Вкладчик оползня,соучастник обвала,современник конца времен,ничего тебя не миновалоиз коллизий и перемен.В каждой драке тебя драли,в каждой битве тебя били.Трали-вали? Нет, вали-трали?Вот как именно жили-были.От царапин, шрамов, увечий,от морозов и от жарыоблик выработан человечий.Он не канул в тартарары.Обстоятельства убогиене сильнее твоих идей.И глаза у тебя глубокие,как у всех хороших людей.
«Начинается расчет со Сталиным…»
Начинается расчет со Сталиным,и — всерьез. Без криков и обид.Прах его, у стен Кремля оставленный,страх
пускай колеблет и знобит.Начинается спокойныйдолгий и серьезный разговор.Пусть ответит наконец покойник,сумрачно молчавший до сих пор.Нет, не зря он руган был и топтан.Нет, не зря переменил жилье.Монолог обидчивый закончен.Хор народа говорит свое.
ВСКРЫТИЕ МОЩЕЙ
Когда отвалили плиту,смотрели на полую бездну —в бескрайнюю пустоту —внимательно и бесполезно.Была пустота та пуста.Без дна была бездна, без края,и бездна открылась втораяв том месте, где кончилась та.Так что ж, ничего? Ни черта.Так что ж? Никого? Никого —ни лиц, ни легенд, ни событий.А было ведь столько всего:надежд, упований, наитий.И вот — никого. Ничего.Так ставьте скорее гранит,и бездну скорей прикрывайте,и тщательнее скрывайтетот нуль, что бескрайность хранит.
«Мариэтта и Маргарита…»
Мариэтта и Маргаритаи к тому же Ольга Берггольц —это не перекатная голь!Это тоже не будет забыто.Не учитывая обстановкив данном пункте планеты Земли,надевали свои обновки,на прием в правительство шли.Исходили из сердобольности,из старинной женской вольности,из каких-то неписаных прав,из того, что честный прав.Как учили их уму-разуму!Как не выучили ничему!Никогда, совершенно, ни разу!Нет, ни разуму, ни уму!Если органы директивные,ощутив побужденья активныеповлиять на наш коллективили что-то еще ощутив,созовут нас на собеседованье,на банкет нас пригласят,вновь услышится это сетованье,эти вопли зал огласят.Маргарита губы подмажети опять что-нибудь да скажет.Мариэтта, свой аппаратслуховой отключив от спора,вовлечет весь аппаратгосударственный в дебри спора.Ольга выпьет и не закусит,снова выпьет и повторит,а потом удила закусит,вряд ли ведая, что творит,что творит и что говорит.Выступления их неуместныене предупредить, как чуму,а писательницы — известные!А не могут понять что к чему!
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Минуя свое прямое начальство,минуя следующее начальство,минуя самое большое,обращаюсь с открытой душоюпрямо к читателю.Товарищ читатель, купивший меняза незаметную для бюджетасумму, но ждущий от поэтаподдержки внутреннего огня.Товарищ читатель! Я осталсятаким, как был. Но я — устал.Не то чтобы вовсе излетался,но полклубка уже размотал.Как спутник, выпущенный на орбитутруда и быта,скоро в верхний слой атмосферывойду. И по-видимому — сгорю.Но то, что я говорю,быть может, не будет сразу забыто.Не зря я копался в своем языке.Не зря мое время во мне копалось:старый символ поэзии — парус —год или два я сжимал в руке.Год или два те слова,что я писал, говорила Москва.Оно отошло давным-давно,время, выраженное мною,с его войною и послевойноюНо,как в хроникальном кино,то, что снято, то свято.Вечность даже случайного взгляда,какие-то стороны, грани, краязапечатлели пленка и я.Храните меня в Белых Столбах,в знаменитом киноархиве,с фильмами — хорошими и плохимис песней, почему-то забытой в губах.
«Категориальное мышление…»
Категориальное мышление,делящее населениена четыре сорта или пять,объявляется опять.Между темсортов гораздо больше,я неоднократно замечал:столько же,сколько поляков в Польше,в Англии, к примеру, англичан.И любая капля в морегромко заявляет о своемличном, собственном,отдельном горе,воплем оглашает окоем.И любая личная трагедиякатастрофе мировой равна,и вина пред личностью — винаперед человечеством, не менее.Общества и личности пропорцииобобщать и упрощатьпочти то же,что тащить и не пущать.Так отбросим прочьмегаломанию,заменив ее совсемэрой поголовного вниманиявсех ко всем.
ЗАПЛАНИРОВАННАЯ НЕУДАЧА
Крепко надеясь на неудачу,на неуспех, на не как у всех,я не беру мелкую сдачуи позволяю едкий смех.Крепко веря в послезавтра,твердо помню позавчера.Я не унижусь до азарта:это еще небольшая игра.А вы играли в большие игры,когда на компасах пляшут иглы,когда соборы, словно заборы,падают, капителями пыля,и полем, ровным, как для футбола,становится городская земля?А вы играли в сорокаградусныймороз в пехоту, вжатую в лед,и крик комиссара, нервный и радостный:— За Родину! (И еще кой за что!) Вперед!Охотники, рыбаки, бродяги,творческие командировщики с подвешенным языком,а вы тянули ваши бодягине перед залом — перед полком?
«Воспитан в духе жадной простоты…»
Воспитан в духе жадной простотыс ее необходимостью железной,я трачу на съедобное, полезное,а Таня любит покупать цветы.Цветок — он что? Живет не больше дня,от силы два. А после он завянет.Но Таня молча слушает меня —любить цветы она не перестанет.Вдруг тень ее мелькает на стене.Вдруг на столе горячий светик вспыхнет.И что-то засветилося во мне:цветок, цветок, цветок пришел ко мне —на малое великое подвигнет.
«Сласть власти не имеет власти…»
Сласть власти не имеет властинад власть имущими, всеми подряд.Теперь, когда объявят: «Слазьте!» —слезают и благодарят.Теперь не каторга и ссылка,куда раз в год одна посылка,а сохраняемая дача,в энциклопедии — столбцы,и можно, о судьбе судача,выращивать хоть огурцы.А власть — не так она сладкаседьмой десяток разменявшим.Ненашим угоди и нашим,солги, сообрази, слукавь.Устал тот ветер, что листалстраницы мировой истории.Какой-то перерыв настал,словно антракт в консерватории.Мелодий — нет. Гармоний — нет.Все устремляются в буфет.
ОБОИ
Я в этот сельский дом заеду,как уж не раз случалось мне,и прошлогоднюю газетунайду — обоем — на стене.Как новость преобразовалась!Когда-то юная былаи жизнью интересовалась,а ныне на стену пошла.Приклеена или прибита,как ни устроили ее,она пошла на службу бытабез перехода в бытие.Ее захваты и поджоги,случившиеся год назад,уже не вызывают шоки,смешат скорее, чем страшат.Совсем недавно было это:горит поджог, вопит захват.Захлебываясь, газетыоб этом правду говорят.Но уши мира — привыкают,и очи мира — устают,и вот уже не развлекаютбылые правды их уют,и вот уже к стене тесовойили какой другой любойприклеен мир, когда-то новый,а ныне годный на обой.