Тонкий лед
Шрифт:
Зимой Альвдис исполнилось восемнадцать — по меркам северян, еще настоящая юность. Замуж девушки выходили не слишком рано. Чужаки рассказывали, что в других землях девушку могут взять в дом и в двенадцать, и в тринадцать лет, причем не спрашивая ее согласия. Для Альвдис это казалось немыслимым. Как можно позволить так с собой поступить? Ни одну северянку нельзя принудить подобным образом, если что, все выступят на ее защиту, а наглец, посягнувший на такое, вряд ли останется в живых. Впрочем, иногда отец рассказывал: так хорошо, как здесь, в Аурланде, живут не все северяне. Те, кто ближе к чужим землям, рискуют
Каждый день Альвдис по многу раз прикасалась к медальону, подаренному Мейнардом, и маленький солнечный диск согревал. Каждый день она подавляла желание выйти на дорогу, или взобраться на крышу, откуда хорошо видны окрестности, — понимала, что все это бесполезно, раньше весны Мейнард не явится. Он так сказал, а свое слово держит. Но вот весна наступила, снег растаял, истончился и исчез лед. Дороги уже были проходимы давно, а сосед все не удостаивал Флаам своим визитом.
А в один день Альвдис выяснила, что зря смотрела на дорогу — нужно было рассматривать фьорд.
Кнорр появился в середине дня, и Тейт, первым увидевший его, прибежал сказать отцу. Как раз была обеденная трапеза, многие собрались в большом зале. Гостей, которые должны прибыть по воде, не ожидалось, и потому люди высыпали на улицу, щурясь и пытаясь понять, кто же прибыл.
Тинд, имевший острые глаза, узнал корабль первым.
— Клянусь ногами Слейпнира, это наш сосед. Эй, Мейнард приехал!
За прошедшее время помощник отца смирился с тем, что бывший раб обрел неслыханное положение и земли. Альвдис подозревала, что втайне Тинд надеется: вдруг Мейнард не сможет как следует управиться с доставшимся ему имуществом, или же вовсе уедет, и вернет все обратно Бейниру, а тот подумает и подарит Хьёрт одному из своих верных дружинников… Но, наверное, даже сам Тинд понимал, что такое не слишком реально, а вот пир по случаю прибытия соседа реален донельзя. Потому и сообщил о приезде Мейнарда с радостью.
— Ур-ра! — заорала ребятня, пестрой ватагой устремляясь по улице.
Бейнир, усмехаясь, сошел с крыльца и велел принести плащ.
— Ну, коль сосед пожаловал, можно и встретить. Далла, пойдешь со мной? Альвдис?
Обе женщины кивнули. Тейт давно убежал вперед, и вождь вместе с семьей пошел вниз, к гавани.
Когда они приблизились, кнорр уже пришвартовался; ему помогали рыбаки, тянули веревки, прислоняя корабли к мосткам. Едва кнорр надежно встал на привязи, Мейнард перепрыгнул через бортик и пошел навстречу вождю. Франк был похудевший и веселый, хорошо одетый, еще лучше, чем приезжал на Йоль.
— Прости, что не предупредил о приезде, достойнейший Бейнир, — извинился Мейнард, кланяясь сначала Мохнатому, а потом его семье. — Нехорошо так заявляться в гости, но я решил, что ты меня примешь.
— Ты хитер, чужеземец — прибыл прямо к обеду, — захохотал Бейнир. — Идем к столу. Эй, Эгиль, вели достать вино!
— Вино достать хорошо, но позже, — внезапно отказался Мейнард, — вначале мне нужно побеседовать с тобой, с почтенной Даллой и твоей дочерью Альвдис.
Бейнир нахмурился.
— Что-то произошло?
— Пока нет, — отвечал Мейнард, — но, надеюсь, произойдет в скором времени. — Он кинул быстрый взгляд на Авльдис, однако больше никаких ей подсказок не дал. Мужчины пошли к дому, женщины — за ними.
Далла тоже выглядела озадаченной.
— Что от нас хочет франк?
— Я думаю, он решил уехать, — пробормотала Альвдис.
— Отчего ты так подумала? — повернулась к ней мачеха.
— Он говорил на Йоль. Мы были вместе, и он сказал, что не знает пока, уедет или останется. — Альвдис глубоко вздохнула и высоко подняла голову: чтобы там ни случилось, она при отце и мачехе ни слезинки не проронит. Если Мейнард сейчас скажет, что уезжает, она лишь пожелает ему доброго пути. — Он ведь монах, Далла, а это для него важно.
— Как странно — мне казалось, что он всегда был здесь, — проговорила мачеха задумчиво, — а ведь всего полгода прошло или около того… Никогда бы не подумала, что чужеземец станет нашим добрым соседом, да ещё мы его примем, почти как своего. — Она оглянулась на корабль. — Смотри-ка, его и на кнорр пустили…
— Вряд ли Мейнард им командовал. Он не моряк, я знаю.
Далла пригляделась к ней повнимательнее.
— Я смотрю, ты многое о нем знаешь.
— Он учил меня своему языку и ходил со мной в лес. Мы говорили. Кое-что мне известно.
В длинном зале Бейнир все-таки велел принести вина, чтобы прибывшие, среди которых Альвдис заметила Сайфа, наелись и напились от души, а сам предложил пойти в его и Даллы спальню. Это была просторная комната, куда никто без приглашения не сунется, и можно спокойно поговорить. Тут не только было накрытое звериными шкурами ложе, но и стол, и лавки, и кресло для вождя: Бейнир иногда любит тут посидеть, только лишь в обществе жены и детей. Из спальни выгнали вышивальщиц, которые тут обосновались, как обычно, и закрыли дверь. Вождь пригласил садиться, однако Мейнард покачал головой.
— Я постою, если ты не против, дорогой сосед. Кое-какие слова нужно произносить стоя, а не развалившись на лавке.
— Ну-ну, — заинтересованно сказал Бейнир, — ты сумел вызвать мое любопытство, франк. Я тебя слушаю.
Альвдис стояла рядом с отцом, смиренно опустив руки, борясь с желанием по привычке сцепить их за спиной. Мейнард был напротив — еще красивей, чем она его помнила, и еще дальше.
— Хорошо. — Он снова поклонился и достал из мешочка на поясе вещь, которую Альвдис сразу узнала. — Зимой твоя дочь дала мне это свое кольцо.
— Я думала, ты его потеряла, — шепнула удивленная Далла. Девушка покачала головой, не отрывая взгляда от Мейнарда.
— Так вот, я хочу его возвратить.
Альвдис показалось, что ей за шиворот вывернули ведро снега. «Если оно разонравится тебе, возвратишь весной», — так она сказала Мейнарду тогда. И теперь он это делает.
Все было напрасно — долгое ожидание, робкие надежды, оказавшиеся такими глупыми. Вот что влюбленность делает с головой — разум отключает. Неожиданно Альвдис сильно разозлилась. Она протянула ладонь, и Мейнард положил на нее кольцо, все еще хранившее тепло. Альвдис решительно надела его на палец. Она гордая девушка, и она не покажет, как сильно огорчена.