Третий эшелон
Шрифт:
К удивлению Краснова, начальник эшелона довольно спокойно отнесся к его сообщению. «Поищите среди работающих», — посоветовал он.
На запад снова прошел состав с танками. Три красных огонька позади эшелона мерцали недолго: метель тотчас спрятала их в белом круговороте. Краснов следил за ними, предполагая, что на этом поезде уже укатил Пилипенко. С трудом пробирался дежурный по сугробам, приглядывался к работавшим. Не верил, что парень окажется здесь. «Не такой простак этот Пилипенко, знает, что будет за побег. Наверное, заскочил на поезд — и поминай
— Ах, извините!
Краснов проклинал вьюгу, побег Пилипенко, свое дежурство. Он с ужасом думал о том, как его будут отчитывать за чрезвычайное происшествие. Могут и в трибунал передать, время строгое. Возле работавших он приметил Фролова в длинной шинели. Начальник политотдела вместе с другими ловко взмахивал лопатой. «Будто бы без него не обошлись, — с неприязнью подумал Краснов. — Командир не должен равнять себя с подчиненными: авторитет теряется…»
Он хотел пройти мимо, но Павел Фомич позвал:
— Дежурный, ко мне! Распорядитесь от моего имени насчет ужина. Усиленный ужин и по сто граммов водки. Понятно?
— Понятно! Есть организовать усиленный ужин и по сто граммов спиртных напитков! Разрешите идти? Есть!
Краснов решил пока не докладывать начальнику политотдела о случившемся: тут посторонних много, да и, может, найдется беглец. А то Фролов начнет отчитывать при подчиненных…
Он не заметил, что Батуев рядом. Усердно откидывая снег, тот отворачивался от дежурного по эшелону. Когда Краснов удалился, Цыремпил переглянулся с Хохловым и засмеялся.
Ничего не подозревавший Фролов закинул на плечо деревянную лопату, подошел к группе девушек и что-то сказал. Раздался дружный смех и задорный возглас Наташи:
— И у нас силенка есть! Потягаемся.
Начальник политотдела перебирался от группы к группе, а из головы не выходил разговор с Листра-вым. Сын у него, значит, погиб на фронте, второй воюет. А что еше известно Фролову о машинисте? Какими думами занят этот человек, какой силой держится?
Начальник политотдела завернул к Листравому, побыл с ним рядом. От плечистого рослого человека исходила волна уверенной и спокойной силы. Работал он размеренно и ловко.
Рядом с машинистом ожесточенно бороздил лопатой сугробы Илья Пилипенко. Появился он здесь после ухода начальника политотдела. Это Листравой нашел ему лопату. Вдвоем они быстро расчистили участок Листравого, потеснили стрелочника Пацко, продвинулись дальше.
— Морозцу бы, тогда фрицу крышка! — крикнул Пацко. Он все время придумывал, как скорее уничтожить захватчиков, и каждый раз предлагал все новые и новые способы.
Но люди, увлеченные делом, не слушали его, и стрелочник обиженно смолк.
Илье нравилось работать со всеми вместе. А метельная полутьма и острое чувство опасности, вызванное побегом, еще больше дополняли его радостное возбуждение. Правда, он с опаской приглядывался к соседям: не догадались ли?
Машинисту же и в голову не приходила мысль, что Илья мог убежать. Он думал только о том, как бы не отстать от парня. Поэтому шел вровень с Пилипенко, хоть легкие и рвались на части, а сердце лопалось от прилива крови.
Очищенная ими полоса протянулась темно-серой дорожкой метров на сто. Они выпрямились, передохнули. Вдруг Пилипенко метнулся в сугроб, упал, зарывшись с головой.
— Сдурел парень! — укоризненно проворчал Листравой, отдирая с усов сосульки.
Всматриваясь в лица, подошел Краснов. Люди разобрали лопаты, ожидая, что дежурный по эшелону объявит конец работы. Лопата Пилипенко сиротливо торчала в сугробе. Машинист вдруг догадался, почему спрятался Илья. Усмехнувшись, решил прийти на помощь. Краснов сам подал машинисту эту мысль.
— А это чей шанцевый инструмент? — хрипло спросил он, ткнув рукой в торчащую лопату.
— Ваш. Пожалуйте. — Листравой спокойно подал ему лопату.
Краснов невольно принял ее, опомнившись, бросил в снег.
Рабочие расхохотались.
— Я вас арестую! — запальчиво выкрикнул Краснов, подступая к машинисту. — Сми-и-ирно!
Рабочие опустили руки по швам. Вытянулся и Ли-стравой, все еще усмехаясь. Краснов понял, что попал в глупое положение, чертыхнулся и, не отменив команды, почти бегом заторопился дальше.
Илья выбрался из снега, отряхнулся, запрыгал, согревая окоченевшие руки и ноги. Он ожидал, что Листравой отчитает его. Но Александр Федорович как ни в чем не бывало отбрасывал снег. Машинист и раньше не одобрял ареста ребят, а теперь даже гордился, что у него такие отчаянные помощники.
Снова прошел состав, осыпав людей искрами и приветливо гудя. По другому пути проскреб широкую дорогу снегоочиститель. Опять эшелон. Вновь огни паровоза.
Поезда шли на запад один за другим. Люди пропускали их, отступая в сугробы. Листравой радовался: пусть обледенела одежда, промокли ноги в валенках, пусть горит лицо, исхлестанное на ветру ледяной крупой. Пусть! Ведь жизнь магистрали не замерла. Вот еще поезд. Листравой проводил его, как что-то близкое, сокровенное, родное.% Силы железнодорожников постепенно ослабевали. Листравой уже не слышал смеха девушек. Ему было видно, как Наташа с трудом поднимает отяжелевшую лопату. Илья больше не припевает, молча бросает комки снега, облизывает высохшие губы. Да и сам Листравой чувствует, как спина наливается свинцовой тяжестью.
«Свой, свой эшелон откапывать!» — вдруг пролетела команда. И все устремились к теплушкам. Они стали родными: обжитые, прокуренные, расшатанные в долгой дороге.
Вагоны занесло по самые двери: дневальные не успевали очищать проход вдоль состава. Снова начался нелегкий и однообразный труд.
И вдруг погода изменилась. Снег пошел реже, ветер ленивее крутил вихри.
Из труб теплушек закурились дымки, от вагонов потянуло крутыми свежими щами, ржаным хлебом и испарениями мокрой ватной одежды.