Трепетный трепач
Шрифт:
— С ума сошел! — рассмеялась я. — Но это же не одно и то же.
— Согласен. Ладно, постепенно посмотришь, не устраивать же специальную ретроспективу фильмов Игната Рахманного. Я еще не забронзовел. Иди лучше ко мне, вот, пощупай, я живой, теплый, еще не старый и жутко тебя люблю. А все остальное выкинь из головы. Да, кстати, давно хочу спросить… Тут нас Антонина кормит, а ты вообще-то умеешь готовить?
— Конечно, умею. Говорят даже, я очень хорошо готовлю.
— И пироги печь умеешь?
— Умею. И торты.
— А
— Вот с блинами хуже. Блинчики умею, а настоящие масленичные блины нет.
— Какое счастье!
— Почему?
— Хоть один недостаток обнаружил в любимой женщине!
— Ну, если очень надо, я научусь.
— Да ну их на фиг! У меня от них всегда живот болит, и я посреди масленичного застолья обязательно вспоминаю Лескова.
— Боишься, как Пекторалис, от блинов помереть?
— Именно, сокровище мое! Пекторалиса знает!
Под вечер мы сидели на балконе, лениво перебрасываясь какими-то ничего не значащими фразами, как вдруг ворота раскрылись и на участок въехал неправдоподобно громадный внедорожник. Оттуда выскочил невысокий лысоватый мужчина, к которому сразу кинулась Антонина Ивановна. А с другой стороны неспешно вылез еще один человек, при виде которого мне стало нехорошо. Это был Лощилин.
— Лерка, ты чего так побледнела?
— Игнат, это Лощилин.
— Твой бывший? Ну и что? Ты его боишься, что ли? Зря. Я с тобой и в случае чего сразу дам ему в рыло. За мной не заржавеет.
И он так мне улыбнулся, что все страхи сразу же улетучились.
Снизу раздался громкий голос:
— Игнасио, где ты?
— Я тут! Сейчас спущусь!
— Да не один спускайся! Умираю от любопытства, не терпится взглянуть на твою избранницу!
— Потерпи еще минутку, моя избранница прихорашивается.
А я и вправду стояла перед зеркалом в спальне. До чего же мне к лицу Игнат! Я сама себя не узнавала. И плевать мне на Димку. Игнат ни за что не даст меня в обиду.
Он спустился первым, а я еще немного подвела глаза, слегка мазнула помадой губы и надела белую маечку, оттенявшую первый загар. Пусть все видят, что у Игната хороший вкус.
Я уже была внизу, как вдруг до меня донеслось:
— Лощилин? — переспросил Игнат. — Первый муж Леры?
— Первый и пока единственный, — хмыкнул Дима.
— Вот тут вы ошибаетесь, уважаемый. Вы первый, а я второй и, уверен, последний.
— Ни хрена себе, — раздался удивленный голос Званцева.
Когда я вошла в комнату, Игнат и Званцев встали, Дима же остался сидеть, но, видимо, почувствовал себя неловко и тоже поднялся.
Званцев широко улыбнулся.
— Здравствуйте, Лерочка! Вот вы какая! Теперь я понимаю, почему Игнасио буквально потерял голову. Очень рад, что мой скромный дом, ну, или не очень скромный, дал приют такой чудесной паре. Ну, как я понял, с Дмитрием вас знакомить не надо? Черт побери, какая-то водевильная ситуация, —
У Димы лицо было непроницаемым.
— Пошли, Димон, покажу тебе дом, определю на постой, а потом будем ужинать.
Дима молча кивнул, и они ушли.
— Фу, — прошептал Игнат, — неприятный тип. И что ты в нем нашла? Правда, я лучше?
— В миллион раз! — рассмеялась я. Как точно и ловко он умеет разрядить атмосферу.
— Знаешь, я завтра должен смотаться в Москву. Тебе не западло тут одной остаться?
— Зачем тебе ехать? Ты ж не собирался?
— Да позвонили, возникло одно неотложное дело. Хочешь, поедем со мной?
— Игнат, мне нужно дописать две серии, кровь из носу. Но вообще, может, нам пора отсюда съезжать? А?
— Да ну, здесь так хорошо… А Мишка пробудет в лучшем случае три дня. Не торчать же тебе в душной Москве.
— Мне душно только без тебя…
— Вот, нашла себе кондиционер! А вообще-то фразочка из твоих сериалов… — Он принялся меня целовать.
— Ох, простите, друзья мои, — раздался голос Званцева. — Я называю это магнитной стадией, когда как магнитом тянет друг к другу. Ну-с, пора за стол, вы, говорят, земляники набрали. Ох, люблю землянику!
И хотя разговор за столом был общим, я видела, что Дима напряжен и взгляд у него тяжелый. А Игнат разливался соловьем, рассказывал о Южной Корее, о фильме, который там снимал, и мне даже показалось, что его сумасшедшее обаяние подействовало даже на Лощилина.
Уже к концу ужина Званцев обратился ко мне:
— Лерочка, это правда, что вы были любимой ученицей Мильмана?
— Ну, так я сказать не могу, но Евгений Фридрихович действительно хорошо ко мне относился.
— И при этом сейчас вы пишите этот безразмерный кошмар?
— Да, так получилось, но я стараюсь и в этом найти какое-то удовольствие, к тому же у меня двое детей, так что особенно привередничать не приходится.
Лощилин вспыхнул, но промолчал.
— Ничего, — вмешался Игнат, — думаю, теперь все переменится, теперь Лера не одна…
— Лерочка, а я вот хотел вам предложить, — начал Званцев, — сделать сценарий полнометражного фильма по…
У меня сердце замерло.
— По Диминому роману «Насморк». Я хочу его ставить, и, сами понимаете, это марка и выход на совершенно иной уровень.
Игнат напрягся.
— Нет, Михаил Борисович, я польщена, спасибо, нет.
— Но почему? В конце концов, ваш бывший муж сам выдвинул эту идею, то есть с этой стороны…
— Михаил Борисович, дело вовсе не в наших отношениях с Дмитрием Сергеевичем, а в том, что мне категорически не нравится этот роман, — решительно проговорила я.
Лощилин позеленел.
— Да? — страшно удивился Званцев. — А я от него в восторге. Игнасио, а ты читал?
— Я? Нет, я к современной литературе с большим недоверием отношусь, знаете ли. Предпочитаю Лескова.