Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Несколько мгновений они глядели друг на друга как безумные, тяжело дыша.
– Я не…
Женя поднесла руку к губам.
Она не знала не то что сейчас думать, а с какой ноги сейчас ступить. Василий отвернулся, поправляя волосы.
– Вы негодяй, - жалко дрогнувшим голосом сказала девушка. – Я всегда это знала…
– Замолчите и уходите отсюда!..
Василий по-прежнему не смотрел на нее. Он боялся, что девица обнаружит, как она его распалила. Она, наверное, этого не понимала, и хорошо.
– Ну хорошо, -
– Уходите и больше здесь не появляйтесь!..
Женя вздрогнула, вжав голову в плечи от его окрика. Потом прошла к вешалке и оделась, отвернувшись от Василия. Затем вернулась к креслу, где остались сумочка и тетрадь.
Василий уже немного успокоился, и теперь мог смотреть на нее. Женя уже более уверенно взяла свою тетрадь и шлепнула ее на редакторский стол.
– Рассмотрите это еще раз, - шепотом сказала она.
Потом, не получив никакого ответа, повернулась и, мягко ступая, прошла к выходу. Покинула кабинет и закрыла за собой высокую тяжелую дверь. Прислонилась к ней на миг, облегченно вздохнув.
– Господи боже мой, - шепотом сказала она. – Я теперь не знаю, что и д…
Тут Женя почувствовала, что на нее смотрят. Подняла голову и встретилась взглядом с одним из юнцов-журналистов, сидевших в кабинете Василия…
Юнцов-журналистов…
Наглый длинноволосый мальчишка, которого назвали Соловьевым, широко улыбнулся барышне и издевательски поклонился, держа руки в карманах. Потом загоготал.
– Ты помнишь ли чудное мгновенье, Аврора?
Женя вытаращила глаза. Юнец недвусмысленно указал на кабинет и подмигнул. Несомненно, он все слышал… а может, даже и подглядел…
Женя прижала к груди сумочку и бросилась бежать. О господи, что она наделала. Что она наделала!
* В начале двадцатого века “порнографической литературой” в России могла быть названа литература, включающая эротические сцены даже небольшой степени откровенности.
========== Глава 12 ==========
Василий ничего не слышал из того, что произошло в коридоре – он слышал только гул в своей голове. Молодой человек некоторое время сидел, закрыв лицо руками, и поочередно проклинал то себя, то Женю. Нормальное существование было возможно только без нее. Врываясь в его жизнь, она всякий раз закручивала ее волчком, и закручивала волчком его самого, так что он чуть ли не чувствовал, как от него отлетают куски…
Именно в такие минуты сумасшедшие убеждения этой барышни – убеждения в способности личности к “распадению” на духовные и материальные составляющие - казались ему правдоподобными.
Василий никогда бы не согласился признать себя сверхъестественным существом, допустить среди нормальных физических и химических законов то, что сразу отбросило бы мышление
Василий глубоко вздохнул, потом дернул за витой шелковый шнурок, висевший над его столом. Ему нужно работать, какие бы треклятые обстоятельства этому ни мешали. Еще три часа до окончания рабочего дня.
Раздался топот, и из подсобного помещения явился лакей; он остановился на пороге, почти по-военному вытянувшись в струнку.
– Василий Исаич?..
Василий улыбнулся. Этот служащий, кажется, благоговел не только перед его образованностью и положением, но и перед его фамилией.
– Чаю, Иннокентий, - приказал он. – Послаще и покрепче.
– Слушаю, Василий Исаич.
Еще до возвращения человека Василий успел заново погрузиться в работу.
Иннокентий, из дверей увидев склоненную над бумагами голову господина редактора, подошел к столу на цыпочках, поставил на его край поднос с дымящимся стаканом чая в высоком подстаканнике и удалился, неслышно прикрыв за собою дверь.
Василий окончил намеченную на сегодня работу за полчаса до ухода со службы. Потом стал наводить порядок на столе. Почти сразу ему под руку попалась голубая тетрадь, и почти сразу он вспомнил, кому она принадлежит.
– Чтоб тебя…
Язык отказывался выговорить ругательство в адрес дамы, и Василий обругал себя. Потом взял Женину тетрадь и, вооружившись карандашом, проверил кончиком пальца, заточен ли он.
Править придется много.
Но когда он начал чтение, решимость “беспощадно зарезать” барышню стала таять. Василий не мог перед самим собою, как грамотным редактором и человеком с литературным чутьем, не признать, что писала девица хорошо.
***
Василий отправился домой позднее всех. Почему-то он пережидал, пока все уйдут, точно боялся встретиться со своими сотрудниками лицом к лицу. Хотя днем, когда к нему приходила Женя, в издательстве почти никого не было. И говорили они наедине, за закрытой дверью.
Василий шел пешком, как обычно, для моциона. Тетрадь Жени Прозоровой лежала у него в портфеле, потому что он просто не мог оставить ее среди своих бумаг на столе. Точно эта рукопись обличала какое-то его преступление.
Что ж, он и в самом деле совершил преступление. Теперь голова была свободна от дневных забот, и Василию не за что было больше спрятаться.
“Один только поцелуй, - подумал он. – Это никогда больше не повторится. Никто не знает…”
Василий вдруг сдернул с руки перчатку и поцеловал обручальное кольцо. Он носил его всего два месяца, и это ощущение было прекрасно – ощущение единства с дорогой женщиной, как будто он носил ее с собой, куда бы ни отправлялся. Но сегодня, взглянув на свое кольцо, Василий впервые не почувствовал тепла.