Том 7. Дядя Динамит и другие
Шрифт:
Уилбур Траут был очень хороший человек, и единственная его ошибка состояла в том, что отец богател без удержу. Родись он в семье поскромнее, он стал бы безупречным клерком или кем-нибудь в этом духе и не ведал иных развлечений, кроме Кони-Айленда [6] по воскресеньям. Унаследовав миллионов пятьдесят, он стал первым хлыщом Нью-Йорка, кумиром метрдотелей, героем газетных сплетен, хозяином многолюдных пиров. На один из них пришла Ванесса — приглашал он всех, без разбора — и сидела теперь, горюя о добрых
6
Кони-Айленд — место дешевых развлечений в Нью-Йоркском районе Бруклин, на океанском берегу.
Уголок был неплохой. Там царила прохлада. Там что-то благоухало. Там журчал крохотный ручеек, устремляясь к озеру. А главное, там не было Алариха, герцога Данстаблского. Однако именно там собирались все крылатые насекомые Шропшира. Подустав от них, Ванесса пошла в замок, но встретила лорда Эмсворта.
— Прогуливаете? — приветливо спросила она.
— Простите?
— Или Императрица вас отпустила? Вы же в это время при ней.
Лорд Эмсворт немного оживился. Ванесса ему нравилась; а что может быть лучше, чем излить свои беды понимающему человеку?
— Конни посылает меня встретить этого Траута. Не помню, когда он приедет. Ваулз помнит. А мне нельзя оставлять Императрицу, я ей нужен!
— Почему бы так и не сказать леди Констанс?
Лорд Эмсворт оторопел; эта мятежная мысль не приходила ему в голову. Если Конни велела, ничего не поделаешь. Галахад, тот может, но он пережил сотни битв с букмекерами и приставами. Сверкнет моноклем — любая сестра дрогнет. В пенсне этого не добьешься.
— Я не могу!.. — отвечал он, дрожа от одного помышления.
— А что такого?
— Она рассердится.
Зашуршал гравий, показалась машина, Ваулз сидел за рулем.
— Ой, Господи! — сказал граф.
— Вот что, — сказала Ванесса, — давайте я его встречу.
Лорд Эмсворт так вздрогнул, что пенсне свалилось, и, ловя его, он благоговейно на нее смотрел. Когда он ездил на свадьбу Конни и Скунмейкера, ему очень понравились американки, но и от них он не ждал такого величия души.
— Правда? — проверил он. — Нет, вы правда поедете?
— Конечно. С большим удовольствием.
— А Конни говорить не надо.
— Нив коем случае.
— Какая вы добрая! Спасибо, спасибо!
— Не за что.
— Понимаете, я ей нужен…
— Естественно. Ваше место — рядом с ней.
— Я не должен ее оставлять. Врач сказал, беспокоиться незачем, но картошку она не съела!
— Нехорошо.
— Что там, страшно! Очень хорошая картошка, а она понюхала и…
— Махнула рукой?
— Примерно. Понюхала и ушла. Как тут не беспокоиться?
— Да, это невозможно.
— Если бы я мог посоветоваться с Вольфом-Леманом!
— Посоветуйтесь.
— Он умер.
— Жаль. А если покрутить столик? Граф несколько растерялся.
— Значит, вы поедете на станцию?
— Еду, еду.
— Мне так неудобно. Трудно говорить
— Мы знакомы. Я его знала там.
— Где?
— В Америке.
— А, да, конечно. Не здесь, а там, у вас. Прекрасно, прекрасно, превосходно.
Поезд подошел к перрону одновременно с машиной. Увидев Уилбура Траута, Ванесса приветливо воскликнула: «Эй!», на что он ответил так же приветливо и односложно. Он не смутился. Если бы он смущался, встречая тех, кого любил и утратил, ему бы пришлось постоянно краснеть и постукивать пальцами. На перроне — старый друг, вот и хорошо. Правда, он назвал ее Полиной, но она возразила, и тут он уж совсем точно вспомнил, что перед ним — та единственная, на которой он так и не женился.
Ванесса объяснила, почему она здесь, они потолковали о прошлом — о его приемах, о гостях и о том, как он прыгнул в фонтан, не сняв вечерний костюм. Но все это были пустяки. Не об этом он думал.
— Можно тут где-нибудь выпить? — спросил он, и она справедливо ответила, что выпить можно в «Гербе Эмсвортов». Да, в Маркет Бландинге были другие заведения — мы не забыли «Гуся и Гусыню», «Веселых Лодочников», «Отдых Возницы» или, скажем, «Жука», — но они годились скорее для пролетариев, чем для приезжих миллионеров. Ванесса сообщила об этом Уилбуру, обрадовала Ваулза, посоветовав ему присесть к стойке, и повела спутника в дивный сад, чтобы выразить мысль, томившую ее с момента встречи.
— Уилли, — сказала она, — у тебя жуткий вид.
Он не обиделся. Он и сам так подумал, глядясь утром в зеркало.
— Я много пережил, — со вздохом ответил он.
— А что такое?
— Долго рассказывать.
— Тогда сперва объясни мне, почему тебя занесло в Бландингский замок.
— Это все к тому же.
— Ладно, тогда — слушаю.
Для вдохновения он выпил свой джин с тоником, подумал и начал:
— Сперва я развелся.
— С кем? С Луэллой?
— Нет.
— С Марлен?
— Нет, нет. С Женевьевой.
— А, с Женевьевой! Читала.
— Я очень страдал.
Ванесса подумала, что можно бы и привыкнуть, но по тактичности своей ничего не сказала. Видимо, утрата третьей жены, вечно жевавшей резинку и сюсюкающей, сильно огорчила его.
— Я любил ее, Полина, я ее обожал. А она меня бросила ради какого-то лабуха. Из самого поганого джаза.
— Нехорошо, — сказала Ванесса только из вежливости. Жалела она джазиста. Нет, это подумать — неудачник, прикован к поганому джазу, а тут еще Женевьева Траут!
Уилбур подозвал официанта и заказал два джина. Сердце сердцем, но разумный человек не забывает и о деле.
— На чем я остановился?
— На том, что ты ее любишь.
— Это верно.
— До сих пор?
— Еще бы! Лежу по ночам и думаю. Иногда слышу ее голос. Она говорила очень интересные вещи.
— Могу себе представить.
— Вот все говорят «розы», а она — «возы».
— Да…
— А «кролик» — «кволик».
— Помню.
— Сама понимаешь, что со мной было, когда я увидел эту картину.