Том 3. Басни, стихотворения, письма

Крылов Иван Андреевич

  И вон опоена твоим ученьем,     Там целая страна       Полна    Убийствами и грабежами,    Раздорами и мятежами И до погибели доведена тобой! В ней каждой капли слез и крови — ты виной. И смел ты на богов хулой вооружиться?    А сколько впредь еще родится    От книг твоих на свете зол! Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»    Сказала гневная Мегера —   И крышкою захлопнула котел.

Ягненок

Как часто я слыхал такое рассужденье:   «По мне пускай что́ хочешь говорят,   Лишь был бы я в душе не виноват!»    Нет; надобно еще уменье, Коль хочешь в людях ты себя не погубить   И доброю наружность сохранить.   Красавицы!

вам знать всего нужнее, Что слава добрая вам лучше всех прикрас,     И что она у вас    Весеннего цветка нежнее. Как часто и душа и совесть в вас чиста, Но лишний взгляд, словцо, одна неосторожность,   Язвить злословью вас дает возможность —    И ваша слава уж не та. Ужели не глядеть? Ужель не улыбаться: Не то я говорю; но только всякий шаг    Вы свой должны обдумать так, Чтоб было не к чему злословью и придраться.     Анюточка, мой друг!   Я для тебя и для твоих подруг Придумал басенку. Пока еще ребенком, Ты вытверди ее; не ныне, так вперед     С нее сберешь ты плод.   Послушай, что случилося с Ягненком.   Поставь свою ты куклу в уголок:    Рассказ мой будет корото́к.      Ягненок сдуру,     Надевши волчью шкуру,    Пошел по стаду в ней гулять:   Ягненок лишь хотел пощеголять;    Но псы, увидевши повесу,   Подумали, что волк пришел из лесу, Вскочили, кинулись к нему, свалили с ног И, прежде нежели опомниться он мог,   Чуть по клочкам его не расхватили. По счастью, пастухи, узнав, его отбили, Но побывать у псов не шутка на зубах:    Бедняжка от такой тревоги   Насилу доволок в овчарню ноги; А там он стал хиреть, потом совсем зачах   И простонал весь век свой без-умолка.   А если бы Ягненок был умен:    И мысли бы боялся он     Похожим быть на волка.

Книга седьмая

Совет мышей

Когда-то вздумалось Мышам себя прославить   И, несмотря на кошек и котов,   Свести с ума всех ключниц, поваров, И славу о своих делах трубить заставить    От погребов до чердаков; А для того Совет назначено составить, В котором заседать лишь тем, у коих хвост     Длиной во весь их рост: Примета у Мышей, что тот, чей хвост длиннее,      Всегда умнее    И расторопнее везде. Умно ли то, теперь мы спрашивать не будем; Притом же об уме мы сами часто судим    По платью, иль по бороде.   Лишь нужно знать, что с общего сужденья Всё длиннохвостых брать назначено в Совет;   У коих же хвоста к несчастью нет, Хотя б лишились их они среди сраженья,   Но так как это знак иль неуменья,      Иль нераденья,    Таких в Совет не принимать, Чтоб из-за них своих хвостов не растерять. Всё дело слажено; повещено собранье,    Как ночь настанет на дворе;    И, наконец, в мушном ларе     Открыто заседанье.    Но лишь позаняли места,   Ан, глядь, сидит тут крыса без хвоста.   Приметя то, седую Мышь толкает     Мышонок молодой    И говорит: «Какой судьбой   Бесхвостая здесь с нами заседает?    И где же делся наш закон? Дай голос, чтоб ее скорее выслать вон. Ты знаешь, как народ бесхвостых наш не любит; И можно ль, чтоб она полезна нам была, Когда и своего хвоста не сберегла? Она не только нас, подполицу всю губит». А Мышь в ответ: «Молчи! всё знаю я сама;    Да эта крыса мне кума».

Мельник

У Мельника вода плотину прососала;    Беда б не велика сначала,    Когда бы руки приложить; Но кстати ль? Мельник мой не думает тужить; А течь день-ото-дня сильнее становится:    Вода так бьет, как из ведра.    «Эй, Мельник, не зевай! Пора,    Пора тебе за ум хватиться!» А Мельник говорит: «Далеко до беды,    Не море надо мне воды, И ею мельница по весь мой век богата».     Он спит, а между тем    Вода бежит, как из ушата.    И вот беда пришла совсем:    Стал жернов, мельница не служит. Хватился Мельник мой: и охает, и тужит,   И думает, как воду уберечь. Вот у плотины он, осматривая течь, Увидел, что к реке пришли напиться куры.   «Негодные!» кричит: «хохлатки, дуры!   Я и без вас воды не знаю где достать; А вы пришли ее здесь вдосталь допивать».     И в них поленом хвать.   Какое ж сделал тем себе подспорье? Без кур и без воды пошел в свое подворье.     Видал я иногда,    Что есть такие господа (И эта басенка им сделана в подарок), Которым тысячей не жаль на вздор сорить,   А думают хозяйству подспорить,    Коль свечки сберегут огарок, И рады за него с людьми поднять содом. С такою бережью диковинка ль, что дом    Скорешенько пойдет вверх дном?

Булыжник и алмаз

Потерянный Алмаз валялся на пути; Случилось, наконец, купцу его найти.      Он от купца      Царю представлен,    Им куплен, в золоте оправлен, И украшением стал царского венца.   Узнав про то, Булыжник развозился, Блестящею судьбой Алмаза он прельстился И, видя мужика, его он просит так:     «Пожалуйста, земляк,   Возьми меня в столицу ты с собою! За что́ здесь под дождем и в слякоти я ною?   А наш Алмаз в чести, как говорят. Не понимаю я, за что́ он в знать попался? Со мною сколько лет здесь рядом он валялся; Такой же камень он, и мне набитый брат. Возьми ж меня. Как знать? Коль там я покажуся, То также, может быть, на дело пригожуся». Взял камень мужичок на свой тяжелый воз,    И в город он его привез. Ввалился камень мой и думает, что разом    Засядет рядом он с Алмазом; Но вышел для него случа́й совсем иной: Он точно в дело взят, но взят для мостовой.

Мот и ласточка

    Какой-то молодец, В наследство получа богатое именье, Пустился в мотовство и при большом раденье    Спустил всё чисто; наконец,    С одною шубой он остался, И то лишь для того, что было то зимой —    Так он морозов побоялся.   Но, Ласточку увидя, малый мой И шубу промотал. Ведь это все, чай, знают,    Что ласточки к нам прилетают      Перед весной: Так в шубе, думал он, нет нужды никакой: К чему в ней кутаться, когда во всей природе К весенней клонится приятной всё погоде И в северную глушь морозы загнаны!—    Догадки малого умны; Да только он забыл пословицу в народе: Что ласточка одна не делает весны. И подлинно: опять отколь взялись морозы,   По снегу хрупкому скрипят обозы,   Из труб столбами дым, в оконницах стекло    Узорами заволокло.   От стужи малого прошибли слезы, И Ласточку свою, предтечу теплых дней, Он видит на снегу замерзшую. Тут к ней, Дрожа, насилу мог он вымолвить сквозь зубы:   «Проклятая! сгубила ты себя;    А, понадеясь на тебя,   И я теперь не во-время без шубы!»

Плотичка

    Хоть я и не пророк, Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется, Пророчество почти всегда мне удается:   Что крылышки сожжет мой мотылек. Вот, милый друг, тебе сравненье и урок: Он и для взрослого, хорош и для ребенка. Ужли вся басня тут? ты спросишь; погоди,    Нет, это только побасенка,    А басня будет впереди, И к ней я наперед скажу нравоученье. Вот вижу новое в глазах твоих сомненье:   Сначала краткости, теперь уж ты     Боишься длинноты.   Что́ ж делать, милый друг: возьми терпенье!     Я сам того ж боюсь. Но ка́к же быть? Теперь я старе становлюсь:    Погода к осени дождливей,    А люди к старости болтливей. Но чтобы дела мне не выпустить из глаз,   То выслушай: слыхал я много раз,   Что легкие проступки ставя в малость,     В них извинить себя хотят      И говорят:    За что́ винить тут? это шалость; Но эта шалость нам к паденью первый шаг: Она становится привычкой, после — страстью И, увлекая нас в порок с гигантской властью,   Нам не дает опомниться никак.    Чтобы тебе живей представить,   Как на себя надеянность вредна, Позволь мне басенкой себя ты позабавить; Теперь из-под пера сама идет она,   И может с пользою тебя наставить.