Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
Хамилтон обернулся. Долговязый жилистый человек деликатно вошел в комнату. Одет он был нарядно, и даже сверх меры: сиреневые перчатки, гвоздика в петлице, а на шее, намекающей, что, возможно, он дальний отпрыск жирафа, — белоснежный воротничок. Над воротничком торчало адамово яблоко, которое могло принадлежать лишь одному человеку.
— Гарроуэй! — вскричал Хамилтон. — Как вы сюда попали? И что означает весь этот маскарад?
Полисмен растерялся. Лицо у него стало красным, в тон запястьям. Если б не железный обруч
— Не ожидал, мистер Бимиш, встретить вас тут, — виновато произнес он.
— А я не ожидал встретить вас. Да еще под именем де Курси Белвилль.
— Деланси Кабо, сэр.
— Хорошо, Деланси Кабо.
— Мне оно понравилось, — пояснил новоприбывший. — Наткнулся на него в книге.
Она тяжело задышала.
— Этот человек — полисмен?
— Да, — подтвердил Хамилтон. — Его фамилия Гарроуэй, и я учу его писать стихи. Скажите на милость, — прогремел он, поворачиваясь к незадачливому полисмену, чье адамово яблоко скакало, словно ягненок по весне, — чего вы сюда заявились, прерывая мой… прерывая наше… короче, прерывая? Ваше дело — выполнять свои обязанности или сидеть тихонько дома, изучая Джона Дринкуотера. Жду ответа!
— Понимаете, мистер Бимиш, — кашлянул Гарроуэй, — я ведь не знал, что мадам Юлали — ваш друг.
— Неважно, чей она друг!
— Нет, мистер Бимиш, это большая разница. Теперь я могу вернуться в участок и доложить, что мадам Юлали — вне всяких подозрений. Видите ли, сэр, меня послало сюда начальство, по делу.
— По какому еще делу?!
— Чтобы произвести арест, мистер Бимиш.
— Так и говорите. Избавляйтесь от неясностей в языке.
— Да, сэр. Я стараюсь, сэр.
— Говорите четко и ясно.
— Да, сэр. Конечно, мистер Бимиш.
— С какой стати вас посылают арестовать эту леди?
— Моему начальству, мистер Бимиш, доложили, что мадам Юлали предсказывает будущее за деньги. Это противозаконно.
— Чушь какая! — фыркнул Хамилтон. — Если таков закон, исправьте его!
— Сделаю, что смогу, сэр.
— Я видел, как мадам Юлали показывает свое искусство, и она не говорит ничего, кроме чистейшей правды. Так что ступайте к своему начальству и посоветуйте ему прыгнуть с Бруклинского моста!
— Да, сэр. Так и передам, сэр.
— А теперь оставьте нас. Нам надо поговорить.
— Да, мистер Бимиш.
После того как дверь закрылась, она несколько минут смотрела на Хамилтона изумленными глазами.
— Этот человек и вправду полисмен?
— Да.
— И вы с ним так обошлись? Разговаривали таким тоном, а он только и отвечал: «да, сэр», «нет, сэр». И уполз на четвереньках. — Она испустила глубокий вздох. — По-моему, вы — самый подходящий друг для одинокой девушки в большом городе!
— Рад, что сумел оказать вам услугу.
— Да еще какую! Мистер Бимиш…
— Меня
— Неужели вы тот самый Хамилтон Бимиш? — удивленно воскликнула она. — Тот самый, который написал все эти брошюры?
— Я действительно написал несколько брошюр…
— Вы же мой любимый автор! Если б не вы, я б до сих пор прозябала в захолустном городишке, где даже приличного киоска с содовой нет. Но я прочитала ваши брошюры из серии «А вас не заела рутина?», упаковала вещички и прикатила в Нью-Йорк. Знай я вчера, что вы — тот самый Хамилтон Бимиш, я бы поцеловала вас прямотам, у входа!
Хамилтон хотел было сказать, что комната с опущенными шторами и закрытой дверью еще удобней для такой процедуры, но его впервые в жизни охватила непонятная застенчивость. Не хочется, следуя современной моде (которую автор резко осуждает), выставлять в неприглядном свете великих, но честность обязывает говорить откровенно: да, Хамилтон издал глуповатый смешок и принялся ломать пальцы.
Однако странная слабость миновала, и, снова став самим собой, он твердо поправил очки.
— Не могли бы вы… не захотели бы вы… — проговорил он, — как вы считаете, не могли бы вы со мной пообедать завтра?
— Ну, как неудачно! — вскричала она. — Никак не сумею!
— А послезавтра?
— Вы уж простите. Я выпадаю из оборота на три недели. Завтра я просто бегу на поезд, навестить родню в Ист Гилиэде. В субботу папин день рождения, я никогда его не пропускаю.
— В Ист Гилиэде?
— Да, штат Айдахо. Вы, конечно, и не слыхали про такое местечко, но оно существует.
— Как раз слышал. Мой лучший друг приехал из Ист Гилиэда.
— Не может быть! Кто же это?
— Один юноша по имени Джордж Финч.
— Неужели вы знаете Джорджа? — весело расхохоталась она.
— Он — мой лучший друг.
— Тогда, надеюсь, что он уже не такой тюхтя!
Хамилтон призадумался. Можно ли назвать Джорджа тюхтей? Насколько точно может человек оценить это качество у лучшего друга?
— Под словом «тюхтя» вы подразумеваете?..
— Тюхтю и подразумеваю. Человека, который не может и на гуся шикнуть.
За общением с гусем Джорджа заставать не доводилось, но Хамилтон подумал, что умеет судить о людях и у друга его достанет храбрости на совершение этого поступка.
— По-моему, Нью-Йорк его изменил, — поразмыслив, ответил он. — Вообще-то я зашел к вам из-за него. Дело в том, что он безумно влюбился в Молли Уоддингтон, падчерицу вашей клиентки.
— Вот это да! И так стесняется, что на милю боится к ней подойти.
— Ну нет! Позавчера вечером он прорвался в дом — да, именно прорвался, — и теперь миссис Уоддингтон запретила ему видеться с Молли, опасаясь, что он загубит ее планы. Она хочет выдать бедную девочку замуж за некоего лорда Ханстэнтона.