Том 3. Стихотворения 1866-1877

Некрасов Николай Алексеевич

(18 июля 1874)

На покосе^*

Из «Записной книжки»

Сын с отцом косили поле, Дед траву сушил. «Десять лет, как вы на воле, Что же, братцы, хорошо ли?» — Я у них спросил. «Заживили поясницы», — Отвечал отец. «Кабы больше нам землицы, — Молвил молодец, — За царя бы я прилежно Господа молил». — «Неуежно, да улежно», — Дедушка решил…

(5 августа 1874)

Поэту^*

Памяти Шиллера

И доблести?.. Век «крови и меча»! На трон земли

ты посадил банкира, Провозгласил героем палача… Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!» И нет певцов… Замолкло божество… О, кто ж теперь напомнит человеку Высокое призвание его?.. Прости слепцам, художник вдохновенный, И возвратись!.. Волшебный факел свой, Погашенный рукою дерзновенной, Вновь засвети над гибнущей толпой! Вооружись небесными громами! Наш падший дух взнеси на высоту, Чтоб человек не мертвыми очами Мог созерцать добро и красоту… Казни корысть, убийство, святотатство! Сорви венцы с предательских голов, Увлекших мир с пути любви и братства, Стяжанного усильями веков, На путь вражды!.. В его дела и чувства Гармонию внести лишь можешь ты. В твоей груди, гонимый жрец искусства, Трон истины, любви и красоты.

(6 сентября 1874)

Литературная травля, или «Не в свои сани не садись»^*

…О светские забавы! Пришлось вам поклониться, Литературной славы Решился я добиться. Недолго думал думу, Достал два автографа И вышел не без шуму На путь библиографа. Шекспировских творений Составил полный список, Без важных упущений И без больших описок. Всего-то две ошибки Открыли журналисты, Как их умы ни гибки, Как перья ни речисты: Какую-то «Заиру» Позднейшего поэта Я приписал Шекспиру, Да пропустил «Гамлета», Посыпались нападки. Я пробовал сначала Свалить на опечатки, Но вышло толку мало. Тогда я хвать брошюру! И тут остался с носом: На всю литературу Сочли ее доносом! Открыли перестрелку, В своих мансардах сидя, Попал я в переделку! Так заяц, пса увидя, Потерянный метнется К тому, к другому краю И разом попадется Во всю собачью стаю!.. Дней сто не прекращали Журнальной адской бани, И даже тех ругали, Кто мало сыпал брани! Увы! в родную сферу С стыдом я возвратился; Испортил я карьеру, А славы не добился!..

М.Е. С<алтыко>ву^*

О нашей родине унылой В чужом краю не позабудь И возвратись, собравшись с силой, На оный путь — журнальный путь… На путь, где шагу мы не ступим Без сделок с совестью своей, Но где мы снисхожденье купим Трудом у мыслящих людей. Трудом и бескорыстной целью… Да! будем лучше рисковать, Чем безопасному безделью Остаток жизни отдавать.

Экспромт на лекции И.И. Кауфмана («В стране, где нет ни злата ни сребра…»)^*

В стране, где нет ни злата на сребра, Речь об изъятии бумажек Не может принести добра, Но… жребий слушателей тяжек.

О.А. Петрову^*

(в день 50-летнего юбилея)

Умиляя сердце человека, Наслажденье чистое даря, Голос твой не умолкал полвека, Славен путь певца-богатыря. Не слабей под игом лет преклонных. Тысячи и тысячи сердец, Любящих, глубоко умиленных, Благодарность шлют тебе, певец! Воплощая русское искусство В звуках жизни, правды, красоты, Труд, любовь и творческое чувство На алтарь его приносишь ты…

1876

Автору «Анны Карениной»^*

Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом, Что женщине не следует «гулять» Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом, Когда она жена и мать.

Как празднуют трусу^*

Время-то есть, да писать нет возможности. Мысль убивающий страх: Не перейти бы границ осторожности — Голову держит в тисках! Утром мы наше село посещали, Где я родился и взрос. Сердце, подвластное старой печали, Сжалось; в уме шевельнулся вопрос: Новое время — свободы, движенья, Земства, железных путей. Что ж я не вижу следов обновленья В бедной отчизне моей? Те же напевы, тоску наводящие, С детства знакомые нам, И о терпении новом молящие Те же попы по церквам. В жизни крестьянина, ныне свободного, Бедность, невежество, мрак. Где же ты, тайна довольства народного? Ворон в ответ мне прокаркал: «Дурак!» Я обругал его грубо невежею. На телеграфную нить Он пересел. «Не донос ли депешею Хочет в столицу пустить?» Глупая мысль, но я, долго не думая, Метко прицелился. Выстрел гремит: Падает замертво птица угрюмая, Нить телеграфа дрожит…

(1870, апрель 1876)

К портрету *** («Твои права на славу очень хрупки…»)^*

Твои права на славу очень хрупки, И если вычесть из заслуг Ошибки юности и поздних лет уступки, — Пиши пропало, милый друг.

З<и>не («Ты еще на жизнь имеешь право…»)^*

Ты еще на жизнь имеешь право, Быстро я иду к закату дней. Я умру — моя померкнет слава, Не дивись — и не тужи о ней! Знай, дитя: ей долгим, ярким светом Не гореть на имени моем, — Мне борьба мешала быть поэтом, Песни мне мешали быть бойцом. Кто, служа великим целям века, Жизнь свою всецело отдает На борьбу за брата-человека, Только тот себя переживет…

(18 мая 1876)

«Скоро стану добычею тленья…»^*

Скоро стану добычею тленья. Тяжело умирать, хорошо умереть; Ничьего не прошу сожаленья, Да и некому будет жалеть. Я дворянскому нашему роду Блеска лирой своей не стяжал; Я настолько же чуждым народу Умираю, как жить начинал:. Узы дружбы, союзов сердечных — Всё порвалось: мне с детства судьба Посылала врагов долговечных, А друзей уносила борьба. Песни вещие их не допеты, Пали жертвою злобы, измен В цвете лет; на меня их портреты Укоризненно смотрят со стен.

«Угомонись, моя муза задорная…»^*

Угомонись, моя муза задорная, Сил нет работать тебе. Родина милая, Русь святая, просторная Вновь заплатила судьбе… Похорони меня с честью, разбитого Недугом тяжким и злым. Моего века, тревожно прожитого, Словом не вспомни лихим. Верь, что во мне необъятно-безмерная Крылась к народу любовь И что застынет во мне теперь верная, Чистая, русская кровь. Много, я знаю, найдется радетелей, Все обо мне прокричат, Жаль только, мало таких благодетелей, Что погрустят да смолчат. Много истратят задора горячего Все над могилой моей. Родина милая, сына лежачего Благослови, а не бей!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как человека забудь меня — частного, Но как поэта — суди… И не боюсь я суда того строгого Чист пред тобою я, мать. В том лишь виновен, что многого, многого Здесь мне не дали сказать…