Шрифт:
Я стояла у окна и смотрела вниз со своего четырнадцатого этажа.
За стеклами в пронзительной пустоте медленно кружились снежинки. Возникали где-то за обрезом оконной рамы в неведомых высотах низкого, осеннего хмурого неба. И потом падали вниз, нехотя подчиняясь силе земного притяжения – падали и кружились, кружились и падали. Оседали на листьях, которые еще не полностью осыпались с тополей, окаймлявших под моим окном изогнутую дорожку, что вела к проезжей улице мимо уютного, почти домашнего болотца. Где по колено в воде стояли и покачивались полузасохшие ивы, а в чаще их безжизненных стволов – я знала! – еще живут коричневые и серые дикие утки,
Конечно, первый снег еще не означал непременный приход зимы; более того, я знала по приметам, что настоящий, прочный снег до будущего года ляжет на землю. примерно через месяц после этого, первого и пробного.
Но все-таки снег оставался снегом. и с ним невозможно было не считаться – тем более, что пошел он, видимо, еще на исходе ночи, и сейчас лежал тонкой, кружевной пока белой пеленой на сером асфальте двора и на этой самой дорожке, идущей мимо болота. И на ней отчетливо, как какие-то ни к чему поставленные огромные восклицательные знаки, шли от дома несколько пар следов…
И однозначно мне стоило надеть поверх капроновых колготок шерстяные носки и сменить осени туфли на осенние же, но более теплые сапоги…
Но все-таки надеяться, что этот снег не столь опасен – тем более, что уличный термометр показывал несколько градусов выше нуля – и я смогу без проблем доехать до работы на своих летних покрышках…
1
Я сидела в своем маленьком, и очень уютном кабинете и с наслаждением поглощала только что принесенную из цеха булочку с корицей, запивая ее крепчайшим черным кофе.
Булочка мне была положена по рангу, так уж завелось на нашем огромном хлебокомбинате. А есть ее я тоже могла без всяких задних мыслей, поскольку фигура моя – и в нынешнем возрасте «далеко за сорок» ! – всегда позволяла мне отрываться на мучных изделиях без всяких ненужных последствий.
Итак, я жевала изумительно вкусную, еще теплую булочку, запивала ее обжигающим кофе и глядела в окно.
А там – так же, как и дома – все падал и падал снег.
Совещание у директора прошло, ничего сверхъестественного не случилось. Я как заместитель по коммерческим вопросам – то есть «коммерческий директор» – нашего солидного и процветающего предприятия имела достаточно подчиненных для того, чтобы не делать рутинной работы самостоятельно, а лишь уметь распределить ее среди молодых. И теперь могла наслаждаться кофе с булочкой.
На столе запищал внутренний телефон.
– Валентина Николаевна, – раздался в трубке голос секретарши. – Там девушка пришла… На собеседование. Говорит, хочет устроиться к нам менеджером в отдел сбыта… К кому направить? К вам сразу, или как?
– Направь к Соколовой, – сказала я после секунды размышлений. – Пусть с ней сначала пообщается.
В принципе, конечно, нового менеджера я должна была посмотреть сама, но начальница отдела сбыла Наталья Соколова была надежным специалистом, и могла решить вопрос о первоначальной отбраковке. Тем более, мне так не хотелось сейчас выходить из этого приподнятого, по-девчоночьи томительного состояния души. в которое вверг меня этот первый в этом году снег…
Откусив еще от булочки и сделав приличный глоток кофе, я тупо уставилась за окно. Картина меня однозначно завораживала.
Монитор пропищал, оповещая о новом сообщении по социальной сети. Взглянув, я поняла, что ко мне стучится моя старая – по сути дела. такая же почти старая по возрасту, как и я сама… – подруга по Московской заочной академии. Ее тоже звали Валентиной, но в отличие от меня, имевшей, как мы тогда выражались неслабые титьки. И вообще она всегда отличалась какой-то крепкой приземистостью; уже в Академии нас различали как «просто Валю» и «Валю толстенькую» – а теперь, работая на одном из пищевых предприятий, она и вовсе стала похожей на кубышку…
«Валь, я тут такой текст откопала – умереть не встать!»
– Валя всегда отличалась напористой краткостью выражений.
Доев булочку и допив кофе, я вступила в беседу.
Оказалось, что моя прежняя сослуживица и сокурсница случайно наткнулась в компьютере у сына на какой-то потрясающий сексуальный мемуар. Она так и выразилась: «сексуальный мемуар», потому что это было произведением какого-то достаточно известного писателя, которое ее сын нашел в Интернете среди других его творений. Валя, разумеется, никаких его книг не читала; я, впрочем – тоже, поскольку давно уже не читала ничего вообще. Молодежь, очевидно, была привлечена именно эротическим содержанием текста. Мемуар был защищен паролем, но Валин сынок сумел его взломать и читал вовсю.
« Ну и что?»
– написала наконец я:
«Я не в том возрасте, чтобы читать всякую порнографию.»
«А ты понимаешь. Там, кажется, написано про нас. Точнее, про ТЕБЯ.»
Это сообщение старой подруги меня несколько шокировало.
Я сидела несколько минут, не отвечая на ее сообщение. Потом осторожно спросила, в каком смысле это написано про меня… Валя тут же напомнила, как почти двадцать лет назад мы учились вместе в местном филиале Московской заочной академии пищевой промышленности, ездили на сессию в небольшой город километров за сорок от нашего, и там…
Что происходило там, я уже как-то вычеркнула из памяти. Ведь тогда мне было двадцать четыре года, сын мой – который сейчас уже был готов жениться – еще ходил пешком под стол, а я сама жила с первым мужем. С моим первым и тогда еще единственным мужчиной, грубым ровесником, который относился ко мне как к своей неоспоримой собственности.
Но тогда в этом городе, в этой академии…
«Ты Владимир Владимировича помнишь?»
«Вообще-то он был Виктор Васильевич.»
– машинально поправила я подругу.
И тут же почувствовала, что краснею сама перед собой; все было так давно, что уже практически стерлось из памяти. но сейчас вдруг всплыло откуда-то из прошлого, грозя захлестнуть меня с головой. Виктор Васильевич, конечно Виктор Васильевич… вот только фамилия его стерлась напрочь…
«Да, точно. Не знаю, как я ошиблась, в тексте он себя правильно называет.»
Я не ответила; я неожиданно ощущала себя в таких раздраенных чувствах, что не могла найти им описания.