Травинка на холодном ветру
Шрифт:
– После каких?
– С тех пор, как Джаю повязали на шею пеньковый галстук.
– Свейн заметил, что девушка снова его не поняла и пояснил: - Вздёрнули на ближайшем перекрёстке. Там он и висит до сих пор, вернее то, что ещё не доклевали вороны. Могу показать, если интересуешься.
– Нет, спасибо. А как его поймали?
– Он никогда не ночевал в одном месте два раза подряд. А тут девица одна так запала в душу Джаю, что он решил навестить её на следующий день. И не вернулся. Осудили его в тот же день, а на следующий повесили. Его высокопреосвященство, архиепископ Берхард лично выбирал способ казни.
–
– Пожалел архиепископ Джая. Судья приговорил его к четвертованию, а Берхард заменил на повешение. Он справедливый человек. Наказание подбирает соразмерное проступку.
– Ты им так восторгаешься...
– Я даже лично с ним беседовал.
– гордо сообщил Свейн.
– Не веришь? Слушай. Лекаря Кейси, у которого я в учениках состоял, как-то раз обвинили в колдовстве. Кто на него донёс, не знаю, было несколько недовольных. Повязали лекаря стражники и в столицу доставили. Меня пригласили в качестве свидетеля. Такие дела разбираются в Остгренце, в присутствии его высокопреосвященства. Пока зачитывали обвинение, Берхард молчал, смотрел куда-то в потолок. Когда проводился допрос Кейси, архиепископ не вмешивался, слушал и ждал, когда выскажутся судьи. И тут вызвали свидетеля, то есть меня. Судья стал спрашивать, хожу ли я в церковь, знаю ли молитвы. А я к церкви ближе, чем на дюжину ярдов и не приближался никогда. Из всех молитв знаю только песенку про весёлого монаха. Тебе я её петь не буду, сильно уж непристойная. В общем, гляжу - нахмурился судья, а секретарь суда всё пишет и пишет. Я уже давно молчу, а он всё пишет. И такое нехорошее предчувствие у меня появилось... Посмотрел на Кейси, а он сидит белый, как яичная скорлупа. Потом его высокопреосвященство стал задавать вопросы по лекарскому делу. Сказал, чтобы отвечали оба, и Кейси и я. Ты не поверишь, Магдалена, как много знает Берхард! Уж насколько Кейси опытный лекарь, так и он несколько раз не знал, что ответить. Выслушал нас архиепископ, потом говорит: "Обвинение снять. Дело закрыть". Великий человек! Не встречал я ещё людей, которые про него дурное могли сказать.
– Броуди как в шайку попал?
– спросила девушка, решив сменить тему.
– Он там ещё до меня был. Одним из первых примкнул к Джаю. Броуди рассказывал, что с детского возраста по карманам шарил. Тем и кормился. Однажды поймали его на краже какие-то купцы. Властям сдавать не стали. Дубинкой раздробили Броуди пальцы на обеих руках, чтобы красть больше не смог. Они у него криво срослись и с тех пор плохо гнутся. Пытался он их разминать, но прежней ловкости достичь не смог. Оттого и карманы у зевак проверять перестал. Стал воровать скот. Дело хлопотное, опасное, прибытка хорошего не приносит, а поколотить могут сильно. Подался Броуди в караванщики. Жизнь спокойная, сытая, но скучная. Потому и ушёл Броуди в шайку, когда Джай на их караван напал.
– И много вы на пару с Броуди людей погубили?
– Мы не душегубцы, - в голосе Свейна промелькнула обида.
– Последнюю рубаху с человека не снимали никогда, не говоря уж о том, чтобы жизни лишать. Тех, кто любил кровь людишкам пускать, Шустрый Джай не уважал и в шайку свою не принимал. Все в округе знали, что джаевы ребята никогда не покалечат и в живых оставят. Добычи, может, и меньше было, зато облавы на нас реже устраивались. Да и люди простые охотно помогали.
– Шайка, значит, распалась?
– Да. Не нашлось хорошего предводителя, который бы всех за собой повёл. Сначала власть прибрали к рукам помощники Джая. За один день поссорились друг с другом, и шайка на две части разделилась. Посмотрели мы с Броуди на новые порядки и свалили оттуда. Вовремя свалили. Не прошло и декады, как переловили всех наших приятелей. Только мы вдвоём и остались на свободе. На это болото привёл меня Броуди. Здесь, говорит, отсидеться можно, пока шум вокруг шайки Шустрого Джая не утихнет.
– Ясно. Что про Кентона скажешь?
– Баба из мужика, какие угодно секреты может вытянуть, - усмехнулся Свейн, - если правильный подход знает.
– Вот я и сравню его показания с твоими.
– Показания... Неприятное словечко. Холодное. Как будто льда за шиворот кинули.
– Выкладывай, что тебе известно, Свейн.
– Кентон не здешний. Откуда-то с Западных земель. Он о себе не любитель рассказывать. Он, вообще не говорливый. Бывали дни, когда слова три-четыре от него приходилось слышать, не больше. Это не Броуди, который любит всякие слухи собирать и нам пересказывать.
– Хватит о Броуди. Я про Кентона спрашивала.
– Ты бы лучше меня не перебивала, Магдалена. Слухи, которые принёс Броуди, помогли нам узнать, как здесь очутился Кентон. Он подмастерьем работал у кузнеца, сестра его младшая была прислугой у баронессы, или графини, точно не знаю. Приехал как-то из Энгельбрука сын того барона, или графа. Ткнул этот дворянчик пальцем в первую попавшуюся служанку и сказал, чтобы в его спальню доставили. Сама понимаешь, кто ему под руку попался. На Западе господа большую власть над людьми имеют, не то, что у нас. После этого два дня плакала сестра Кентона. Подруги её успокаивали, говорили, мол, ничего страшного. Найдут тебе господа хорошего жениха, и все расходы на свадьбу оплатят. А если успела ребёночка зачать, то и подарками одарят. Закончилось всё тем, что утопла сестра Кентона.
– Как утопла?
– А так. На речке, средь бела дня. Как нырнула - люди видели, а как выныривала - никто не заметил. Бывает, случайно тонут, бывает, когда жизнь не мила становится. Говорят, сильно переживал Кентон. Взял молот кузнечный и пошёл к господам. Хотел из того дворянчика отбивную сделать. Не сумел, охрана вмешалась, а господа успели в башне запереться. Кентона силой природа не обделила, раскидал он охранников и помял хорошенько. Одного не учёл, что вместе с тем дворянчиком другие рыцари из Энгельбрука прибыли. Всем скопом они его скрутили и в подвал бросили. Кентон старую решётку руками выломал и в бега подался. Зло, его сестре причинённое, он не забыл. Чуть позже, вернуться в родные края собирается. Видимо, отомстить хочет.
– Как он среди вас старшим стал?
– Мы с Броуди привыкли, что Шустрый Джай верховодил в шайке. Все его слушались, дисциплина была. Остались одни и поняли - не хватает чего-то. За нас постоянно кто-то решал, что делать, чего не делать. А тут Кентон подвернулся. Он вожак прирождённый, такому можно подчиняться. Не хуже Джая мог бы стать, но к разбою не приспособлен. Внутри у Джая стержень был стальной. Кентон с виду - кремень, а внутри мягковат.
– Ну, а Пипер?
– Бездельник и неумеха. Сын какого-то купчишки. Из детского возраста вроде бы вышел, но далеко уйти не успел. Взрослеть он, похоже, не сильно торопится. Папаша хотел сынка непутёвого в ученье определить, так он сбежал и домой вернулся. Заставили Пипера в лавке работать, приказчикам помогать, так он и оттуда убёг. На глаза родителю боится показаться, вот и торчит здесь целыми днями. Броуди проболтался, кем мы раньше были, так у Пипера аж глаза загорелись. Вот это жизнь, говорит, давайте вместе караваны грабить. Всё мечтает разбойником стать, а сам ленив, как боров, и помощи от него никакой.
– Свейн выглянул из-за шалаша, чтобы убедиться, что Пипер не подслушивает.
– Когда придёт время уйти с болот, мы его здесь оставим. Жрать захочет - домой вернётся. Что ещё интересует?