Тревожное лето
Шрифт:
Губанов не представлял, как он сдержит банду.
— Понятно. Вопрос есть. Как со связью?
Карпухин посмотрел на Хомутова, и тот сказал:
— «Чилим» до Тернового ходит раз в неделю. Оперативности, конечно, никакой. Да она, думается, и не нужна будет. Тебе, главное, надо контачить с Шершавовым, а ему — с частями пограничников, которые будут осуществлять блокаду со стороны границы. Что срочно — пусть связывается через Ивановку.
Карпухин согласно кивал. Подождав, когда Хомутов закончит, подошел к карте, отдернул занавеску.
— В ходе операции могут быть изменения. Если банда поймет, что прорыв в сторону границы невозможен, а ты должен убедить ее в этом, то им остается один путь: идти в Терновый, где будут ждать рыбацкие шаланды и кавасаки — команды их будут «куплены» Харбином. Вариант этот может быть принят по ходу действия, чтобы исключить возможность их прорыва. Понадобится он или нет, дашь знать через Шершавова, Если понадобится, то в банду придет наш товарищ. Приказ об уходе морем будет исходить от Полубесова. Кого пошлем, пока сказать не могу. Надо подумать. — Карпухин провел ногтем по карте от поселка Черемшаны к бухте Подкова. — Вот здесь будут стоять суда.
У себя в кабинете Хомутов вел допрос Поленова. Присутствовал Губанов.
— На консула теракт готовили тоже вы? — спросил Хомутов.
— Да.
— Ну, все понятно. Еще что?
— Все. Больше ничего.
— А если подумать?
Поленов с готовностью свел к переносью жиденькие брови, отчего лицо его приняло выражение ненатуральной сосредоточенности.
— Все рассказал. Боже ж мой, какой резон в моем положении говорить неправду! Я ведь понимаю, как говорится, выше головы не прыгнешь.
— Все так все, — со вздохом произнес Хомутов, — а часики-то зачем разбили? — Он вынул из стола знакомые часы в хромированном корпусе в форме шестиугольника. От часов, можно сказать, осталось одно воспоминание. Хомутов подержал их на ладони, потряс перед ухом. — Зря я в тот раз вернул их вам.
Поленов пожал острыми плечами:
— Не бил я их. Когда руки крутили, ремешок лопнул, они и хрясь. Может, и не я раздавил, а ваши. Разве в тот момент до часов было?
— Эт-то вы верно подметили. Момент был особый. Исторический. В вашей судьбе. Чья фирма?
— Японская. Эта, как ее... «Хёбе». «Стрела» значит по-ихнему. Там, гляньте, — Поленов вытянул шею, — с оборотной стороны стрела выгравирована.
Хомутов присмотрелся. Действительно, то ли стрела, то ли копье. Часы, конечно, любопытные, тем более носить их полагалось на правой руке: заводная головка располагалась с обратной стороны.
— Герметичные, что ли?
— Так точно, герметичные. Ни вода, ни воздух внутрь не проходят.
— Вы левша?
— Да нет вроде. А вообще-то я обеими руками действую одинаково. — Для убедительности Поленов поработал кистями.
— Знаю, знаю, — кивнул Хомутов. — Действуете вы довольно профессионально. Так вы их на правой носили?
— Ага.
— Неудобно же. — Хомутов приложил часы на запястье.
— Да ничего. Привык вроде. Закурить можно? Спасибо.
— А откуда они у вас?
— В Харбине на толкучке купил. Смотрю, ничего, красивые. И решеточка поверх стекла. Чтоб не билось. К тому же стрелки светятся. Дай, думаю, возьму. Хоть неудобные, да красивые. А деньги что? Вода. Вот и взял.
Хомутов спрятал часы в стол.
— Ну ладно. Значит, вас направили к Полубесову. Бывшему генералу. Так? Дальше.
— Да я рассказывал вам.
— Ничего. Повторите еще раз.
Поленов вздохнул, и на его удлиненном небритом лице Хомутов прочитал: «Ну как хотите. Воля ваша».
— Значит, так. Являюсь к Полубесову. А от него в Мухачино. К Лялину.
Присутствовавший при допросе Губанов перебил:
— Прямо так и к Лялину?
— Нет, почему же. Сперва в Черемшаны, а оттуда в монастырь. Там и должны встретиться с Лялиным.
— Дальше.
— Да вы ж знаете.
— Ничего, ничего. Валяйте дальше. Кстати, как Лялин опознает вас?
— Пароль, что ли?
— Ну-ну...
— «Дедушка Афанасий завещание написал. Вот, велел испросить, на чье имя наследство отписать». Отзыв: «На имя Серафимы. Племянницы моей». Вот и все.
— Сегодня будем брать только одного Полубесова. Тихонечко. Без шума. А всю его компанию не трогаем. Сперва с ним поговорим, — сказал Хомутов Губанову. — Кто раздавил вот эти часы?
Губанов дернул плечом:
— А что?
— Да ничего. Из наших кто или Поленов сам?
— Разберись теперь. Да там такая свалка была. Он ведь из борцов. Яхно так припечатал, что тот до сих пор икает.
— Ну ладно, черт с ними. Полубесова все же берем тихонечко.
— А чего его брать? — возразил Губанов. — Он и так в наших руках. Дача под наблюдением. Руки до горы, и все.
— Ты бы вот что... тельняшку снял, что ли.
Губанов застегнул ворот гимнастерки.
— Память с «Вразумительного».
— Вот и спрячь ее в рундук. Раз память, беречь надо.
Губанов промолчал. «И чего они привязались к тельняшке? То Гусляров подначивает, а теперь Хомутов привязался».
— Я вот что думаю, — раздумчиво проговорил Хомутов, — в прошлый раз, когда арестовали Поленова, у него были часы.
— Были.
— Эти или нет?
— Не помню.
— Хорошенько не присмотрелся я к ним в тот раз, потому и прошли мимо нашего внимания. Вернули их ему. А не надо было. Эх, растяпа. — Помолчал. — Мне думается, что-то тут не то.