граде, иль в чистом поле (Где обресться иконе приличествует боле)?» «В поле, отец мой, в поле. В поле, родименькой, в поле!» «В открытом ли месте, в овраге ль сокрытом, Родничком целебным омытом?» «В овраге, отец, в овраге, В овраге, родименькой, в овраге!» «Не в овраге ли нашем, у белых березок, У того ль родничка – „Вдовьих слезок“?» «У „слезок“, отец, у „слезок“! У „слезок“, родименькой, у „слезок“!» «С запада ль темного, с ясного ль востока Прикрывает икону осока?» «С востока, отец, с востока, С востока, родименькой, с востока!» Затряс поп жидкой косою, Вскочил, как ужаленный осою, Стал пред вратами главными, Пред говельщиками православными, И поведал громогласно с амвона: «Братие! Домне явилась икона!» Ахнули богомольцы. Сторож затрезвонил в колокола и колокольцы, Поп в светлые ризы облачился, И все, кто в церкви случился, С хоругвями и образами, Заливаясь радостными слезами, Пошли за попом и за Домною Открывать икону под Коломною.

Глава VII

Обрелася икона облупленная, На толкучке за трешницу купленная. У Панкрата в церкви народу – Не пробить к иконе проходу! Пред иконой новоявленною, Свечами уставленною, Молилися днями-ночами. Торговал Клим шибко свечами. Выбиваясь из последней мочи, Поп молебны служил дни и ночи. Как вернется домой – покрякивает, На счетах отец побрякивает, Над бумажками поп ухмыляется, Доходам своим удивляется, К попадье игриво привалится, Попадья попом не нахвалится. Поповна, как шалая, носится, В Москву за нарядами просится. Словом, зажил наш батя не худо. Про великое новое чудо Повсюду пошла из Коломны молва, Скоро стала трезвонить о чуде Москва. Слух о чуде дошел до прихода, Где, на зависть Панкрату, уж двадцать три года Поп Евграф безмятежно священствовал, В православии народ совершенствовал, Служил богу, царю и отечеству Да умело ласкался к купечеству. Поп Евграф о коломенском чуде проведал. Как проведал, с досады в тот день не обедал. «До обеда ль тут, матушка? Слышь, в Коломне что выкинул тихий Панкратушка? Мы-то тут дураками какими сидим. Ладно, брат, мы еще поглядим!»