Том 3. Стихотворения 1866-1877

Некрасов Николай Алексеевич

2

Старый Мазай разболтался в сарае: В нашем болотистом, низменном крае Впятеро больше бы дичи велось, Кабы сетями ее не ловили, Кабы силками ее не давили; Зайцы вот тоже, — их жалко до слез! Только весенние воды нахлынут, И без того они сотнями гинут, — Нет! еще мало! бегут мужики, Ловят, и топят, и бьют их баграми. Где у них совесть?.. Я раз за дровами В лодке поехал — их много с реки К нам в половодье весной нагоняет, — Еду, ловлю их. Вода прибывает. Вижу один островок небольшой — Зайцы на нем собралися гурьбой. С каждой минутой вода подбиралась К бедным зверькам; уж под ними осталось Меньше аршина земли в ширину, Меньше сажени в длину. Тут я подъехал: лопочут ушами, Сами ни с места; я взял одного, Прочим скомандовал: прыгайте сами! Прыгнули зайцы мои, — ничего! Только уселась команда косая, Весь островочек пропал под водой. «То-то! — сказал я, — не спорьте со мной! Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!» Этак гуторя, плывем в тишине. Столбик не столбик, зайчишко на пне, Лапки скрестивши, стоит, горемыка, Взял и его — тягота невелика! Только что начал работать веслом, Глядь, у куста копошится зайчиха — Еле жива, а толста как купчиха! Я ее, дуру, накрыл зипуном — Сильно дрожала… Не рано уж было. Мимо бревно суковатое плыло, Зайцев с десяток спасалось на нем. «Взял бы я вас — да потопите лодку!» Жаль их, однако, да жаль и находку — Я зацепился багром за сучок И за собою

бревно поволок… Было потехи у баб, ребятишек, Как прокатил я деревней зайчишек: «Глянь-ко: что делает старый Мазай!» Ладно! любуйся, а нам не мешай! Мы за деревней в реке очутились. Тут мои зайчики точно сбесились: Смотрят, на задние лапы встают, Лодку качают, грести не дают: Берег завидели плуты косые, Озимь, и рощу, и кусты густые!.. К берегу плотно бревно я пригнал, Лодку причалил — и «с богом!» сказал… И во весь дух Пошли зайчишки. А я им: «У-х!» Живей, зверишки! Смотри, косой, Теперь спасайся, А чур зимой Не попадайся! Прицелюсь — бух! И ляжешь… Ууу-х!.. Мигом команда моя разбежалась, Только на лодке две пары осталось — Сильно измокли, ослабли; в мешок Я их поклал — и домой приволок, За ночь больные мои отогрелись, Высохли, выспались, плотно наелись; Вынес я их на лужок; из мешка Вытряхнул, ухнул — и дали стречка! Я проводил их всё тем же советом: «Не попадайся зимой!» Я их не бью ни весною, ни летом, Шкура плохая, — линяет косой…

Соловьи^*

Качая младшего сынка, Крестьянка старшим говорила: «Играйте, детушки, пока! Я сарафан почти дошила; Сейчас буренку обряжу, Коня навяжем травку кушать, И вас в ту рощицу свожу — Пойдем соловушек послушать. Там их, что в кузове груздей, — Да не мешай же мне, проказник! — У нас нет места веселей; Весною, дети, каждый праздник По вечерам туда идут И стар и молод. На поляне Девицы красные поют, Гуторят пьяные крестьяне. А в роще, милые мои, Под разговор и смех народа Поют и свищут соловьи Звончей и слаще хоровода! И хорошо и любо всем… Да только (Клим, не трогай Сашу!) Чуть-чуть соловушки совсем Не разлюбили рощу нашу: Ведь наш-то курский соловей В цене, — тут много их ловили, Ну, испугалися сетей, Да мимо нас и прокатили! Пришла, рассказывал ваш дед, Весна, а роща как немая Стоит — гостей залетных нет! Взяла крестьян тоска большая. Уж вот и праздник наступил И на поляне погуляли, Да праздник им не в праздник был! Крестьяне бороды чесали. И положили меж собой — Умел же бог на ум наставить — На той поляне, в роще той Сетей, силков вовек не ставить. И понемногу соловьи Опять привыкли к роще нашей, И нынче, милые мои, Им места нет любей и краше! Туда с сетями сколько лет Никто и близко не подходит, И строго-настрого запрет От деда к внуку переходит. Зато весной весь лес гремит! Что день, то новый хор прибудет… Под песни их деревня спит, Их песня нас поутру будит… Запомнить надобно и вам: Избави бог тут ставить сети! Ведь надо ж бедным соловьям Дать где-нибудь и отдых, дети…» Середний сын кота дразнил, Меньшой полз матери на шею, А старший с важностью спросил, Кубарь пуская перед нею: «А есть ли, мама, для людей Такие рощицы на свете?» — «Нет, мест таких… без податей И без рекрутчины нет, дети. А если б были для людей Такие рощи и полянки, Все на руках своих детей Туда бы отнесли крестьянки…»

Накануне светлого праздника^*

1

Я ехал к Ростову Высоким холмом, Лесок малорослый Тянулся на нем; Береза, осина, Да ель, да сосна; А слева — долина, Как скатерть ровна. Пестрел деревнями, Дорогами дол, Он всё понижался И к озеру шел, Ни озера, дети Забыть не могу, Ни церкви на самом Его берегу: Тут чудо картину Я видел тогда! Ее вспоминаю Охотно всегда…

2

Начну по порядку: Я ехал весной, В страстную субботу, Пред самой Святой. Домой поспешая С тяжелых работ, С утра мне встречался Рабочий народ; Скучая смертельно, Решал я вопрос: Кто плотник, кто слесарь, Маляр, водовоз! Нетрудное дело! Идут кузнецы — Кто их не узнает? Они молодцы И петь, и ругаться, Да — день не такой! Идет кривоногий Гуляка-портной: В одном сертучишке, Фуражка как блин, — Гармония, трубка, Утюг и аршин! Смотрите — красильщик! Узнаешь сейчас: Нос выпачкан охрой И суриком глаз; Он кисти и краски Несет за плечом, И словно ландкарта Передник на нем. Вот пильщики: сайку Угрюмо жуют И словно солдаты Все в ногу идут, А пилы стальные У добрых ребят, Как рыбы живые, На плечах дрожат! Я доброго всем им Желаю пути; В родные деревни Скорее прийти, Омыть с себя копоть И пот трудовой И встретить Святую С веселой душой…

3

Стемнело. Болтая С моим ямщиком, Я ехал всё тем же Высоким холмом, Взглянул на долину, Что к озеру шла, И вижу — долина Моя ожила: На каждой тропинке, Ведущей к селу, Толпы появились; Вечернюю мглу Огни озарили Куда-то идет С пучками горящей Соломы народ. Куда? Я подумать О том не успел, Как колокол громко Ответ прогудел! У озера ярко Горели костры, — Туда направлялись, Нарядны, пестры, При свете горящей соломы, — толпы… У божьего храма Сходились тропы, — Народная масса Сдвигалась, росла. Чудесная, дети, Картина была!..

(20 марта 1873)

1872–1873

Утро^*

Ты грустна, ты страдаешь душою: Верю — здесь не страдать мудрено. С окружающей нас нищетою Здесь природа сама заодно. Бесконечно унылы и жалки Эти пастбища, нивы, луга, Эти мокрые, сонные галки, Что сидят на вершине стога; Эта кляча с крестьянином пьяным, Через силу бегущая вскачь В даль, сокрытую синим туманом, Это мутное небо… Хоть плачь! Но не краше и город богатый: Те же тучи по небу бегут; Жутко нервам — железной лопатой Там теперь мостовую скребут. Начинается всюду работа; Возвестили пожар с каланчи; На позорную площадь кого-то Повезли — там уж ждут палачи. Проститутка домой на рассвете Поспешает, покинув постель; Офицеры в наемной карете Скачут за город: будет дуэль. Торгаши просыпаются дружно И спешат за прилавки засесть: Целый день им обмеривать нужно, Чтобы вечером сытно поесть. Чу! из крепости грянули пушки! Наводненье столице грозит… Кто-то умер: на красной подушке Первой степени Анна лежит. Дворник вора колотит — попался! Гонят стадо гусей на убой; Где-то в верхнем этаже раздался Выстрел — кто-то покончил собой…

1873

Детство^*

Неоконченные записки

1

В первые годы младенчества Помню я церковь убогую, Стены ее деревянные, Крышу неровную, серую, Мохом зеленым поросшую. Помню я горе отцовское: Толки его с прихожанами, Что угрожает обрушиться Старое, ветхое здание. Часто они совещалися, Как обновить отслужившую Бедную церковь приходскую; Поговорив, расходилися, Храм окружали подпорками, И продолжалось служение. В ветхую церковь бестрепетно В праздники шли православные, — Шли старики престарелые, Шли малолетки беспечные, Бабы с грудными младенцами. В ней причащались, венчалися, В ней отпевали покойников… Синее небо виднелося В трещины старого купола, Дождь иногда в эти трещины Падал: по лицам молящихся И по иконам угодников Крупные капли струилися. Ими случайно омытые, Обыкновенно чуть видные, Темные лики святителей Вдруг выступали… Боялась я, — Словно в семью нашу мирную Люди вошли незнакомые С мрачными, строгими лицами… То растворялось нечаянно Ветром окошко непрочное, И в заунывно-печальное Пение гимна церковного Звонкая песня вторгалася, Полная горя житейского, — Песня сурового пахаря!.. Помню я службу последнюю: Гром загремел неожиданно, Всё сотрясенное здание Долго дрожало, готовое Рухнуть: лампады горящие, Паникадилы качалися, С звоном упали тяжелые Ризы с иконы Спасителя, И растворилась безвременно Дверь алтаря. Православные В ужасе ниц преклонилися — Божьего ждали решения!..

2

Ближе к дороге красивая, Новая церковь кирпичная Гордо теперь возвышается И заслоняет развалины Старой. Из ветхого здания Взяли убранство убогое, Вынесли утварь церковную, Но до остатков строения Руки мирян не коснулися. Словно больной, от которого Врач отказался, оставлено Времени старое здание. Ласточки там поселилися — То вылетали оттудова, То возвращались стремительно, Громко приветствуя птенчиков Звонким своим щебетанием… В землю врастая медлительно, Эти остатки убогие Преобразились в развалины Странные, чудно красивые. Дверь завалилась, обрушился Купол; оторваны бурею, Ветхие рамы попадали; Травами густо проросшие, В зелени стены терялися, И простирали в раскрытые Окна — березы соседние Ветви свои многолистые… Их семена, занесенные Ветром на крышу неровную, Дали отростки: любила я Эту березку кудрявую, Что возвышалась там, стройная, С бледно-зелеными листьями, Точно вчера только ставшая На ноги резвая девочка, Что уж сегодня вскарабкалась На высоту, — и бестрепетно Смотрит оттуда, с смеющимся, Смелым и ласковым личиком… Птицы носились там стаями, Там стрекотали кузнечики, Да деревенские мальчики И русокудрые девочки Живмя там жили: по тропочкам Между высокими травами Бегали, звонко аукались, Пели веселые песенки. Так мое детство беспечное Мирно летело… Играла я, Помню, однажды с подругами И набежала нечаянно На полусгнившее дерево. Пылью обдав меня, дерево Вдруг подо мною рассыпалось: Я провалилась в развалины, Внутрь запустелого здания, Где не бывала со времени Службы последней… Объятая Трепетом, я огляделася: Гнездышек ряд под карнизами, Ласточки смотрят из гнездышек, Словно кивают головками, А по стенам молчаливые, Строгие лица угодников… Перекрестилась невольно я, — Жутко мне было! дрожала я, А уходить не хотелося. Чудилось мне: наполняется Церковь опять прихожанами; Голос отца престарелого, Пение гимнов божественных, Вздохи и шепот молитвенный Слышались мне, — простояла бы Долго я тут неподвижная, Если бы вдруг не услышала Криков: «Параша! да где же ты?..» Я отозвалась; нахлынули Дети гурьбой, — и наполнились Звуками жизни развалины, Где столько лет уж не слышались Голос и шаг человеческий…

(19 марта 1873)

Е.О. Лихачевой («Уезжая в страну равноправную…»)^*

Уезжая в страну равноправную, Где живут без чиновной амбиции И почти без надзора полиции, — Там найдете природу вы славную. Там подругу вы по сердцу встретите И, как время пройдет, не заметите. А поживши там время недолгое, Вы вернетесь в отчизну прекрасную, Где имеют правительство строгое И природу несчастную. Там Швейцарию, верно, вспомяните И, как солнышко ярко засветится, Собираться опять туда станете. Дай бог всем нам там весело встретиться. Пусть не кажется в этих стихах Слабоумие вам удивительно, Так как при здешних водах Напряженье ума непользительно.

(Середина июня 1873)

1872–1874

Страшный год^*

1870

Страшный год! Газетное витийство И резня, проклятая резня! Впечатленья крови и убийства, Вы вконец измучили меня! О, любовь! — где все твои усилья? Разум! — где плоды твоих трудов? Жадный пир злодейства и насилья, Торжество картечи и штыков! Этот год готовит и для внуков Семена раздора и войны. В мире нет святых и кротких звуков, Нет любви, свободы, тишины! Где вражда, где трусость роковая, Мстящая — купаются в крови, Стон стоит над миром не смолкая; Только ты, поэзия святая, Ты молчишь, дочь счастья и любви! Голос твой, увы, бессилен ныне! Сгибнет он, ненужный никому, Как цветок, потерянный в пустыне, Как звезда, упавшая во тьму. Прочь, о, прочь! сомненья роковые, Как прийти могли вы на уста? Верю, есть еще сердца живые, Для кого поэзия свята. Но гремел, когда они родились, Тот же гром, ручьями кровь лила; Эти души кроткие смутились И, как птицы в бурю, притаились В ожиданьи света и тепла.