Тонкий лед

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Рисковали, могли на фартовых напороться.

— Такое по неопытности бывает, а уж потом глаз наметанным становится. И уж стремачили их до пос­леднего, всяких деляг. Ни один из наших лап не выс­кочил.

— Из-за денег?

— Нет, ни та основа. Я ж говорила, что замуж выш­ла за Остапа. Он в дальнобойщики устроился, мотал­ся с грузами за рубеж и обратно. Доставалось ему в дороге то от рэкета, то от ментов отбивался. Сколько раз его ранили, счету нет. За такую работу надо пла­тить как положено, но хозяин—жлоб. По три-четыре месяца денег вообще не давал. А когда водилы «наез­жали», он отдавал «бабки» и сообщал ментовской бан­де, кому сколько выдал. Те окружали на дороге. Если

добровольно не отдавал, убивали и забирали у мерт­вого. Так и с Остапом случилось. Его патронов на всех ментов не хватило. Только двоих уложил насмерть. Остальные самого урыли. Но самое обидное, что мимо той разборки проехали пять машин, все видели, поня­ли, но никто не тормознул, чтобы спасти, выручить Остапа. Даже когда его убили, не подобрали свои во­дители. Испугались крутых и ментов. Я только через три дня узнала, что случилось с мужем. Хозяин мне на похороны кинул, не раскололся, что сам наводчиком был,— Анна прикурила сигарету, не прося.— Я тогда пообещала мертвому Остапу, что отомщу за него всем, каждому обидчику. И разыскала своих девок. Конечно, уже не всех. Часть убили, другие ушли в «откол». Мень­ше половины уцелело. Но этого хватило. Нас мало, зато пороха с лихвой. Ну, и пошли на «охоту», снова в дело! Первыми отловили тех, кто погасил Остапа. А это пятеро ментов. Мы их на «хазу» уволокли, на халявный балдеж. Потом на природу выехали. Споили всех, они и не заподозрили ничего, к девкам липли. А те у меня — смак, как с картинок, да еще полуголые! Менты и «заторчали», не дошло, что в могиле двумя ногами стоят. Конечно, всех перекрошили. Ох, и шухер поднялся тогда по городу. Искали их с собаками, да хрен чего нашли. А мы за рэкет взялись. Эти козлы — в спайке с ментами, у них в подельщиках дышали! Помогали гробить водил-дальнобойщиков, потом ма­шины с товаром угоняли и загоняли уже за «бабки».

— Как Вы смогли определить среди них винова­тых? — удивился Платонов.

— Когда захочет женщина, она вытянет из мужика все до капли и слова. Так и тут. Отловили Тимура, он на тот момент «паханил» и «крышевал». Затянули в свой улей. Ой, как цвел тот отморозок, когда с нами остался наедине. Все мы взялись ублажать его. Он и разомлел. В натуре поверил, что лучшего хахаля свет не видел. Девки ради дела постарались на совесть. Так-то вот за вечер и ночь все из него выдавили, всех назвал, даже где кто живет и как найти. Мы не промед­лили,— сказала Анна сквозь стиснутые зубы.

— Анна, и этих убили?

— Вы дело мое смотрели. Зачем спрашиваете? Не знали причину, я ее назвала. Не проговорилась о ней в ментовке, потому что тогда не додышала бы до суда.

— А дальнобойщиков зачем ловили?

— Тех, кто Остапу не помог, проехали мимо, не остановились. Мы не тронули груз и машины, нам нуж­ны были водилы. Машины обчистили такие же, как они, шакалы. Они слетелись, сбежались на падаль, сооб­щили ментам, но забрав товар, не раскололись в том даже на суде.

— А на чем попались сами? — поинтересовался Егор.

— На мелочи. О нас легенды пошли по всем доро­гам. Уж чего не сочиняли люди! Смешно было слу­шать. Людоедками и ведьмами называли.

— Откуда же узнали, что это проделки женщин?

— По следам, которые оставались после нас. На Тимуре нашли следы губной помады, они же остались и на ментах. А на земле отпечатки женских туфель. Да это не мудро, хватало тому доказательств. В прокура­туре и теперь работают умные следователи, старой закалки. Так-то и вышли они на наш след.

— Теперь жалеешь обо всем?

— Ага, что не отловили главного лягавого, который развел тот бардак в ментовке! А ведь охотились, стремачили гада! Но не обломилось его прижучить. Вот с этого сдернули бы шкуру до

самых пяток. Зубами его загрызла б! — невольно обнажила Анна большие как у лошади зубы, щелкнула ими так, что Платонов поневоле поспешил отодвинуться от стола, наслушав­шись о приключениях бабьей банды.

— У многих убили мужей, которые работали даль­нобойщиками, но они не сколачивали банды, не дела­ли налеты. Добивались наказания виновных законным путем, а не самосудом.

— Вы эти сказки другим в «лопухи» вложите, но ни мне. Я с детства не люблю брехни. Нет у нас Закона. А если и есть, только на бумаге. Жаль, что применяют его не по назначению. Может, моя жизнь сложилась бы иначе, и не попала б птичка в клетку,— усмехну­лась грустно.

— А как вы попали на Сахалин?

— Мой отчим с матерью сюда переехали. Думали, что тут деньги приливом на берег выкидывает. Я гово­рила, что он со мною утворил, и решила с ним уви­деться в последний раз. К тому ж мы все почувствова­ли, что вокруг нас сжимается кольцо, и с материка надо скорее сорваться как можно дальше. Вот и уеха­ли. Трое, которые не смотались, остались там, попухли раньше. Мы почти год дышали на воле, но все равно не повезло.

— А где теперь ваша семья живет?

— Они ни при чем. Их не трогайте.

— И не собирался. Я по другому поводу о них спро­сил. Может, свой заработок станете им перечислять? Жить же как-то надо!

— Обязательно. Я напишу заявление,— успокои­лась женщина.

— Анна, ну, а с отчимом встретились? — спросил Платонов.

— Конечно! Я до смерти спокойно уснуть не смог­ла бы, если б он своей смертью откинулся. На нем сама точку поставила.

— Мать знает?

— Какое мне до нее дело? Я с нею не говорила. Она как-никак родила. Вот дальше не смогла растить путем. На чужого мужика доверила, он и отмочил. Я свое детство и в гробу не забуду, а все он...

— Где ж его приловила?

— В бухарнике, ну, в пивнушке на вокзале. Узнала, хотя много лет прошло. Предложила выпить, он — с ра­достью. Сказала, что дело к нему имею. Ну, и привела на морской берег. Там спросила, помнит ли он Анну? Он не сразу врубился. Зато когда напомнила, глаза на лоб полезли: «Я и не думал, что ты жива! Арабы про­сто так баб не отпускают, либо в гарем, либо в могилу загоняют. Третьего не дано». Ответила ему, что пере­продали меня, и так больно стало! Вспомнились все муки! Сказала отчиму, что не жилец он больше, при­шла его очередь ответ держать. Нет, не плакал, не убегал, только спросил тихо: «А мертвого меня про­стишь?». Я не хотела врать и промолчала. А моя ма­маша, как я услышала, совсем спилась. Во время похорон уснула в машине рядом с гробом отчима. Плохо это, но и тут не исправить ничего. Поздно,— вздохнула Анна.

— Много пережито, что и говорить. Как все выдер­жала? Понятно, от чего сама стала вот такой жесткой! Но ведь вокруг люди, не повинные в твоих горестях, и пережили не меньше. Их тоже понять надо и поща­дить, не подставлять под новые беды. Я вас хорошо понял. Жаль, что судьба вот так коряво сложилась. И все ж нельзя забывать другое, жизнь не заканчива­ется, и после зоны вам предстоит выйти на волю. Как распорядитесь будущим, зависит от вас самой. Я же­лаю вам счастья,— улыбался Егор.

— Вы так говорите, как будто я выхожу на свободу, а мне возвращаться в барак. И десять лет впереди. Кто знает, что за это время может случиться?

— Я думаю, все будет хорошо! И мы с вами никогда не станем врагами,— пытливо заглянул в глаза Анне.

Та не отвернулась:

— Зачем мне с вами враждовать? Какое отноше­ние имеете к моим бедам? Я не живу вслепую. Вы сумели выслушать меня, другие на это оказались не­способными. Хотя, может, все к лучшему?