Тонкий лед

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Ну, в порядке исключения...

— Зачем и для кого? Я тебя об этом не прошу.

— Зато она умоляет...

— Мало, чего попросит. Упустила пацана, теперь не о ком просить! Пусть смирится со случившимся.

— Она с тобою хочет повидаться.

— Не вижу смысла. Я из-за них не стану рисковать работой,— ответил сухо Платонов.

— Ну, что, мужики? Давайте домой собираться,— подошел Касьянов.

— Егор орехов не собрал. Надо хоть с мешок на­сыпать, помочь ему,— предложил Соколов, и все трое заспешили к стланику.

У меня позавчера мужики хотели бунт поднять. Во втором бараке.

— С чего бы это? — спросил Егор.

— Жратва их не устроила! Потребовали сухие кар­тошку, лук, морковку и свеклу заменить на свежие. Я им объяснил, что совхозы еще не закончили с уборкой урожая, а потому пока все ни обсчитают, не дадут в продажу. Надо пару недель подождать. Так знаете, какой хай подняли, на работу отказались выходить, пока их хорошо не накормят.

— Ну, и как ты с ними обошелся?

— Предложили им рыбу свежую, жареную. Они от­казались. От риса с тушенкой тоже. Но это уж слиш­ком. Тогда посадил всех на хлеб и воду — одного дня и то не выдержали. Конечно, нашел я провокатора. Эдакий сморчок. Он на воле лишь со свалок хавал. Мелкая шпана. Его воры даже «хвостом» не брали в дело. Тут он работяг завел, подзудел. Я когда узнал, что это дерьмо в защитники вылезло, поначалу не поверил. Вытащили козла в спецчасть, он и вякни: «Вы нас на непосильную работу ставите, соответственно должны кормить, как положено, а не морить людей голодом». Наш нынешний начальник спецчасти, а он из пенсионеров, как подскочил к нему, как закричал: «Да вы хоть знаете, что такое голод? От рыбы, от риса отказываетесь! Сухими продуктами брезгуете! Вы что забыли, кто есть? Я вольный, работаю, да и то не всегда рис покупаю. А уж тушенку и подавно! Не хоти­те того, что предлагают, будете сидеть на хлебе и воде. А ты, огрызок грязного козла, будешь канать в «шизо», пока не сдохнешь!». Так среди ночи и закрыли гада в одиночке, чтоб и в «шизо» никому мозги не полос­кал. Он уже под утро поумнел. Проситься стал наружу, всеми потрохами клялся хорошо себя вести. Ну, да знаю таких. С месячишко посидит тихо, поджав хвост, а потом все заново начнет. И вся беда в том, что от него как от чумы не избавиться.

— Он на пожизненном у тебя?

— Ну, да. В том вся беда,— вздохнул Соколов.

— Хорошо, что в нашей зоне обычный режим. Толь­ко три бабы с «червонцами» попали. Остальные нена­долго,— вставил Платонов.

— Егор, чего зря мелешь? Если наши бабы при­шли с короткими сроками, хочешь сказать, что грехов за ними нет? Или они у нас воспитанные дамы? А ну-ка, вспомни, не тебя ли охрана вырывала в цехе из их лап? — прищурился Касьянов.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи, что у него искали зэчки прямо в цехе? — присел Соколов на гнилой пенек и стал ждать, что расскажут мужики.

— Наш Егор забыл мои предостережения и когда пришел в цех к бригадирше за сводками, отвесил ей комплимент: «Как хорошо вы сегодня выглядите!» Ну, а другие услышали, им обидно стало. Чем они хуже бригадирши? Как повскочили, как налетели кучей: «Ее одну видишь, а мы чем хуже?» Свалили его и давай мять и тискать. Под шумок всего ощупали, всюду об­лапали, обдергали. Изваляли всего. Нет, не били, не щипали, но пока охрана разогнала, Егор еле проды­шался. Еще бы! Пятьсот телок на одного! Он когда встал, на всей одежде ни единой пуговицы не оста­лось. Бабы на талисманы оторвали. Хорошо, что са­мого в клочки не разнесли. Охрана вовремя успела. Егор после того в цех с собакой ходит, не решается один появляться. Чтоб вместе с пуговками другое не оторвали на фетиш. Наши ведьмы не лучше твоих, на все способны. Тоже не без пороха. И прежде чем им сказать, сто раз надо подумать,— говорил Касьянов, подтолкнув локтем хохочущего Соколова.

Утром, едва Егор и Федор Дмитриевич приеха­ли на работу, начальник охраны доложил им, что заключенные женщины отказались от завтрака. Объ­явили голодовку и требуют встречи с администра­цией зоны.

— Ну, что? Сам разберешься или вместе с ними поговорим? — предложил Касьянов Егору.

— Попробую с бригадиршами побеседовать. Если не справлюсь, позвоню тебе,— ответил сухо.

Охрана вскоре привела в кабинет бригадирш. Жен­щины заорали с порога:

— За людей нас не считаете! Ишь до чего додума­лись, угробить всех одним махом!

— Знали б, кто это отмочил, репу с резьбы скрути­ли б! Не возникнем в цех, покуда не докопаемся до виновного!

— Что случилось? — спросил Платонов.

— Это мы должны всех вас за горло взять и ду­шить, пока не вякнете, зачем набрали на кухню пас­кудниц?

— В куски их нужно разнести!

— В кипящий котел всех разом!

— Да расскажите толком, что произошло? — терял терпение человек.

— Пришли мы на завтрак. Повариха дала кашу. Стали жрать, а в ней куски проволоки. Мелкие, рубле­ные. Сначала подумали, что, может, кому-то случайно попалось? Ну, мало ли! А тут в каждой миске. Да еще проволока наточенная, с цеха, где «ежа», колючую про­волоку делают. Кто эти обрубки в кашу набросал? Мы повариху из кухни хотели вырвать и саму заставить ту кашу схавать. Ну, она ни в какую. За нож схватилась. Это мелочи! Нож вырвали у нее, но из двери выволочь лярву не получилось! Раскорячилась, вцепилась в ко­сяк клещом и все тут.

— А зачем поварихе проволоку в кашу сыпать? Она знает, что ей за это будет! Тут не ее шкода! — мигом понял Платонов.

— Вот и орала, что не виновата!

— А кто в кашу насрал? Почему не видела? Выхо­дит, посторонние заходили? Нынче проволоку, а завт­ра что насыпят? Разберитесь! Иначе за баб не пору­чимся. Голодных не пустим работать. Пусть накормят людей, но не так, как утром! — кричали бугрихи, пере­бивая друг друга.

«Странно, кто ж мог нагадить вот так зло? Оста­вить людей голодными, подставить повариху и всех подсобных работниц, а самой остаться в стороне и ждать развязку, чем все кончится? Кто-то был уверен, что разъяренные бабы разорвут поварих, выкинут из кухни, а сама займет их место? Не иначе! Хотя, пова­ру завидуют все. Может, в том причина? Или враг имеется? Из мести или ненависти такое подстроила какая-либо сволочь?» — подумал Егор и решил схо­дить на кухню.

Там аврал. Женщины вывалили кашу, выбирали из нее мелкие кусочки проволоки, обжигали руки, руга­лись.

Повара отмывали чаны, выварки, кастрюли. Возле столовой кружили зэчки, грозили кому-то.

— Всем по местам! — распорядился Платонов и приказал поварам срочно приготовить еду зэчкам.— Людям работать надо! Накормите! Посуду другие по­моют. Живее к плите! — присел к хлипкому столу, на­блюдая за женщинами.

Он знал каждую, ни в одной не сомневался. Одна из них через месяц уходит на волю. Ей совсем ни к чему какие бы то ни было неприятности. Вторая осуж­дена на два года, совсем недавно пришла на кухню. Она и не знает, где тот цех, выпускающий колючую проволоку. В бараке не освоилась, не заимела ни под­руг, ни врагов. А готовит хорошо, что ни говори, в ры­бацкой столовой шеф-поваром почти десять лет рабо­тала. Да кто-то из рыбаков решил пошутить, да и схва­тил бабу через раздаточное окно за сиськи. Та долго не думала, полный котел горяченной ухи вылила на мужика. Ошпарила с головы до ног. Вместо обеда тот в больницу загремел, а повариху вскоре увезли в ми­лицию. На ее несчастье тот мужик оказался родствен­ником начальника милиции. На суде никто не хотел слышать о причине случившегося — повара осудили. Потерпевший почти два месяца лежал в больнице. Его списали с рыбацкого судна, никто не взял на сельдя­ную путину. Мужик скатился в бичи, пополнив собою кучу рыбаков, списанных с судов за разные провинно­сти. Больше он не лез к бабьим сиськам. Какова бы ни была родня, а от насмешек рыбаков не спрячешься нигде. Они доставали человека всюду.

А повариха теперь работала в зоне. Здесь к ее груди не лезли мужики. Тут вмиг хватали за душу. И защититься было куда сложнее, чем на воле.

Была и третья женщина, но она работала в посудо­моечной. Просилась на кухню не раз. Но повара почему-то не спешили брать ее в сменщицы, говорили, что справляются сами. Да и в посудомоечной та баба нуж­нее. Она и застряла там.

Егор вошел в посудомоечную. Горы чистых мисок стояли на столах аккуратными стопками. Ложки, круж­ки отмыты до блеска. Стены, столы и полы в безуко­ризненном порядке. Женщины сидят за столом, впер­вые сели отдохнуть среди рабочего дня.