Торговцы грезами
Шрифт:
В голове была какая-то пустота, веки почти закрыты, как будто они не хотели, чтоб он снова увидел эту картину. Он вздрогнул, услышав визгливый голос. И медленно открыл глаза. Это далось ему с большим трудом. Казалось, веки налились свинцом.
Далси, голая, стояла перед ним. Ее лицо было искажено яростью. Она кричала на него.
Обойдя ее, он взял шляпу и пальто. Его лицо было безучастным. Она пошла за ним, продолжая кричать.
Он непонимающе посмотрел на нее. Что она хотела сказать? Джонни с трудом заставил себя прислушаться.
Услышав ее слова, он очнулся. Неожиданно он протянул руки и схватил ее за горло. У него были сильные руки. Очень сильные. Они стали такими после того, как он столько ходил на костылях.
Крик прекратился, она смотрела на него полными ужаса глазами. Далси хотела что-то сказать, но не могла. Она не могла даже дышать. Она схватила его за руки, стараясь оторвать их от своего горла.
Он тряс ее. Тряс ее так, что Далси показалось, что он сломает ей шею. Ее голова болталась вверх и вниз. Из его горла вырывался звериный хрип.
Он посмотрел поверх ее плеча. В ее спальне с бледным, помертвевшим лицом стоял Уоррен, не в силах пошевелиться.
Джонни снова посмотрел на Далси. Он смотрел на нее так, как будто видел впервые.
— Что мне с тобой сделать?! — сказал он с ненавистью и отвращением. Убрав руки, он с силой ударил ее по лицу.
Она рухнула на пол. Он посмотрел на нее.
— И это моя жена, — сказал он. — И это моя жена, — повторял он снова и снова.
Она посмотрела на него, и на ее лице появилась странная улыбка — в ней были страх и торжество. Она приложила ладонь к горлу.
— Иного я и не ожидала от калеки, — произнесла она. — Разве ты способен на что-нибудь еще?
Какое-то время он смотрел на нее, затем неловко повернулся и направился к двери. Он тихо закрыл ее за собой и медленно направился к лифту.
Когда он выходил на улицу, ночной дежурный все еще спал. Почувствовав на лице капли дождя, он вспомнил, что оставил в квартире шляпу и пальто. Подняв воротник пиджака, он зашагал прочь.
Он не знал, как долго шел, но небо уже стало сереть. Дождь все еще лил, и он промок до нитки. Голова болела, все тело нещадно ломило. С каждым шагом боль в том месте, где был прикреплен протез, становилась все невыносимей.
В голове его прыгали слова. Слова, которые она презрительно бросила ему. Что она тогда сказала? «Возвращайся к Дорис! — заорала она. — У этой сучки все замирает в груди, когда она тебя видит». Вот тогда-то он и схватил ее за горло.
Вдруг его мысли прояснились. Теперь ему все стало ясно. Надо бы раньше обо всем догадаться! Он остановился. Улица была знакома. Он ее видел когда-то. Он быстро побежал по ней и внезапно вспомнил! Это была улица из его кошмаров! Улица, по которой он бежал за девушкой. Он посмотрел на угол, — там должна стоять девушка, ожидая его. Ему показалось, что он увидел юбку, исчезающую за углом. Она была там. Она должна была быть там. Он знал, кто.
Он снова побежал, крича ее имя. Голос его срывался.
— Дорис! Дорис, подожди! Подожди меня! — Его крик эхом разносился по пустой улице.
Он споткнулся и упал. С трудом встав на ноги, пробежал еще несколько шагов и снова упал. Теперь он лежал прямо в луже и тщетно пытался подняться. Он слишком устал. Он опустил голову в воду, вода приятно холодила лицо. Так хорошо было чувствовать прохладу на горящем лице!
Как сквозь сон он услышал скрип тормозов остановившейся машины, и где-то далеко-далеко мужской голос:
— Похоже, кто-то лежит там, на дороге.
Послышались приближающиеся шаги, и снова мужской голос:
— Это человек!
Он чувствовал, что его поднимают. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое. Ему было здесь так хорошо!
— Боже мой, да ведь это мистер Эйдж! — услышал он удивленное восклицание мужчины. «А что в этом странного? — мелькнула у него мысль. — Кем я могу еще быть?»
Он чувствовал, как его подняли и отнесли в машину, положив на сиденье. Ему опять стало холодно, и он задрожал.
— Что нам с ним делать? — спросил мужской голос. — Похоже, он болен.
Ответил женский голос.
— Наверно, он пьяный, — холодно произнесла она. — Ты знаешь, где он живет? Нам надо отвезти его домой.
Услышав слово «домой», Джонни с трудом открыл глаза.
— Не домой, — сказал он слабо, еле ворочая языком. — У меня нет дома.
Люди на переднем сиденье обернулись и в испуге посмотрели на него.
Джонни узнал мужчину. Это был Боб Гордон, который снимал вестерны. Женщину он не знал, наверно, это его жена.
— Гордон, — сказал он едва слышно, — отвези меня к Дорис Кесслер. — Он закрыл глаза.
Питер ворочался в кровати. Он открыл глаза и посмотрел в окно: небо уже светлело, но дождь продолжал барабанить по крыше. Он взглянул на будильник, стоявший возле кровати. Шесть часов. Он вздохнул с облегчением: еще час, и можно вставать. Он не спал всю ночь.
Питер устало потянулся. Зря он, наверно, волновался насчет Джонни, все вроде бы хорошо. Вдруг он услышал звук подъезжающего автомобиля. Сев в постели, он прислушался.
Затем послышались чьи-то шаги по гравию дорожки. Шаги замерли, и раздался звонок в дверь, тревожным эхом разнесшийся по дому.
Он спрыгнул с постели, накинул халат и побежал вниз по лестнице. Завязывая халат, он подошел к входной двери и открыл ее. На пороге стоял Боб Гордон, глядя на испуганное лицо Питера.
— Мистер Кесслер, — возбужденно сказал он. — В моей машине мистер Эйдж.
Питер непонимающе посмотрел на него.
— Я нашел его в луже на улице в двух кварталах от вашего дома, — поспешил объяснить Гордон. — Похоже, он болен.