Том 5. Труп на Рождество
Шрифт:
— Я не ненавижу ее! — безнадежно призналась она. — Она мой ребенок, как же я могу ее ненавидеть? Но когда она сбежала, я поняла, что у меня осталось только одно средство вернуть ее: напугать так, чтобы она вообще потеряла интерес к сексу. Вот почему я заговорила об изнасиловании и всем остальном. Но я бы никогда не довела дело до суда. Вы должны мне верить, Эл!
— В ночь убийства Марвина, — спросил я, — вы втроем обедали здесь?
— Да, — кивнула она.
— Первым ушел Хиллари, около четверти десятого?
— Да,
— И вы не видели его до следующего утра?
— Я зашла к нему минут через двадцать. Мне нужно было что-нибудь от бессонницы — у меня закончились таблетки, и я пошла попросить у него.
— Он был в номере? — мрачно спросил я.
— Конечно. Он дал мне снотворное, и я вернулась к себе.
— И все?
— Больше я ничего не помню.
— Он был в пижаме?
— Нет, он был еще одет. Я пробыла там не более пяти минут, причем большую часть времени ждала, пока он поговорит по телефону.
— О чем и с кем он говорил? — воскликнул я.
— Телефон зазвонил сразу после того, как я вошла, — вспомнила Лин. — Он поговорил минуты три, а я ждала. Думаю, мое присутствие его очень стесняло, он внимательно следил за своими словами, давал односложные ответы.
— Вы не могли бы вспомнить что-нибудь из разговора, кроме «да» и «нет»? — с надеждой спросил я. — Хоть что-то конкретное.
— Ну… — Она немного подумала. — Единственная четкая фраза, которую я помню: «В одиннадцать часов я там буду» или что-то в этом роде.
— Больше ничего?
— Прошу прощения, — слабо улыбнулась она, — больше ничего. Это что-нибудь даст?
— Может, это звонил Марвин и Хиллари договаривался с ним о встрече, — сказал я. — Но это не может служить уликой на суде.
— Вы действительно думаете, что его убил Хиллари, а не этот ужасный мальчишка Уиллис?
— У Хиллари были мотивы, а у Уиллиса — нет.
Она допила коньяк и вернула мне пустой бокал.
— Который час? — бесстрастно спросила она.
— Половина шестого.
— У вас в полиции не включают сирену или что-нибудь подобное, когда пора заканчивать работу?
— Разве вы не слышали? Только что прозвучал свист.
— Я рада, что хотя бы вы услышали, — пробормотала она. — А то я уже начала удивляться.
— Пойду приготовлю еще выпить, — живо сказал я. — Несмотря на то, что я разочаровался сервировкой.
— Что вам не понравилось?
— Я ожидал увидеть бокалы из чистого золота.
— Они были бы хороши для общества где-нибудь в Майами, а в моем кругу их сочли бы дурным тоном.
Я прошел на кухню, наполнил бокалы и вернулся в гостиную. Казалось, внезапно наступила ночь — в комнате было почти темно. Но я твердо помнил, что минуту назад, когда я выходил, в окно еще светило солнце. Не нужно было обладать выдающимися дедуктивными способностями, чтобы догадаться: Лин опустила жалюзи и задернула шторы.
На кушетке ее уже не было, и, пока мои глаза привыкали к темноте, я пытался сообразить, куда она делась. Осторожно поставив бокалы на столик, я хотел было опуститься на кушетку, но не решился: было бы варварством мять этот небрежно брошенный шелк с золотой вышивкой. Я стоял и смотрел на халат, представляя, как без него выглядит его хозяйка, и картины, которые создавало мое живое воображение, действовали не столько на мозг, сколько на надпочечники, — я так и чувствовал, как адреналин забурлил в моей крови.
Внезапно раздался мягкий щелчок, и на другом конце комнаты засветилась теплым рассеянным светом настольная лампа. Лин стояла рядом и смотрела на меня почти страстным взглядом.
— Вы действительно слышали свист, Эл? — нервно спросила она.
— Подобный звуку рожка! — уточнил я.
Она медленно пошла ко мне. Абажур лампы рисовал причудливые, все время меняющиеся узоры на ее теле, подчеркивая пленительные детали: небольшие, все еще упругие груди с розовыми сосками, мягкую выпуклость бедер, переходящую в округлую твердость ног. Когда она подошла ближе, я обнял и почувствовал, что она слегка дрожит.
— Вы боитесь? — нежно спросил я.
— Мне тридцать восемь, — ответила она смущенно, — а я сейчас волнуюсь больше, чем двадцать лет назад, в мою первую брачную ночь!
— Эй! — Я любовно куснул мочку ее уха. — Что это за новая мода на смесь секса и сентиментальности?
Ее тело расслабилось, и она зашлась тихим смехом.
— А, догадываюсь, что сентиментальность не приветствуется в среде полицейских и грабителей, — сказала она.
Мои руки скользнули вниз по ее гладкой спине, прогулялись по изгибу талии, по выпуклостям ягодиц… Тут она перестала смеяться и задышала прерывисто и глубоко.
Было чуть больше восьми, когда я пересек вестибюль гостиницы под пристальным взглядом Чарли, здешнего портье.
— Вы пробыли там так долго, что следовало бы взять с вас плату за постой, лейтенант! — пошутил он. — Вращались в высшем обществе?
Я покачал головой:
— Что ты, Чарли! Проверял, где прорвало канализацию. Обошел всю гостиницу, но по-настоящему воняет только здесь, из-за этой конторки. Что ты на это скажешь?
Чарли поскучнел, потом внимательно осмотрел меня с ног до головы, и вдруг его глаза сверкнули.
— Я не хочу переходить на личности, лейтенант, но этот костюм! Похоже, раньше его носил шериф?
— Ну конечно, — ответил я. — Но я ушил его на пару футов в талии.
— Я рад слышать, что он достался вам от шерифа, — заявил Чарли. — Когда я впервые увидел его, я решил, что вам выдали его в отделе социальных пособий.
Он повернулся, чтобы приветствовать нового гостя — какую-то крупную шишку с топорщащимися белыми усами и красными глазами.
— Добрый вечер, сэр, — почтительно сказал Чарли. — Добро пожаловать в «Звездный свет»!