Том 2. Стихотворения 1917-1920

Бедный Демьян

II

Мосье Трике судьбой доволен. Дом – богатейший, стиль «нуво»; Хозяин – очень хлебосолен; Хозяйка – более того. Банкеты, празднества, обеды. Что день, то новые победы. Со всех сторон летят гонцы. Чехословаки молодцы! Французских денег стоят, право, Недаром же посол Нюланс Писал Трике, прислав аванс: «Плати налево и направо. Когда расправимся с Москвой, Расходы все вернем с лихвой!»

III

Посланье в Питер из Самары Строчил Трике мамзель Жаннет: «У вас там строгость и кошмары, Есть Совнарком, но хлеба нет. А здесь – всего, чего угодно. Вздохнули мы теперь свободно. Устроил Дутов нам блины. Большевики истреблены. Рабочий класс по струнке ходит, Не смеет пикнуть. – Ни-ни-ни! Еще

б! в Самаре были дни! Порядок Дутов так наводит, Как и не снилось Галифе! (Ты не читала об Уфе?..)

IV

Герой! Хорошей «царской» марки, Нам служит, как служил царю. Изрядно лаком на подарки. Я, разумеется, дарю. Мы не останемся в накладе. Жаннет, забудь о Петрограде: Там сторожит тебя беда. Через Москву – скорей сюда! Здесь мы живем – куда как пышно, Французы здесь в большой чести. В Москве с недельку погости, Узнай подробно, что там слышно. Брезгливость к хамам поборов, Вербуй для нас офицеров!

V

Сули им почести и франки, Где – тон торжественный бери, Где – опустися до вакханки, Иди на все… Пур ля патри! Дела у нас не так уж важны. Все «патриоты» здесь продажны, Но их число невелико. Нам не уехать далеко Без широчайшего обмана: Ни чех, ни дутовская плеть Одни не смогут одолеть Коммунистического стана. Наш козырь главный – ложь и франк. Мы всё поставили ва-банк!»

VI

Жаннет письма ждала напрасно: Оно теперь у нас в руках. Надеюсь, скоро будет ясно, Кому остаться в дураках, Кому тонуть в кровавой бане. Не нам, уверен я заране! Напрасно ждет Трике Жаннет; Мы за нее дадим ответ Чехословацкой подлой банде В французских шорах и узде, Белогвардейской всей орде, Всей черной дутовской команде! Мы свой ответ мосье Трике Дадим – с винтовкою в руке!

Расказанское положение^*

Как во славном было городе Казани, Ожидаючи от нас прежаркой бани, Не на пир оно честной, на пирование, Темным вечером сходилось на собрание Именитое казанское купечество: «Постоимте, братцы, крепко за отечество! Отстоимте от конечной от погибели Животы свои да праведные прибыли!» А и много ж их, купцов, тут насбиралсся. Горе-горькое к купцам, вишь, подбиралося, Подбиралося к ним горе неотходное, Большевистское ль то воинство народное, Та ли силушка железная, упорная, Та ли силушка крестьянская все черная, Та ли рать неодолимая, опасная, Рать фабричная, заводская, все красная. «А и что же вы, купцы, да пригорюнились? А и что ж вы, словно бабы, все разнюнились?» Богатырь Бова сказал им учредиловский, То ли Лебедев, соратничек корниловский. На купечество сердито он накинулся, Ажио стол перед Бовою опрокинулся. Богатырь, перед купцами он похаживал, Свои жирные он ляжечки поглаживал, Говорил он, сукин сын, да растабаривал, Именитых толстосумов уговаривал, Выговаривал купцам он укоризненно: «Что вы смотрите, голубчики, безжизненно? Что вы тесно так друг к другу поприжалися? А кого вы так, мил-други, испужалися?» Богатырь ли тот Бова, он ухмыляется, Богатырь ли тот Бова, он похваляется: «Ой вы, добрые вы люди, вы не бойтеся, Вы не бойтеся, мил-други, успокойтеся, Как я выведу всю гвардию да белую, Офицерскую шеренгу пьяно-смелую Да казацкую всю силушку яицкую, Разобью я всю орду да большевицкую, В пух и в перья разнесу ее без жалости. Раскошельтесь только, други, вы по малости! Проявите достодолжное усердие, К вашим храбрым оборонцам милосердие. Как их доблесть вся в боях уж попритуплена, Она, доблесть их, на денежки вся куплена, Из французского из банка вся оплачена, По трактирам по казанским порастрачена, Самогонкою казанскою размочена. А должна быть эта доблесть вновь отточена, В сторублевые бумажечки оправлена, На златом на оселочке вновь направлена!» Приуныло тут крещеное купечество! «Бьем челом тебе, отец, за молодечество! Раскошелиться, что делать, нам приходится: Твоя доблесть нам в копеечку обходится! Пообчистили мы дочиста все лавочки, Так не будет ли какой, хоть малой, сбавочки?» «Братцы, – молвил тут купец-мудрец Крестовников, – Ублажим уж без отказу мы полковников. Сколько б ни было за доблести им дадено, Чай, поболе нами денег понакрадено! Было дельце нам в Казани предоходное: Казначейство обобрали мы народное; Сколько золота там ни было в наличности, Все прибрали мы к рукам без околичности. Стало,

нечего нам, братцы, канителиться: Есть расчет теперь нам, братцы, раскошелиться!» Посудили, порядили, покалякали. Пели с вечера, а утречком заплакали: «Ой вы, головы ж вы наши, запропащие! Ой, полковники лихие, разледащие, Ой, обманщик ты, Бова, душа злодейская! Ой ты, беглая ты рать белогвардейская! Да куда же вы, собаки, все рассеялись? Понапрасну мы на вас так понадеялись! Ваша доблесть вся не стоит ни полушечки! Завалящей не осталось у вас пушечки! Побросали вы врагам все снаряжение! Расказанское ты наше положение!» Как во славной ли то было во Казани, Дождались купцы от нас прежаркой бани. Крепко парились купцы, да не допарились: За Бовою улепетывать ударились, Во всю прыть они помчались без оглядочки, Растерявши образа и все лампадочки! Ой ты, Волга многоводная, широкая, Что широкая, раздольная, глубокая, Ты тряхни своею вольностию старою, Зашуми да разбушуйся под Самарою! Расскажи там всем про дело про казанское, Что про войско про рабочее, крестьянское: Оно движется, несется темной тучею, Темной тучею, лавиною могучею; Оно бьется за судьбу свою свободную, За Советскую за власть простонародную! Оно бьется, дышит ревностию ярою. Выше взвейся, красный флаг наш, над Самарою!

Казанское чудо^*

(Не басня, а быль)

«Товарищ, можно прикурить?.. Спасибо!»

«Не за что».

Прохожий В поддевке, стриженный под скобку, толсторожий, С красноармейцем был не прочь поговорить: «О господи, когда б вы знали, как в Казани Мы ждали гибели белогвардейской дряни! Еще бы этак день-другой – Да что там! Срок уже мы мерили часами! – Вы б не пришли, так мы, товарищ дорогой, С проклятым вороньем расправились бы. сами, И там кого-кого, Но уж попов трясли б и оптом и поштучно. Не разбежись они теперь до одного, Я вздернуть дюжину б готов собственноручно!» Речь храброго бойца Осталася, однако, без конца. Вернее, был конец, да только очень странный: Откуда ни возьмись старушка в этот миг, И ну вопить: «Родной, желанный! Зачем ты косу-то, отец ты наш, остриг? Аль надругался кто, болезный, над тобою?!» Старушка божия, – увы, – была глупа И сдуру выдала армейцу головою Белогвардейского… попа! Друзья-товарищи, мне слышатся вопросы: «Что было дальше?» – Чудеса: Не докуривши папиросы, Вознесся поп на небеса!

Под Самарой^*

I

Волга желтою волною Моет заросли ракит; Низко-низко над водою Чайка белая летит. Ты скажи-скажи мне, чайка, Не видала ль ты, открой: Где укрылась вражья шайка? На горе иль под горой? Кто вдали за перелеском Быстро скачет на коне? Кто вспугнул ружейным треском Диких уток в стороне? То не красные ль дозоры Обнаружили врага? И не враг ли, прячась в горы, Очищает берега?

II

Необозримая равнина, Далекий оклик журавлей. Стальная серая щетина Промокших скошенных полей. Деревня. Серые избушки. Кладбище. Церковка, пред ней Повозки, кони, ружья, пушки, Снаряды, люди у огней. Армеец гуторит с соседом, Что есть за что костями лечь. В полку оратор пред обедом Держал напутственную речь. Он говорил: «Вперед! В Самару! Друзья, в решительном бою Пусть враг узнает вашу кару! Добейте подлую змею!» «Слыхал?» «Слыхал!» «Добьем, известно!» «Вперед нас, гадина, не тронь!» Глаза простые смотрят честно. Трещит приветливо огонь.

Путеводная звезда^*

Боевая песня

Глухая ночь – не навсегда, Не вечны мрак и жуть: Уж предрассветная звезда Нам освещает путь. Фабричный молот, сельский плуг В ее лучах горят. Рабочий, пахарь – брат и друг – Мы стали в тесный ряд! Навеки спаяны одной Жестокою судьбой, Мы некрушимою стеной Идем на смертный бой. Идем на смертный бой с врагом Идем на смертный бой с врагом В бой! Отступленья нет! Пусть мрак еще царит кругом, Но близится рассвет! Глухая ночь – не навсегда, Исчезнут мрак и жуть. Нам наша красная звезда Указывает путь!