Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Игорь помедлил, глядя жене в глаза.
– Я сейчас вернусь в церковь, нужно закончить. Ты отправляйся домой. Тебе нельзя больше оставаться здесь.
На руку ему упала большая капля, заставив вздрогнуть. Игорь быстро взглянул в небо.
– Ну вот, еще и дождь сейчас зарядит. Давай-ка, поезжай домой. Я должен вернуться к брату.
– Игорь, но ведь это для тебя опасно! – воскликнула Женя.
– Я мужчина, - ответил Игорь, и Женя почувствовала в его словах второй смысл, которого ее муж, может быть, не сознавал. Мужчины не только сильнее -
Игорь поцеловал ее.
– Будь умницей, поезжай домой. И не тревожься за меня.
Женя кивнула.
– Я отвезу Женю, - Роман Платонович впервые напомнил о себе, и Игорь, впервые взглянув на него, кивнул.
– Буду весьма признателен, - сказал он, как постороннему лицу, почти как подчиненному.
Игорь вернулся к вечеру, наскоро пообедал, потом, передохнув, отправился на вокзал встречать старшего брата, приезжавшего семичасовым поездом.
Тридцатипятилетний Олег Исаевич Морозов был такой же высокий и темноволосый, такого же благородного облика, как Игорь и Василий, хотя и уступал младшим братьям красотой. Однако он, несомненно, принадлежал к той же породе и походил на них складом характера.
Женя понравилась ему, она сразу поняла это, несмотря на хмурость и скорбный вид брата Василия, приличествующие ситуации.
“Я, наверное, какой-то морозовский тип”, - иронически подумала она о себе.
Олегу Исаевичу предоставили диван в гостиной, и уставший с дороги брат Игоря почти сразу затих на нем, не беспокоя больше хозяев. А Женя и Игорь, тоже рано отправившиеся в постель, долго еще не спали, споря о том, идти ли Жене завтра на похороны. Игорь настаивал, чтобы Женя “после всего этого” осталась дома.
– Это для тебя безопаснее. И тебя могут осудить, - сказал он.
Женя фыркнула напоказ.
– За что это меня судить? Я что – бывшая любовница Василия?
Она осеклась, глядя на побледневшего мужа, потом шепотом извинилась.
– Да ничего, - сказал Игорь, не глядя на нее.
Женя погладила его по руке, и наконец почувствовала, как его напряжение немного опало.
– Я завтра пойду с вами, - шепотом сказала она.
Игорь промолчал.
***
Похороны прошли намного спокойнее, чем отпевание. Никто не осудил Женю, даже не выделил ее из толпы провожающих – люди были забывчивы и поверхностны. Женя знала, что и Василия Морозова очень скоро забудут, даже те, кто при жизни готов был на него молиться. Те, ради кого он умер.
Меньше будет страданий, тоски о запредельном, запретных вопрошений.
О проклятая и благословенная человеческая короткость.
***
Игорь вернулся на службу на другой день после похорон брата, в среду. Вечером этого дня они устраивали поминки – раньше Фрося с Женей не успевали: Женя хотела предложить мужу нанять поваров со стороны, но, не зная, каково финансовое положение их семьи, промолчала. Игорь
Он был намного сильнее выбит из колеи смертью Василия, чем представлялось.
Женю обрадовало, что Олег Морозов оказался тактичен и переехал в гостиницу сразу же после того, как состоялись похороны. Он обещал прийти на поминки, поцеловал Жене руку и откланялся.
Женя послала приглашение родителям, не зная, проснется ли совесть у Серафимы Афанасьевны. Отец должен был прийти наверняка. Еще ожидали нескольких общих знакомых Игоря и Василия, в частности, обоих секундантов и спирита – почитателя медиумизма Василия из издательства. Ну и наконец, конечно, не могли обойти вниманием вдову.
Женя от всей души надеялась, что Лидия не придет. Лидия была не только убита горем, она была еще и сама по себе жестокая женщина, как многие женщины-нигилистки. Женя и себя далеко не могла назвать ангелом, но значительно легче было оставаться доброй той, которая верила в доброе и вечное вовне человека.
Женя и Фрося в отсутствие Игоря весь день занимались домом – Фрося несколько раз пыталась услать “хворую” барыню прочь, но Женя всякий раз решительно отказывалась, несмотря на то, что действительно чувствовала недомогание. Она не собиралась быть белоручкой. Никогда не была.
Может, Игорь осудил бы ее, видя, как его “госпожа Морозова, дворянка” сама вытирает пыль и следит за супом? Что ж, пусть осуждает. Должно быть, она человек не того воспитания. Или это только мужчины могут так – со спокойной душой перекладывать хозяйственные хлопоты на плечи подчиненных женщин, сами устраняясь от этого?
“Женщины почти всегда подчиненные, какого бы звания ни были…”
– Вы идите, барыня, - уже почти товарищеским тоном сказала ей Фрося, когда пробило пять. – Вам еще помыться-причепуриться, а то не успеете.
Женя утерла пот со лба и засмеялась.
– Твоя правда, причепуриться пора. Два часа всего осталось.
Она с удовлетворением окинула взглядом уже почти освоенную кухонную территорию. Серафима Афанасьевна была бы ею довольна. Хотя она, наверное, опять не придет – может, теперь просто постыдится прийти, после того, как отказалась появиться на похоронах.
“А может, мама действительно… больна? – вдруг осенило Женю. – Как это у женщин называется переходный возраст, когда они теряют способность к деторождению? Они тогда вообще, говорят, на людей кидаться начинают”.
Женя погладила себя по животу и ощутила какое-то сочувствие к матери. Однако, какую деликатность проявил Роман Платонович. А бедные простые бабы работают как лошади, независимо от самочувствия – ни они сами, ни, тем более, их мужья ничего в их женском устройстве не понимают. И, уж тем более, не уважают женского устройства, как это делают благородные люди, подобные Морозовым.
“Все-таки аристократия необходима обществу – только они задают образцы, указывают умственный путь, обозревают горизонты, - подумала Женя. – Без них так и было бы: свят, свят, лоб разбивали бы или спивались”.