Третий лишний
Шрифт:
Передвигаясь по городу, миссис Гриндл и ее компаньонка, чувствовали на себе косые осуждающие взгляды. Ханне казалось, что все только и делают, как перешептываются за ее спиной и смеются, рассказывая про нее скабрезные шутки и сплетни. Ханна раскисла и расплакалась бы на виду у всех, но мистер Гриндл, решивший поехать с ними, произнес:
– Даже не вздумай! Плачет виновный или слабый. Твои слезы воспримут как слабость и податливость и примутся терзать тебя глупыми лживыми сплетнями, как стая голодных волков. Сядь ровно и подними выше голову. Только покажи
– Милый, не говори таких слов.
– начала Кэтрин.
– Как не говорить? Делать можно, а говорить нельзя?
– не удержался он.
– Много что есть и говорить об этом не прилично.
– напомнила она ему.
– Поверь, Кэтрин, приличия не мешают людям распускать грязные слухи, смаковать подробности и пытаться измарать других в грязи, пытаясь переложить свою вину на других.
Миссис Гриндл не нашлась чего ответить. Продолжая хранить молчание, они доехали до церкви.
Когда она вошли в церковь, певчие как раз распевались. Заметив вошедших, они перестали петь и замерли в ожидании. Мистер Гриндл направился прямо к ним. За ним шли миссис Гриндл и Ханна - Эмма. Айзек первым любезно поздоровался:
– Добрый день, леди и джентльмены. Сожалею, что прервал вас и прошу, продолжайте. Мне доставляет удовольствие, слушать ваше пение.
Видя его хорошее расположение духа, женщины, состоящие в хоре, стали друг с другом перешептываться, но он оставался непробиваемым.
– Что то случилось, мистер Гриндл?
– спросил высокий Джон, который состоял в церковном хоре. Он был немного медлительным, но зато прилежным прихожанином, и пользовался авторитетом среди певчих.
– Да, как сказать.
– начал мистер Гриндл.
– Я бы хотел видеть преподобного Поупа и поговорить с ним об одном инциденте, который совсем недавно произошел.
– К сожалению, его сейчас здесь нет, но он скоро вернется. Подождете его немного?
– Да. Нам нужно с ним серьезно поговорить.
– О чем, если это не большая тайна?
– спросил он, обводя пришедших внимательным взглядом.
– Ты, наверно, догадываешься. Я хотел бы поговорить с пастором и поставить вопрос о недопущении на собрания недостойного человека, который своими поступками и многочисленными неблаговидными поступками позорит свою семью и весь наш город.
– с пафосом ответил мистер Гриндл, делая особое ударение на многочисленных неблаговидных проступках.
– Понимаю.
– согласился Джон. Потом он внимательно посмотрел на Ханну, и добавил: - И поддерживаю ваше решение.
– Правда?
– поинтересовался Айзек.
– Да. Я видел, как это произошло. Это было просто немыслимо дерзко и...
– он не смог подобрать слово, выражавшее его чувства и позволительное для произнесения в храме Божьем.
– Благодарю за поддержку.
– кивнул головой мистер Гриндл.
– Не за что.
– ответил тот.
– Если вы будете ожидать Преподобного здесь, позвольте Ханне петь с нами.
Заметив удивление собеседника, Джон пояснил:
–
– Нет, я просто очень удивлен.
Миссис Гриндл тоже была поражена:
– Эмма, я и не знала, что ты умеешь петь!
– воскликнула она.
– А почему Эмма? Она же Ханна!
– удивился Джон.
– Ну, друг мой, чего только женщинам в голову не придет.
– усмехнулся мистер Гриндл, глядя на свою супругу.
Ханна, обрадованная, что хоть кто-то видел, что произошло с ней на самом деле и ощутившая поддержку, с удовольствием присоединилась к хору. Она любила петь, а в такой момент, когда дела складывались столь успешно, ей показалось, что сейчас самое время спеть что-нибудь благодарственное. Хор как раз собирался петь "Ближе, Господь, к Тебе", написанный Сарой Флауэр Адамс, поэтому Ханне дали сборник в руки и она приготовилась. Когда хор запел:
"Ближе, Господь, к Тебе, ближе к Тебе,
Хотя б крестом пришлось подняться мне
Нужно одно лишь мне:
Ближе, Господь, к Тебе..."
Лицо миссис Гриндл приобрело торжественное выражение, а после третьего куплета:
"Там лестница наверх, к свету ведет
Страхи оставлю здесь, вся печаль сойдет.
С ангелом за руку вверх я взойду к звезде:
Ближе, Господь к Тебе..."
Ханна увидела, как Кэтрин украдкой вытирает слезы умиления, и не смогла удержать улыбки. А потом, случайно она немного повернула голову и заметила заинтересованный взгляд мистера Гриндл, который смотрел на нее пристально и совершенно не смущаясь. Ей стало стыдно. Судя по тому, как он смотрел на нее, вчерашняя встреча с леденцом не была последней. Вспоминать о таком постыдстве именно сейчас, в храме, ей показалось кощунством, и она стала красной. Заметив, что служанка покраснела, у мистера Гриндла поднялось настроение и полуулыбка-полунасмешка еще долго не сходила с его губ.
Когда хор закончил петь, все будто в раз переменилось. Женщины, поющие с Ханной, уже не были к ней так враждебны, как в начале встречи, словно светлый гимн смыл с нее все грязное и гадкое и теперь она стояла теперь ними, очищенная от скверны. Из-за хорошего исполнения, у певцов хора поднялось настроение. Почти все убылались и находились в прекрасном расположении духа.
– Мы так рады, что ты теперь снова с нами поешь!
– выразили свое удовольствие Рутт и Джуди, с которыми раньше Ханна часто общалась.
– Надеемся, что теперь мы чаще сможем видеть тебя в хоре.
– И мне бы очень этого хотелось.
– улыбнулась Ханна. Сестры были добрыми, милыми, но такими болтушками! Ей показалось, что она находится между двумя попугайчиками, которые повторяют друг за другом, чтобы собеседник не смог пропустить мимо ни одного слова, даже самого незначительного.
– А нам - то как! Когда ты перестала петь, к нам пришла Лидия Марвел. Она, конечно, неплохо поет, - затараторила Джуди, - но у тебя получалось все же лучше!
– шепотом закончила за нее Рутт.