Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
– Если бы мы уже были обвенчаны. Как мне дождаться, - прошептал Игорь.
Он с трудом оторвался от своей подруги. Ему хотелось броситься с головою в снег, чтобы охладиться, но сделать это было нельзя, и тогда Игорь просто сжал руки в кулаки, заставляя себя успокоиться.
Женя стояла рядом, склонив голову, и казалась уже совсем безразличной.
– Вы меня просто с ума сводите, - шепотом сказал Игорь и схватил ее руку, пылко прижав к губам – все, что было дозволено сейчас. – Как мне дождаться, когда мы будем вместе, - повторил он.
И тут Женя будто проснулась.
– Да
Она взглянула на него с испугом.
Игорь обиделся.
– А мне только что казалось, что вам это очень даже по нраву, - сухо сказал он. – Я вам неприятен?
Женя поспешно мотнула головой.
– Нет, Игорь, нет. Но вы слишком спешите.
“Это вы слишком многое мне позволяете, Евгения Романовна, - сердито подумал он. – Ведете себя так, как будто вы уже моя жена, а потом точно ведро ледяной воды на голову”.
– Прошу меня простить, - холодно сказал Игорь.
– Давайте говорить друг другу “ты”, - вдруг сказала Женя. Она улыбнулась. Предложение попало в цель: Игорь смягчился.
– Ну конечно, Женя.
Он улыбался уже ласково, не скрывая своего восхищения, желания.
Поезд набирал ход, еще немного – и этот состав не остановить…
– Игорь, как вы… как ты думаешь, что будет дальше? – спросила Женя. – Я говорю о…
– О Василии, - подсказал он.
И вдруг Жене показалось, что упоминание о брате в такую минуту, когда их было только двое, было Игорю неприятно.
“Ничего удивительного, если вспомнить, что я ему нарассказала о наших… сношениях”.
– Не знаю, что будет, - вдруг сказал Игорь. – Я очень беспокоюсь за Василия. Он так горд. Он какой-то болезненный человек… ты, наверное, знаешь…
Это “ты” на секунду удивило Женю – а потом она вспомнила, что сама же предложила сделать столь поспешный шаг.
– А сейчас Василия все время задевают, - продолжал Игорь. – Его заставляют быть тем, кем он не хочет быть, даже если он действительно…. медиум. Однажды это плохо кончится.
Женя замолчала, сдвинув брови. Она хотела дальше заговорить о своей литературной карьере, естественным образом закончившейся на болезни и славе Василия Морозова, но спросить о таком сейчас было как-то даже кощунственно. Что ее писания, когда под угрозой жизни!
Однако Женя спросила.
– А как же мой роман?
Игорь покачал головой.
– Думаю, что твоему роману придется подождать. Довольно долгое время.
И Жене вдруг показалось, что ее жених этому рад. Конечно, ничто больше не будет отнимать ее у него. Все мужчины одинаковы, как бы ни различались на словах.
***
Женин роман действительно застрял в издательстве, как во льдах. Никто больше не дал ему хода – продвинуть ее творение пытался только Василий, а ему сейчас было более чем не до того.
Болезнь его длилась еще три недели – под конец, когда врач уже подтвердил выздоровление, Лидия убедила его оставить мужа дома еще на несколько дней. Василий не противился. Снова выйти в люди ему было страшно, хотя он и стыдился это признать.
Не столько даже из-за субъектов, подобных графине Шуваловой – а из-за теперешней репутации, которую Василий обязан носить, как собственную кожу. Теперь он поистине “национальное достояние”, “российский
Впрочем, больше скандалов вроде того, что вышел с графиней, не повторялось. Однако даже одно такое столкновение могло привести к ужасным последствиям.
Лидия боялась этого намного больше мужа. Сам же он думал прежде всего о своей жизни в обществе. Смерть Василия страшила гораздо меньше.
Но первый день выхода на службу был для него как первый бой для солдата.
Как-то сейчас на него будут смотреть? К счастью, никаких больше бомб в его отсутствие не выпускали: подлый “Г. Светоч” выступил однократно. Однако теперь слухи о Василии разошлись, как круги по воде, любопытство подогревалось еще и его исчезновением. Василий с отвращением думал, что даже в болезнь его многие не поверят.
Когда он вошел в редакцию, отдел был погружен в работу: шуршали бумаги, сотрудники переговаривались. Но с появлением Василия “наступила мертвая тишина”, как всегда писали о таких моментах в книгах.
На него так смотрели, что молодой человек почти осязал эти взгляды.
Никто ничего не забыл, нелепо было даже надеяться.
– Доброе утро, Василий Исаевич. С выздоровлением вас, - как-то даже подобострастно проговорил второй редактор.
Василий холодно улыбнулся.
– Благодарю.
Наступила пауза.
И наконец Василий почувствовал, что что-то не так.
– В чем дело, господа? – произнес он.
– Вы не читали еще сегодняшних газет? – спросил второй редактор.
“О дьявол”, - подумал Василий.
Коллега с осторожностью и даже страхом протянул ему свежий номер “Русского слова”.
***
“Спириты падают духом!
Долгое время мы ничего не слышали о нашем новом медиуме. Г-н Морозов исчез столь же внезапно и эффектно, сколь несколько недель назад явил себя публике. Обожаемый Василий Исаевич, вы еще более разожгли любопытство ваших преданных почитателей!
Но ваш покорный слуга времени даром не терял, господа – в попытках разгадать ребус по имени “Василий Морозов”, ради удовлетворения духовной жажды моих читателей я провел небольшое расследование, дабы установить природу сего загадочного господина. И рад сообщить вам, что достиг несомненных успехов!
Мадемуазель Аврора, которую я имел честь представить вам в своей прошлой заметке, является старинным другом господина Морозова. Более того: она его прежняя возлюбленная, отвергнутая господином медиумом из каких-то видов. Что же за причины побудили влюбленных расторгнуть помолвку? Уж не была ли Евгения Прозорова скомпрометирована способностями своего жениха? Да, да, вы угадали, господа! Медиумизм г-на Морозова проявился весьма оригинально: в записках пикантного содержания, которые были регулярно подбрасываемы девице Прозоровой под дверь. Какой силой обладает воспламененный дух - не так ли, господа спириты? Он оказался способен преодолеть расстояние в полгорода, препятствие в виде нескольких замков, отделяющих его от девичьей спальни, а также собственную бестелесность – послания господина Морозова были написаны твердою рукою на плотной бумаге! И почерк фантома, и слог были неотличимы от почерка живого медиума!