Том 9. Неуловимая Фламини

– Моя фамилия Холман, – представился я, – Рик Холман.

Ответа не последовало, никто даже не шелохнулся.

Развалившийся в кресле толстяк глядел на меня сквозь черные очки, будто сова. Его губы были плотно сжаты.

По обе стороны от него на полу устроились две хорошенькие девицы. Они буквально изнемогали от жары и всем своим видом напоминали хорошо прожаренных курочек, ожидающих, чтобы их подали на стол с салатом из свежих овощей. Где-то прямо над моей головой повисло безжалостное солнце, на небе не было ни облачка. Похоже, это небесное светило высушило мозги безмолвной троицы.

– Холман, – уныло повторил

Лежавшая на животе блондинка лениво закинула руку назад и, оттянув узкую полоску белых трусиков, неторопливо почесала затененную ложбинку там, где аппетитная попка разделялась на две половинки.

– Вы, должно быть, Винс Манатти, – обратился я к толстяку. – Думаю, я не ошибся, потому что всем известно, что второго такого уродины не сыскать.

Обвисшие щеки толстяка чуть дрогнули, он медленно снял черные очки. На меня уставились глубоко посаженные голубые глаза, блестевшие, словно две холодные льдинки. Блондинка было хихикнула, но смешок моментально сменился возмущенным «ох!», когда лежавшая рядом брюнетка что было сил двинула ее локтем в бок.

– Надо же приглядеться к человеку, – сурово пояснил Манатти. – Так, стало быть, вы и есть Холман. Признаться, мне почему-то казалось, что Холман должен выглядеть несколько иначе.

– Простите? И каким же вы меня представляли? – Я от неожиданности разинул рот.

– По меньшей мере компетентным. – Он поднес к глазам правую руку и несколько минут вглядывался в массивный циферблат, красовавшийся на его запястье. – К тому же вы пришли на две минуты раньше. А я привык принимать людей точно в назначенный час.

– Зато это позволило нам приятно провести время, – с иронией заметил я.

Толстяк встал, и я с удивлением обнаружил, что он гораздо выше меня. А ведь во мне никак не меньше шести футов. Да и весил он, наверное, фунтов двести тридцать и больше всего походил на некий гибрид Чингисхана и армянского лошадиного барышника.

– Ладно, – пробурчал он. – Пойдемте в дом.

Я осторожно переступил через распростертые тела двух красоток и последовал за ним через террасу. Мы прошли в комнату, обшитую деревянными панелями с пола до потолка. Мои ноги утопали в великолепных черно-белых коврах из овечьей шерсти, одну стену целиком занимал сверкающий хромированными ручками бар. Помещение выглядело так, словно предназначалось для разнузданных оргий, и я невольно огляделся, но, к моему величайшему разочарованию, не увидел ни одной резвящейся нимфы.

– Надеюсь, вы понимаете, я всего лишь арендую этот дом, – словно читая мои мысли, объяснил Манатти. – Конечно, он ужасен, но зато здесь есть Трикси и Дикси, а это уже кое-что.

– Трикси и Дикси? – тупо повторил я, ничего не понимая.

– Ну, я не знаю, как их там зовут на самом деле, – равнодушно отозвался толстяк. – Я имею в виду девиц возле бассейна. У меня такое впечатление, что они тоже часть интерьера, вроде мебели. Выпьете со мной, мистер Холман? – Манатти наполнил два бокала и протянул один из них мне. – Насколько мне известно, вашей специальностью является улаживание самых разных проблем людей, связанных с киношным бизнесом. Таких, как я, к примеру, – сказал он. – Знаю вашу репутацию человека осторожного и осмотрительного.

– Так оно и есть, – без ложной скромности подтвердил я.

– Итак, что вам известно обо мне? – продолжал он. – Только коротко.

Я пожал плечами.

– Еще один колосс – только не родосский [1] . Один из наиболее известных продюсеров в Италии, да и вообще в Европе. Владелец целой империи, скажем так.

– Ну что ж, несколько преуменьшение, хотя в основном верно. – Он удовлетворенно кивнул. – Но в нашем мире, где все меняется поминутно, даже такой гигант, как я, должен время от времени менять курс. По официальной версии я приехал, чтобы договориться с киностудией «Стеллар продакшн» о совместных съемках.

– А неофициально? – осторожно поинтересовался я.

– Чтобы приобрести контрольный пакет акций этого предприятия.

– А я и не знал, что дела у «Стеллар» идут неважно, – искренне удивился я.

– Этого я не говорил. Просто есть человек, у которого много акций «Стеллар». И если мне удастся выкупить его пакет акций и объединить с моим и с тем, который успели потихоньку приобрести мои помощники, – тогда контроль над студией будет в моих руках.

Но это будет непросто. Этот парень – что-то вроде вашего легендарного Говарда Хьюза – богат как Крез и охраняет то, что ему принадлежит, с таким же остервенением, как юная старлетка – своего первого продюсера, который дал ей роль. Но на этом их сходство и кончается. А зовут этого человека Аксель Барнаби.

– Никогда о таком не слышал, – подумав, сказал я.

– А о нем вообще мало кто знает. Думаю, он и денег-то тратит самую малость, лишь бы только оставаться в тени. – Толстяк сделал небольшую паузу, чтобы глотнуть из своего бокала. – Но, как у всякого очень богатого человека, у него есть некоторые слабости. – Мой собеседник сокрушенно покачал головой. – Вам это может показаться не правдоподобным, но даже у меня – у Винсента Манатти – тоже есть свои слабости.

– Я просто потрясен, – подтвердил я. – Такой милый, привлекательный с виду человек. И ведь не подумаешь, что самый большой сукин сын, который мне когда-либо попадался.

– Барнаби в душе коллекционер, – спокойно продолжил Манатти, не обратив ни малейшего внимания на мою вызывающую реплику. – Собиратель, если можно так выразить.

– Что он коллекционирует? – уже серьезно спросил я.

– Красивых женщин.

– Дорогостоящее у него хобби, – покачал я головой.

– Что значат деньги для такого человека? Если женщина приглянулась ему, он может предложить ей жизнь, полную сказочной роскоши. Конечно, до тех пор, пока она ему не надоест. А устает он от них очень быстро – через пару месяцев. Тогда настает время расставаться. Так сказать, прощальный поцелуй из чистого золота. В награду отвергнутой пассии дарятся драгоценности, баснословной стоимости меха, а уж если леди очень ему угодила, то и приличный кусочек недвижимости. – Толстяк лениво поскреб заросшую волосами грудь. – По сути дела, Барнаби с одинаковым увлечением коллекционирует женщин и деньги. И у этих его двух страстей есть только одно различие: в каждом конкретном случае он предпочитает деньги.

Если кто-то твердо намерен приобрести у Акселя что-либо и готов хорошо платить, то он, несомненно, это получит.

Как ни странно, оказывается, на свете существуют еще женщины, правда немного, которых невозможно купить.

– Например?

– Анна Фламини. – Тяжелые веки Манатти опустились, прикрыв глаза-буравчики.

– Она одна из немногих оставшихся еще женщин, которые до сих пор оправдывают старомодный титул звезды, – сказал я. – По-моему, Барнаби ей нужен как собаке пятая нога.