Третий лишний
Шрифт:
"Он обманул! Предал! Ненавижу!"
Ворвавшись в комнату, она громко захлопнула дверь, резко подошла и швырнула в ему лицо тряпку.
– Что это?!
– Ханна резко дышала, весь ее облик выражал гнев и ярость.
Удивленный ее поведением, Айзек брезгливо пальцами развернул рубашку и, усмехнувшись, небрежно ответил:
– Ах, это! Сущий пустяк, не обращай внимание.
– и продолжил работу с бумагами, не обращая на служанку никакого внимания и показывая, что разговор закончен. Несколько мгновений, Ханна стояла молча, а потом медленно подошла
– Я ухожу!
– ее прищуренные глаза блестели. Она чувственно прикусила нижнюю губу, поднялась, медленно повернулась и, покачивая бедрами, направилась к двери.
– Ты не уйдешь!
– Уверен?
– она обернулась. Ее коварная, соблазнительная улыбка уголками губ, поразила его. Он видел, что она усмехалась и не подчинялась ему.
– Я уже не та наивная глупая дурочка, которая пришла к тебе тогда.
– чувственно покачивая бедрами, она подошла к нему и поставила ногу на край его кресла. Никогда ранее Ханна не могла даже подумать, что способна на подобное, но сейчас от злости в ее груди все клокотало и она не совсем понимала, что делает.
– Посмотри.
– она приподнимала края юбок все выше, обнажая ногу в красивом чулке. Ханна не отрываясь следила за мистером Гриндлом, наблюдая, как в нем тоже просыпается злость. Другой рукой она провела от приоткрытых губ к шее, а потом по груди.
– Думаешь, я пропаду? И буду плакать без твоих рекомендаций?
– ее глаза зло сверкнули.
– Шлюха!
– прошипел Айзек от бессилия и охватывающей его ревности.
– Правда? Это ты меня такой сделал.
– ее голос с хрипотцой, будил в нем желание и слепую ярость. Он не для того так долго приручал ее, потратил нервы и силы, сделав из нее свой идеал, чтобы так легко позволить улизнуть.
– Я куплю тебе дом!
– прохрипел он, понимая, что она взяла над ним верх.
– Не хочу!
– кокетливо ответила она.
– Ты мне противен, после нее! Фу...
Оглушительная пощечина стала для нее неожиданной. Она покачнулась и чуть не упала.
– Ненавижу!
– отчеканила она. Кокетство и легкость исчезли и на ее лице теперь отражалась безудержная ярость. Она замахнулась и в ответ влепила ему громкую, увесистую пощечину, звук которой гулко отразился в комнате.
– Дрянь!
– Айзек вскочил и попытался схватить ее, но она ловко увернулась и он смог ухватить лишь рукав ее платья.
– Потаскуха!
– в ярости он уже не выбирал выражения. Ханна попыталась ускользнуть, но мужчина оказался быстрее и схватил ее за волосы.
– Скотина!
– рычала она в запале, сквозь слезы.
– Пришла нищая, такая же и уйдешь.
– шипел мужчина.
– Скотина!
– выкрикнула ему в лицо еще раз служанка и со всей злости плюнула ему в лицо.
Она сейчас была такая гадкая, дикая, необузданная... и непокорная. Он сильно дернул за рукав, пытаясь сорвать платье, которое сам же подарил. Ханна упала и Айзек накинулся на нее сверху, продолжая срывать платье. Сопротивляясь, Ханна вцепилась в его волосы.
От платья остались одни лохмотья, Айзек грубо раздвинул ей ноги и попытался взять ее силой. Она изворачивалась под ним, а он все больше распалялся.
– Иди, жабу имей!
– злила его она, за что получила еще пощечину. Во рту появился привкус крови, но она все равно продолжала оскорблять мистера Гриндла.
С безудержной злостью и желанием наказать, он грубо и яростно вошел в нее.
– Ты еще пожалеешь, сучка!
– зло шептал он в ухо, грубо толкая ее всем телом.
– Забеременеешь и никуда не денешься, потом будешь еще упрашиваться, чтобы не гнал тебя.
Грубо, жестко, причинная ей боль, Айзек скакал на ней, желая до отказа залить ее лоно спермой. Он так увлекся своей местью, что не заметил, как дверь приоткрылась и в комнату вошла Кэтрин.
Она стояла парализованная и молча, не отрываясь, смотрела, как ее любимый, благочестивый Айзек, наотмашь хлестал служанку по лицу и в грязной похоти с животным оскалом на лице скакал на ней, стараясь раздавить. Он ерзал и прыгал на служанке, желая глубже протиснуться в ее лоно. А потом Айзека затрясло и он, грязно ругаясь, застонал от удовольствия. Когда он слез с распластанной на полу Ханне, Кэтрин увидела его красный член... Все перед глазами закружилось, и она потеряла сознание.
Он был рядом, когда она очнулась.
– Убирайся!
– тихо, но отчетливо произнесла Кэтрин.
– Может позвать Эмму?
– с жестоким сарказмом поинтересовался он.
– Убирайся!
– К падшим женщинам, снова?
– он засмеялся. Подойдя к окну, Айзек закурил.
– Ты мне противен, ты... ты - животное!
– зарыдала женщина.
– Милая, нужно было раньше думать, когда соблюдая свою чистоту, отправляла меня в бордель.
– заметив ее гнев, он тут же поправился: - Точно, тут не бордель! Зато нам не грозит французская болезнь.
Айзек продолжал курить, цинично поглядывая на Кэтрин.
– Давно?
– с трудом, превозмогая себя, спросила миссис Гриндл.
– Почти два года.
– ответил мужчина совершенно спокойно.
– Если тебя утешит, она сопротивлялась до последнего. Мне пришлось применить грубость.
– он замолчал.
– С твоими знакомыми я никогда не спал, так что твое доброе имя безупречно. И нет, я не откажусь от нее. То что умеет она, навряд ли сможешь ты.
– как приговор произнес он.
Кэтрин глотая слезы, продолжала плакать, но теперь она рыдала почти беззвучно.
– Знал бы папа...
– Он знает! И твой брат знает, кроме того, это они советовали мне искать утешение в борделе, даже рекомендовали нескольких потаскух, у которых сами частенько бывают.
Миссис Гриндл от ужаса горькой правды не могла вздохнуть.
– Не беспокойся, я брезгливый.
– усмехнулся он и, протянул ей стакан с водой.
– Твое любимое успокоительное. Мне не нужна ненормальная жена.
– жестоко утешил супруг. Не сопротивляясь, Кэтрин выпила.