Тонкий лед
Шрифт:
— Хорошо, что ты пришла.
— Как я могла не прийти? Я хочу услышать ответы.
— Все сразу? — Он поморщился. Мейнард на переговорах за высоким столом пил немного, потому выглядел как обычно. — Боюсь, это долгий рассказ.
— Пойдем, — Альвдис потянула его в сторону от причала. — Далеко уходить не станем, будем на виду. Но я не хочу, чтобы другие нас слышали.
Они отошли шагов на двести, и Альвдис присела на большой камень; Мейнард опустился рядом, не выпуская ее ладонь их своих.
— Почему ты не сказал мне? — спросила девушка сразу. — Все это время я думала, что ты монах, и терзалась, не зная, смогу
— Тому имелось много причин. И одна из них как раз та, что я не хотел тебя огорчать, если… если бы не решился.
— Но ты говоришь, что любишь меня. Это так?
— Это самая прекрасная правда, которую я когда-либо произносил. — Мейнард взял ее за подбородок, повернул ее лицо к себе. — Да, Альвдис. Я полюбил тебя.
— А я тебя, — ответила она, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Казалось бы, смеяться надо, а не плакать, а вот поди ж ты…
Мейнард легко прикоснулся к ее губам своими и тут же отодвинулся.
— Скоро мы станем мужем и женой, и тогда никто не посмеет отнять тебя у меня, а пока не станем гневить твоего отца и целоваться на глазах у всей деревни, — весело заметил он. — Так вот, я не дал ответа на твой вопрос. Именно потому, что ты стала мне дорога, я не хотел огорчать тебя больше, чем необходимо. Какое-то время после освобождения я все ещё думал, что уеду. Все-таки я нездешний, да и Бог… Я не давал обетов, Альвдис, но в монастырь пришел не просто так. На мне было много грехов.
— Каких? Что ты сделал?
— Вот это уже история совсем длинная. Обещаю тебе рассказать, только после того, как нас объявят супругами. И не потому, что боюсь — вдруг ты откажешься быть моей. Для тебя, для твоего народа то, что я делал, считается подвигами. Я много убивал, Альвдис, и в какой-то момент это переполнило чашу моего собственного терпения, понятий о чести, о совести, о той самой справедливости, которую так любит поминать твой отец… Убивал не только руками — даром. И пусть я с ним родился и он для этого предназначен, я переступил черту. Я больше не смог быть таким и ушел в монастырь. Не просто так, поверь. Но я не желаю омрачать эти дни воспоминаниями. Они в прошлом, где им и надлежит быть. Потом я расскажу тебе об этом, чтобы ты поняла, как я стал таким и что вижу во сне по ночам. Пока я еще… не могу.
— Хорошо, — кивнула Альвдис, — ты скажешь мне, когда захочешь. Я верю тебе. Ты ведь держишь свои обещания, я знаю.
— Так и есть. В общем, я не желал тебя огорчать сильнее, чем можно. И потому попросил у тебя времени, чтобы убедиться: я именно так хочу решить, ни Бог, ни совесть не против этого. Я все ещё на Йоль обдумал, но выждал, укрепился в своем решении. И не жалею о нем, и никогда жалеть не стану.
— Все равно тебе тяжело отречься от своего Бога…
— Нет, — Мейнард покачал головой, — теперь уже нет. И сейчас я не думаю, что это отречение. Нет во мне ни гнева, ни разочарования больше, ни отчаянной мольбы. Просто… пустота, в которую войдет нечто иное — твоя вера, твои законы и боги. Я сейчас словно порожний сосуд, из которого яд выплеснули, ополоснули, а новое пока не влили. Это ненадолго. — Он поцеловал ей ладонь. Прикосновение губ было сухим и горячим. — Всего две недели подождать, и мы будем, как у вас говорят, пить свадьбу, а потом я отведу тебя в свой дом.
— У нас, — поправила Альвдис. — У нас говорят.
—
— А ещё ты научишь меня своему языку.
— Конечно, научу. Нужно ведь тебе понимать, когда я буду ругаться.
Альвдис засмеялась.
— Хорошо, что ты не монах. Ведь я уже была готова на что угодно. Отец не понимает, как близко он подобрался к истине.
— Ты о чем говоришь?
— О том, чтобы стать христианкой. Для меня это было бы… сложно. Но ради тебя…
— Нет, Альвдис. Тут другое, ты в своих богах не разуверилась, они с тобой. И если бы так поступила, была бы несчастной. Или же нет?
— Не знаю. Здесь это все равно не имеет смысла. Как ты сказал, тут и вашей церкви нет ни одной.
— Все верно. Ну, а теперь расскажи мне, как у вас проходят свадьбы? Я осенью лишь краем глаза смотрел, больше работал. Сайф и Рэв мне рассказали, как отца невесты уговаривать, а к свадьбе мы еще не приступали.
На следующий день, как полагается, провели обряд помолвки: Далла, как хозяйка усадьбы исполнявшая заодно роль жрицы в храме, соединила руки влюбленных, а невесте на колени положили молот Тора, и с этого мига помолвка считалась скрепленной. Волосы Альвдис, до сих пор свободно развевавшиеся на ветру, теперь закрыли покрывалом, которое можно будет сменить на другое уже после свадьбы и носить постоянно. Однако Мейнард шепнул невесте: ему так нравятся ее волосы, что он позволит ей дома покрывало не надевать. Альвдис в ответ шепнула ехидно, что тогда она ему позволит приходить в спальню, и поняла в этот миг: все стало гораздо проще.
Теперь впереди — жизнь. Неизвестно, какая еще, с какими происшествиями, радостью и горем, но это жизнь с Мейнардом. Они будут вместе, этого достаточно.
После заключения помолвки, конечно же, продолжился пир, и шел ещё два дня. Северянам дали повод подольше не выходить из-за стола, и хотя Далла и ворчала, что землю давно пора вспахивать, немногие в те дни вышли на поля. Впрочем, повод нашелся отменный — единственная дочь Бейнира Мохнатого выходит замуж, шутка ли!
Теперь, объяснила Альвдис Мейнарду, он должен уехать и десять дней спустя прислать за нею вооруженную дружину и родичей; родичи отсутствовали, дружина имелась, а огненноволосый Рэв согласился стать дружкой жениха. Эти воины должны были взять девушку под защиту и отвезти в дом к супругу.
— Я полагал, что мы свадьбу станем играть в твоем доме, — удивился Мейнард.
— Нет, так не делается. Дружка и те, кто с ним, обязательно должны приехать верхом, — наставляла Альвдис. — Это такой обычай. Отец их примет, скажет, что им здесь безопасно, и они отдадут нам оружие и седла, а мы спрячем их в специальной кладовой. Затем Рэв примет мое приданое вместо тебя, и будет пир…
— Опять пир!
— А затем дружина невесты вместе со мной, отцом и нашими родичами поедет в Хьёрт. Там ты встретишь нас…
— Угощением, — Мейнард был очень догадлив.
— Конечно. Мы принесем с тобой клятвы в храме в священной роще, будем праздновать, затем нас… проводят на брачное ложе, а наутро ты должен преподнести мне утренний дар. Мне не нужно ничего, кроме тебя, — улыбнулась Альвдис, — но подарок означает, что брак скреплен по всем правилам и я — хозяйка твоего дома. И потом, после пира…
— Конечно же…
— …родичи уедут, и мы с тобой останемся вдвоем.
— Мудрено. Хорошо бы ничего не перепутать.