Трещина в могильной плите
Шрифт:
Изо дня в день меня донимал ряд вопросов, ответа на которые я не мог добиться. А вдруг этот старик верил во все, что с ним случилось? Неужели, все это вызвано всего лишь старостью, беспомощностью умирающего сознания? До чего же тогда меня доведет старость, если я продолжу валяться на койке? Может быть, тоже начну выдумывать небылицы про несуществующих братьев?
Я надеялся, что такого со мной никогда не случится. Во всяком случае – пока я не вспомню самое яркое событие в моей жизни и не изложу его от начала до конца. Иначе у меня больше никогда не будет шанса оставить после себя след, более глубокий, чем вмятина от тела на освободившейся койке.
Часть первая
Гнусно. Грязный пакет желтого цвета с убогой надписью мотается по проезжей части. Его то и дело задевают непривлекательного вида машины, все в пыли, выстроившиеся в шесть рядов. Пакет хлопается о дешевые автомобили с остервенением, издавая какое-то хлюпанье. Даже знать не хочу, что за еда находилась в нем до того, как он стал мешком с рвотным содержанием внутри. Вздыхаю с облегчением: нескоро я увижу всю эту гадость снова.
Семиэтажное здание посольства – единственное, что делает это место не таким убогим, каким оно являлось; оно выделяется посреди остальных замысловатой архитектурой. Больше сказать о нем и нечего.
Мои часы издают сигнал, оповещающий нас, что до собеседования с консульским офицером остается ровно двадцать минут. Я оглядываюсь на друзей, призывая их к движению взглядом. Они и сами уже догадались, что пора входить внутрь. У входа, как ни странно, нет никакой очереди. Там нас ждет дородный, лысый человечек в какой-то форме. Теребит наши паспорта, забирает себе в будку на минуту – и тут же возвращает, указывая своими пухлыми ручонками, куда нам двигаться. Будто бы мы без этого толстяка не сообразили. Пока проходим на территорию посольства, лысое потное недоразумение подозрительно на нас смотрит. Может быть, потому что мы красиво одеты. Наши костюмы не идут ни в какое сравнение с его мятым мешком.
Двери пропускают нас внутрь, но и тут нашу свободу преграждает пропускной турникет. В руках мы держим заранее приготовленные листки – наши приглашения на собеседования. Тут люди уже посолиднее того, в будке. Смотрят отрешенно, с какой-то вселенской усталостью. Сомневаюсь, что за ужином с семьей, поздним вечером после работы, они глядят точно также. Крепкий человек, стоящий чуть поодаль, тяжело вздыхает, когда одна из сотрудниц, худая, словно тростинка, подзывает его. Еще бы, работать при входе в здание посольства. Я бы такого точно не вытерпел – весь день пропускать богачей, собирающихся в отпуск или в деловую поездку. У бедняг, видимо, неприятная и в какой-то степени унизительная работа. Интересно узнать, сколько они получают за такой неблагодарный труд.
Мой листочек берут. Смотрят, сверяют, что-то открывают. Я и вовсе не обращаю внимания на всю эту чепуху. Потом просят мою маленькую изящную сумку, взятую исключительно для похода в посольство. Маленькая, неброская, с двумя отделениями. В ней стражи порядка не находят ничего опасного и с усталой улыбкой возвращают обратно. Прохожу вперед буквально на три метра, замыкая цепочку своих товарищей. Тут просят сдать телефон, предварительно выключив его. Будто бы у меня есть выбор.
Через несколько десятков шагов нас ждет какой-то сканер. Прохожу. Деловой молодой парень, выглядящий пободрее всех встреченных нами ранее, убеждает нас в необходимости снять ремни и верхнюю одежду, если такая имеется. Не хочется снимать с себя приятную тяжесть ремня, но приходится.
Теперь лента, как в аэропорту. Все ужасно буднично и скучно, хоть вешайся. Говорить с друзьями не о чем – все темы последних дней избиты. Цель нашей поездки обсуждалась уже около двадцати раз. Когда я пытался высказать серьезные мысли касательно сложившейся ситуации, все быстро переводили тему или отшучивались. Ну и пусть. Не извлекут для себя ничего из этой поездки – их вина.
Моя сумка выскальзывает вместе с черной лентой из темной дыры сканера. Подхватываю ее и двигаюсь дальше, стуча ботинками. Меня ждет широкий дверной проем, открывающий взору большой зал. Людей много, что не может радовать. Ненавижу большие скопления людей, как в общественном транспорте. До чего же это убого – стоять внутри, держаться за потный поручень, тереться о тела чужих, непонятных тебе людей, порой вызывающих отвращение… Честно говоря, даже если транспорт будет пустым – я все равно предпочту такси. Ну, разве не мерзко ехать в автобусе, этой неровной коробке, набитой толстыми полумертвыми старухами, напоминающих нажравшихся мух, решивших неожиданно проехаться до другого конца города, или сидеть в метро под ужасный, разрывающий мозг визг, проникающий под черепную коробку?
Слава Богу, никаких старух тут нет. Почти все вполне молоды и полны сил. Только какой-то пожилой человек стоит у окошечка, выясняя своим скрипучим голосом какие-то подробности. Между прочим, в своем твидовом пиджачке он выглядит довольно неплохо. Если, конечно, не приглядываться. Через несколько минут он уходит, этот сморщенный клубень, и я занимаю его место. В нос ударяет кисловатый аромат дешевых ароматизированных сигарет, и такого же дешевого, и могу поклясться, древнего как он сам, одеколона. Я все еще слышу, как шаркают его ботинки. Видимо, я увижу его в следующем зале.
Мое предчувствие меня не обманывает. После подтверждения моей анкеты и приглашения, получаю бумажку с английской буквой и тремя цифрами. И, когда я отворачиваюсь от экрана, указывающего мой порядок в электронной очереди, встречаюсь взглядом со стариком. Взгляд глаз из-под очков в роговой оправе примерно такой же, как у бедняков на улице, просящих денег. Дырявим друг друга так еще примерно минуту, пока табло не вынуждает нас обоих повернуться обратно звуковым сигналом.
Еще десять минут уходит на мотание туда и обратно по залам. Когда дело дошло до меня, мои документы проверяют снова, заставляют вернуться в зал, где я впервые увидел старика. И только потом позволяют вернуться к экрану. Вся эта процедура является на редкость медленной и тупой, и заканчивается она сканированием отпечатков моих пальцев. Я поочередно и послушно, как обезьянка, выполнял команды симпатичной девушки из окошка, прижимая пальцы то правой руки, то левой. Моим товарищам повезло чуть меньше – они все еще проходили глупые процедуры. Здесь мы все были разделены, и даже собеседование пройдет в их отсутствии. Забавно, что за все время пребывания здесь мы с ними не перекинулись ни одним словом. Словно вовсе незнакомые друг другу люди… Я и не против, на самом деле.
На собеседование я попал первым из своей команды. Консульский офицер мне сразу понравился – он был совершенно не такой, как все остальные. У него были огромные очки, которые старили его лет на десять, но, несмотря на это, больше сорока я бы ему не дал. Уголком рта он улыбался, но взгляд был очень серьезный. Даже веселый парень у первого зала не производил такого впечатления. Прежде всего, офицер принял мои документы, внимательно разглядел их, почему-то улыбнулся, и начал задавать вопросы. Ко всем ним я был готов заранее, а потому довольно быстро отвечал. Мы разговаривали на русском языке – офицер владел им превосходно. Я собирался порадовать его своим английским, но только в том случае, если он поинтересуется. Сам же офицер представился Артуром Хейзом. Опуская некоторые банальные вопросы по типу «Как вас зовут», диалог получился следующий:
– Какова цель вашего визита, мистер Рош?
– Прежде всего, меня интересует туризм и культурный отдых. Вряд ли поеду когда-нибудь снова, ведь здесь, на родине, в этом году я уже иду учиться в престижный институт в столице (я сказал его название и протянул офицеру документ о принятии). А затем найти престижную работу там же. Некоторое время назад мы с друзьями решили организовать путешествие, которое никогда не забудем. Я организовал их всех, и вот, наконец, мы здесь, – закончил я.
Объяснился, как кретин. Поэтому офицер только кивнул со знанием дела, показывая, что мой ответ его удовлетворил. Я невольно задумался: «А что, если он решил, что я собираюсь остаться там? Неужели не одобрит мне визу и придется записываться повторно?»