Тонкий лед

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Слышь, Ромка, зря дуру валял. Ничего тебе не обломится,— рассмеялся Платонов громко и откро­венно.

— Я ни на что не рассчитывал. Только на смерть! — услышали оба.

— С чего бы это? — хохотнул Егор.

— Все надоело. Всё и все! Угробиться хочу! Зачем мне помешали? — послышалось отчаянное.

— Никто больше не помешает. Даже помогу. Что дать тебе? Скажи. Лезвие или веревку с мылом? Не стесняйся,— предложил Платонов.

— Хватит глумиться над больным. Я не позволю расшатывать его и без того хрупкую нервную систему. Человеку надо успокоиться, а вы ему такое говорите! Ведь он сейчас на все способен, на любую крайность. А вы еще подталкиваете в могилу!

— Доктор, вы слишком хорошо думаете об этом негодяе! — злился человек.

— Для меня он — больной!

— Но в зону попал не за это! Он должен отбы­вать наказание, а не валять дурака! Хватит с ним нянчится! Остановили кровь, пусть возвращается в ка­меру!

— Кто б мог поверить, что это — мой отец! — услы­шали оба.

— Отец? Кто отец? — едва успел поймать очки врач.

— Он мой отец! — указал взглядом на Егора Ро­ман и к своему восторгу заметил, как сконфузился и покраснел Платонов.

— Случаются ошибки,— Егор пришел в себя,— от них никто не застрахован. Люди обычно гордятся деть­ми. Тут же все наоборот. Да и мое ли порождение этот негодяй? — глянул Егор на доктора.

Тот задумчиво теребил бородку, просматривая за­писи в своем журнале наличия лекарств в стеклянном шкафчике.

Глава 6. НОВЕНЬКИЕ

Не получился в тот день у Егора разговор с Рома­ном. О причине вскрытия вены не знал и Соколов. Охрана, глянув через глазок, заметила неладное и, пусть с опозданием, но сообщили Александру Ива­новичу.

— Я думал, что тебе он расколется.

— Честно говоря, особо не интересовался. Мне сда­ется, что эта бестия любыми судьбами хочет откосить от зоны. Ищет ходы и лазейки, прощупывает, пронюхи­вает всякую слабину.

— Да все понятно. Тебя он будет шантажировать при каждой встрече, так думаю. Не оставайся с ним наедине! — посоветовал Соколов Егору.

— Я знаю, чувствую, что попытка с венами, может, и первая, но не последняя. Прошу тебя, чтобы он не устроил над собой, не вызывай меня к нему. Пойми, он нас обоих станет дергать, потешаться над нами. Я такое не хочу, чтоб зэк лепил из нас посмешищ. Да и чем помогу тебе? Набить морду и охрана сумеет. Без меня ребята справятся. А так, ни с чего, и вообще не стоит. У меня своих забот полно. Сегодня новых привезут, надо поспешить, чтобы не замерзли на тер­ритории.

Он только успел сказать, как зазвонил мобильный, и голос Касьянова ругнул в трубку:

— Присох ты там или еще одного ублюдка стру­жишь? Бабы уже больше часа ждут тебя! Или дождь не видишь? Живее возвращайся!

Через час Егор Платонов приехал в зону.

Десятка два женщин серой кучкой столпились во внутреннем дворе зоны. Они были похожи друг на друга как две капли воды.

Изможденные, усталые, они коротко переговари­вались меж собой. Недоверчиво озирались вокруг. Их роднило одно общее rope .

Платонов, глянув в сопроводительные документы, позвонил начальнику охраны, чтобы тот уже дальше позаботился о новеньких. И вскоре услышал за окном команду охраны:

— Вперед! Не отставать! Шевелись шустрее, телки!

Егор глянул в окно. Впереди прибывших шла вы­сокая худощавая женщина с длинными, как у цапли ногами в короткой, не прикрывающей колени юбке, в куртке до пупка. Выкрашенные в рыжий цвет волосы разметались по плечам. Женщина шагала размашисто, вслед за охранницей, старалась не отставать. За нею кучкой трусили остальные. Замыкала эту разношерст­ную компанию еле державшаяся на ногах старуха. Она то и дело поправляла платок, спадающий на глаза. Переводила дух, плелась дальше, подгоняемая ох­раной.

— Шевелись, старая калоша! — подталкивала ох­ранница окриком, словно кнутом.

Бабка, коротко всхлипнув, семенила, но ноги быст­ро слабели, не было больше сил.

— Бабы подождите меня!—кричала старая.

Но ее не слушали, всем хотелось поскорее спря­таться под крышей от промозглого дождя и отдохнуть после изнурительной, показавшейся вечностью дороги.

— Шестеро — в этот барак! — увела охранница под крышу часть женщин.— Остальные за мной,— повела в другой барак и, заведя женщин в помещение, вскоре вышла, сказав второй охраннице,— с этими нахлеба­емся! Грызутся меж собой как собаки из-за шконок. Никто не хочет лезть наверх. Подай нижние! Разве их на каждую наберешься? Так эти лярвы старухе не хо­тели уступить. Едва не загнали наверх. Тут уж я вме­шалась, сказала, что в «шизо» всем места хватит, и определила старую вниз, ближе к печке. Пусть ноча­ми бока греет.

— А эти не шипели? На бабку не орали?

— Нет, молчали.

Уже на следующий день зэчки из вновь прибывших подрались с бабами, которые отбывали сроки в зоне до них. Налетели с кулаками на бугриху. Та распреде­лила свежачек на самые трудные участки. Двоих заста­вила относить готовую продукцию из цеха на склад. Кипы готовых военных костюмов росли на глазах и ме­шали швеям. Их нужно было убирать вовремя, обсчи­тать поштучно выработку каждой зэчки, вести учет по списку и, принося на склад, не просто сбросить, а раз­ложить готовые костюмы в пачки по размерам. Конеч­но, времени не хватало. Свежачки носились бегом, но все равно не успевали, отставали от швей. Те орали на новеньких, материли. К концу дня вернулись в ба­рак измотанные, злые. А тут еще бугриха наехала на новых:

— Будете дрыхнуть на ходу, попросим всех убрать от нас. Повезут в другую зону, там ни в цех, в тайгу отправят лес валить.

— Чего?! Сама туда сорвешься, мокрица толсто­жопая! Ты кто есть, чтоб тут командовала? — вспых­нула Шурка Астахова и подошла вплотную к брига­дирше.

— Ты, кобыла немецкая! Прикрой свои кривые мосолыги и транду, сука рыжая! Уж не тебя ли в брига­диры?

Неожиданно бугриха отлетела к шконке от тугой Шуркиной пощечины.