Тонкий лед

Нетесова Эльмира Анатольевна

Выбрав удобный момент, когда зэчки должны были привести в порядок барак и подготовить его к зиме, а отсутствие кого-то не столь заметно, попросил охра­ну привести к нему в спецчасть Анну Павлову. Зара­нее подготовился к этой встрече: наглухо закрыл окна и форточки, убрал со стола и сейфа все тяжелые предметы, вынес лишние стулья, ни одного телефон­ного аппарата на столе. Даже с подоконников все уб­рано до пылинки. Сам сел так, чтобы хорошо видеть не только лицо зэчки, но и каждое изменение в нем.

Павлова вошла в кабинет к Платонову, ничуть не смушаясь и не

робея. Пытливо, изучающе посмотрела на Егора, уверенно села на табурет, привинченный к полу.

— Как устроились, Анна? Осваиваетесь на рабо­те? — сбил бабу с толку.

Она ждала других вопросов: о драке, мордобое в бараке, где она не отсиживалась на верхней шконке. Подбитый глаз, утонувший в багровом синяке, еще и теперь саднил и болел.

— Все в ажуре. Сдышались. А на «пахоте» тоже втянемся. Куда деваться нам? — ответила глухо.

— Не обижают вас?

— Я сама сумею из любой душу вытрясти,— бро­сила жадный взгляд на пачку сигарет.

Егор перехватил его и предложил:

— Курите.

Анна, немного помявшись, взяла сигарету, прикури­ла, затянулась и мигом изменилась. Лицо разглади­лось от морщин, исчезли напряжение и суровость.

Платонов не торопил, не засыпал женщину вопро­сами. Он понимал, что, может, она станет бригадир­шей зэчек в своем бараке, и от того, как сложатся отношения и понимание, во многом будет зависеть будущая работа обоих.

— Как с бригадиршей дела обстоят? Не грузит выше возможностей?

— Попыталась поначалу, но не обломилось. Сде­лали наезд. Теперь все стихли, поняли, что и мы могем махаться. Перестали срываться на нас. Нынче спо­койно «пашем».

— Лично вас на какую операцию поставили?

— Швеей.

— Так сразу? — удивился Платонов.

— А что мудрого? Тут даже думать не над чем, только руки заняты, голова свободна.

— О чем же думаете на работе? — спросил Егор.

— О всяком,— отвернулась Анна, вздохнув.

— Ну, а чаще всего?

— Конечно, о доме,— опустила голову.

— Кто остался у вас на воле?

— Сын. Еще мать — свекровь моя.

— Они вместе живут или врозь?

— Понятно, что вдвоем. Трудно им теперь без меня. Но куда деваться? Придется ждать. Может, еще встре­тимся, а может, нет. Если увидимся, то какими? Уже не прежними,— вздыхала женщина.

— Сыну сколько лет?

— Десять исполнилось недавно, свекрови — шесть­десят.

— Не огорчайтесь, время не всегда губит людей, чаще лечит. Заставляет обдумать и простить многое, сделать верные выводы, отсеять врагов от друзей, а главное, дает передышку.

— Слишком долгая она,— отмахнулась баба.

— Анна, у вас мать жива? Ждет?

— Не хочу знать о ней! — нахмурилась зэчка. За­курив новую сигарету, заговорила сквозь усиленно сдер­живаемые рыдания.— На таких как она только обойму не жаль. Зачем земля этих сук на себе носит? Давить их надо сразу, как только меж ног показались.

— Успокойся, Анна! Здесь никто не достанет,— уте­шал Платонов.

— Попробовала бы возникнуть! Своими руками урыла б паскуду!

— За что так? — удивился Егор.

— Ладно, это мои счеты, мое дело!

— Вы с нею жили?

— До восьми лет. Мы тогда жили в Армении. Ну, как жили? С моим отцом разбежались, она привела отчима. А их, отчимов, было больше, чем вшей на го­лове. И все ко мне прикипались. Мать пила, а ее ха­хали с будуна частенько нас путали. И только когда я поднимала крик на весь дом или хваталась за шило, тогда от меня отставали. Последнему бок проколола. Он решил отомстить и вывез меня за границу, вернее, продал арабу. Не знаю, в гарем или в рабыни, только связали меня веревками по рукам и ногам, тюками забросали, так и провезли, как овцу, через кордоны. Через два дня достали. Дали пожрать, велели помыться, нацепили их балахоны и втолкнули в спальню хозяи­на. Я поняла все. Ведь и до него ко мне мужики лезли, но они были пьяными, а этот трезвый. Я первым де­лом попыталась убежать, но не получилось. Меня поймали и здорово избили. Привели опять к хозяину. Сопротивляться не было сил, и пожилой мужик вос­пользовался... Он исщипал, искусал, измучил до того, что я влезла в петлю, думая, что стороживший меня евнух уснул. Но я ошиблась. Он вырвал веревку из рук и привел к хозяину. Тот посадил в подвал. Две недели держали в темноте и голоде. Давали одну лепешку и кружку воды, чтоб поумнела и покорилась. Меня учи­ли, как надо ублажать хозяина. Я представить такое не могла.

— А убежать была возможность? — спросил Егор.

— У первого хозяина — нет. Но я ему быстро надое­ла своим упрямством и отказами. Поэтому он вскоре про­дал меня кочевникам, те — старику, выжившему из ума. От него я сбежала с пастухами и пришла в Азербай­джан. Хорошо, что последнего хозяина, старика, трях­нуть сумела. Иначе до сих пор мучилась бы за кордо­ном, перепродавали б меня из рук в руки как последнюю путану. Хотя там продать или купить бабу совсем не за­зорно. Даже в порядке вещей. Вот только нам к тому ни­когда не привыкнуть. Потому не захотела там остаться.

— А могла?

— Конечно! Там на русских баб спрос высокий, но меня невзлюбили за то, что хозяину в морду въехала. Ихние бабы о таком подумать не смеют. Мы не думав­ши,— рассмеялась Анна и добавила,— я когда влепи­ла в морду ему, думала, что зверюгам швырнет. Но он жадным оказался: что можно продать, не выкинет. Я того не знала. Эта жадность его спасла меня.

— А за что ударила?

— Извергом был! Мало насиловать, еще саму истезал. Вся черно-синяя ходила. Грудь едва обознача­лась, а он чуть не отгрыз ее.

— А на Сахалине как оказалась? — спросил Пла­тонов, сверяя услышанное с прочитанным в деле.

— Судили нас здесь. Я ж после Азербайджана еще долго скиталась, покуда не вышла за своего замуж. Он — белорус. Думалось, все, завяжу со своими дев­ками, стану дышать как все.

— А что за девки?

— Компания. Ну, трясли некоторых. Чего глаза на лоб выскочили? Таких как вы не трогали. Что толку? И сейчас селедкой с луком несет,— рассмеялась Анна.— Мы «накрывали» «махровых». У кого «бабки» не считаны, «рыжуха» не меряна. От них отборным коньяком за версту перло.