Том 3. Басни, стихотворения, письма

Крылов Иван Андреевич

Такие ж у льстеца поступки и дела: Он на тебя несет тьму небылиц и бредней;    И как ты хочешь, так трудись,   Но у него в хороших быть не льстись;    А только в случай попадись,—    Он первый явится в передней.

Слон в случае^*

  Когда-то в случай Слон попал у Льва. В минуту по лесам прошла о том молва,   И, так как водится, пошли догадки,     Чем в милость втерся Слон?   Не то красив, не то забавен он;    Что́ за прием, что́ за ухватки!    Толкуют звери меж собой. «Когда бы», говорит, вертя хвостом, Лисица:   «Был у него пушистый хвост такой,   Я не дивилась бы». — «Или, сестрица»,   Сказал Медведь: «хотя бы по когтям     Он сделался случайным:   Никто того не счел бы чрезвычайным: Да он и без когтей, то́ всем известно нам».—   «Да не вошел ли он в случай клыками?»     Вступился в речь их Вол:    «Уж не сочли ли их рогами?» —   «Так вы не знаете», — сказал Осел, Ушами хлопая:

«чем мог он полюбиться,      И в знать добиться?     А я так отгадал — Без длинных бы ушей он в милость не попал». Нередко мы, хотя того не примечаем,   Себя в других охотно величаем.

Туча

Над изнуренною от зноя стороною    Большая Туча пронеслась; Ни каплею ее не освежа одною, Она большим дождем над морем пролилась И щедростью своей хвалилась пред Горою.     «Что́ сделала добра     Ты щедростью такою?»     Сказала ей Гора:    «И как смотреть на то не больно! Когда бы на поля свой дождь ты пролила, Ты б область целую от голоду спасла: А в море без тебя, мой друг, воды довольно».

Клеветник и змея

   Напрасно про бесов болтают, Что справедливости совсем они не знают, А правду тож они нередко наблюдают:   Я и пример тому здесь приведу.   По случаю какому-то, в аду Змея с Клеветником в торжественном ходу Друг другу первенства оставить не хотели      И зашумели, Кому из них итти приличней наперед? А в аде первенство, известно, тот берет,   Кто ближнему наделал больше бед.   Так в споре сем и жарком и не малом    Перед Змеею Клеветник     Свой выставлял язык, А перед ним Змея своим хвалилась жалом; Шипела, что нельзя обиды ей снести,   И силилась его переползти. Вот Клеветник, было, за ней уж очутился;   Но Вельзевул не потерпел того:    Он сам, спасибо, за него       Вступился    И осадил назад Змею, Сказав: «Хоть я твои заслуги признаю, Но первенство ему по правде отдаю:    Ты зла, — твое смертельно жало;    Опасна ты, когда близка;   Кусаешь без вины (и то не мало!), Но можешь ли язвить ты так издалека,    Как злой язык Клеветника, От коего нельзя спастись ни за горами,      Ни за морями?    Так, стало, он тебя вредней: Ползи же ты за ним и будь вперед смирней». С тех про клеветники в аду почетней змей.

Фортуна и нищий

  С истертою и ветхою сумой Бедняжка-нищенький под оконьем таскался,    И, жалуясь на жребий свой,     Нередко удивлялся, Что люди, живучи в богатых теремах, По горло в золоте, в довольстве и сластях,    Ка́к их карманы ни набиты,      Еще не сыты!     И даже до того,     Что, без пути алкая   И нового богатства добывая,   Лишаются нередко своего       Всего. Вон, бывший, например, того хозяин дому    Пошел счастливо торговать; Расторговался в пух. Тут, чем бы перестать И достальной свой век спокойно доживать,   А промысел оставить свой другому.— Он в море корабли отправил по-весне; Ждал горы золота; но корабли разбило: Сокровища его все море поглотило;     Теперь они на дне, И видел он себя богатым, как во сне.    Другой, тот в откупа пустился    И нажил было миллион, Да мало: захотел его удвоить он, Забрался по-уши и вовсе разорился. Короче, тысячи таких примеров есть;     И поделом: знай честь!   Тут Нищему Фортуна вдруг предстала     И говорит ему: «Послушай, я помочь давно тебе желала;    Червонцев кучу я сыскала;     Подставь свою суму; Ее насыплю я, да только с уговором: Всё будет золото, в суму что́ попадет, Но если из сумы что́ на пол упадет,     То сделается сором. Смотри ж, я наперед тебя остерегла: Мне велено хранить условье наше строго, Сума твоя ветха, не забирайся много,    Чтоб вынести она могла».   Едва от радости мой Нищий дышит    И под собой земли не слышит! Расправил свой кошель, и щедрою рукой Тут полился в него червонцев дождь златой   Сума становится уж тяжеленька. «Довольно ль?» — «Нет еще». — «Не треснула б». — «Не бойсь».— «Смотри, ты Крезом стал». — «Еще, еще маленько:     Хоть горсточку прибрось».— «Эй, полно! Посмотри, сума ползет уж врозь».— «Еще щепоточку». Но тут кошель прорвался, Рассыпалась казна и обратилась в прах, Фортуна скрылася: одна сума в глазах, И Нищий нищеньким попрежнему остался.

Лягушка и юпитер

  Живущая в болоте, под горой,    Лягушка на гору весной      Переселилась; Нашла там тинистый в лощинке уголок     И завела домок Под кустиком, в тени, меж травки, как раёк. Однако ж им она недолго веселилась.    Настало лето, с ним жары, И дачи Квакушки так сделалися сухи, Что, ног не замоча, по ним бродили мухи. «О, боги!» молится Лягушка из норы:   «Меня вы, бедную, не погубите, И землю вровень хоть с горою затопите:   Чтобы в моих поместьях никогда    Не высыхала бы вода!»    Лягушка вопит без умолку,   И наконец Юпитера бранит,   Что нету в нем ни жалости, ни толку.   «Безумная!» Юпитер говорит    (Знать, не был он тогда сердит):   «Как квакать попусту тебе охота!    И чем мне для твоих затей     Перетопить людей, Не лучше ль вниз тебе стащиться до болота?» На свете много мы таких

людей найдем,   Которым всё, кроме себя, постыло, И кои думают, лишь мне бы ладно было,    А там весь свет гори огнем.

Лиса-строитель

Какой-то Лев большой охотник был до кур; Однако ж у него они водились худо:     Да это и не чудо!   К ним доступ был свободен чересчур.      Так их то крали,    То сами куры пропадали. Чтоб этому помочь убытку и печали, Построить вздумал Лев большой курятный двор,   И так его ухитить и уладить,    Чтобы воров совсем отвадить, А курам было б в нем довольство и простор.    Вот Льву доносят, что Лисица    Большая строить мастерица —    И дело ей поручено, С успехом начато и кончено оно:    Лисой к нему приложено    Всё, и старанье и уменье. Смотрели, видели: строенье — загляденье! А сверх того всё есть, чего ни спросишь тут: Корм под носом, везде натыкано насесток,   От холоду и жару есть приют, И укромонные местечки для наседок.    Вся слава Лисаньке и честь!   Богатое дано ей награжденье,     И тотчас повеленье: На новоселье кур не медля перевесть.    Но есть ли польза в перемене?    Нет: кажется, и крепок двор,    И плотен и высок забор —    А кур час-от-часу всё мене.   Отколь беда, придумать не могли. Но Лев велел стеречь. Кого ж подстерегли?     Тое ж Лису-злодейку. Хоть правда, что она свела строенье так, Чтобы не ворвался в него никто, никак, Да только для себя оставила лазейку.

Напраслина

Как часто что-нибудь мы сделавши худого,    Кладем вину в том на другого,    И как нередко говорят:   «Когда б не он, и в ум бы мне не впало!»    А ежели людей не стало,    Так уж лукавый виноват,   Хоть тут его совсем и не бывало. Примеров тьма тому. Вот вам из них один. В Восточной стороне какой-то был Брамин,    Хоть на словах и теплой веры,    Но не таков своим житьем    (Есть и в Браминах лицемеры); Да это в сторону, а дело только в том,     Что в братстве он своем    Один был правила такого,    Другие ж все житья святого,    И, что́ всего ему тошней,   Начальник их был нраву прекрутого: Так преступить никак устава ты не смей.     Однако ж мой Брамин не унывает.    Вот постный день, а он смекает, Нельзя ли разрешить на сырное тайком?   Достал яйцо, полуночи дождался    И, свечку вздувши с огоньком,    На свечке печь яйцо принялся; Ворочает его легонько у огня, Не сводит глаз долой и мысленно глотает, А про начальника, смеяся, рассуждает:    «Не уличишь же ты меня,    Длиннобородый мой приятель!    Яичко съем-таки я всласть».     Ан тут тихонько шасть    К Брамину в келью надзиратель     И, видя грех такой,    Ответу требует он грозно. Улика налицо и запираться поздно!     «Прости, отец святой,    Прости мое ты прегрешенье!»    Так взмолится Брамин сквозь слез: «И сам не знаю я, как впал во искушенье;   Ах, наустил меня проклятый бес!»    А тут бесенок, из-за печки, «Не стыдно ли», кричит: «всегда клепать на нас. Я сам лишь у тебя учился сей же час,    И, право, вижу в первый раз,    Как яица пекут на свечке.»

Фортуна в гостях

На укоризну мы Фортуне тароваты;    Кто не в чинах, кто не богат;    За всё, про всё ее бранят;   А поглядишь, так сами виноваты. Слепое счастие, шатаясь меж людей, Не вечно у вельмож гостит и у царей,    Оно и в хижине твоей, Быть может, погостить когда-нибудь пристанет:    Лишь время не терять умей,    Когда оно к тебе заглянет; Минута с ним одна, кто ею дорожит,    Терпенья годы наградит. Когда ж ты не умел при счастьи поживиться, То не Фортуне ты, себе за то пеняй       И знай, Что, может, век она к тебе не возвратится. Домишка старенький край города стоял; Три брата жили в нем и не могли разжиться:    Ни в чем им как-то не спорится.    Кто что́ из них ни затевал,    Всё остается без успеха,    Везде потеря иль помеха; По их словам, вина Фортуны в том была. Вот невидимкой к ним Фортуна забрела   И, тронувшись их бедностью большою,   Им помогать решилась всей душою, Какие бы они ни начали дела,    И прогостить у них всё лето.     Всё лето: шутка ль это! Пошли у бедняков дела другой статьей.   Один из них хоть был торгаш плохой;    А тут, что́ ни продаст, ни купит,    Барыш на всем большой он слупит;    Забыл совсем, что есть наклад,    И скоро стал, как Крез, богат. Другой в Приказ пошел: иною бы порою Завяз он в писарях с своею головою;    Теперь ему со всех сторон       Удача:   Что́ даст обед, что́ сходит на поклон,—    Иль чин, иль место схватит он; Посмотришь, у него деревня, дом и дача. Теперь, вы спро́сите: что ж третий получил? Ведь, верно, и ему Фортуна помогала? Конечно: с ним она почти не отдыхала.   Но третий брат всё лето мух ловил,      И так счастливо,       Что диво! Не знаю, прежде он бывал ли в том горазд:    А тут труды его не втуне. Как ни взмахнет рукой, благодаря Фортуне,    Ни разу промаху не даст. Вот гостья между тем у братьев нагостилась,     И дале в путь пустилась. Два брата в барышах: один из них богат, Другой еще притом в чинах; а третий брат   Клянет судьбу, что он Фортуной злою     Оставлен лишь с сумою.