Три цветка и две ели. Третий том
Шрифт:
Калли славился в Орензе как красивый городок у водопадов и двух горных озер, но и туда путешественники не поднялись – направились по горному ущелью к долине до крепости Тронт, оттуда – в Нонанданн. У него торговая дорога разветвлялась на две: на юг, к Элладанну, и на запад – к Лувеанским горам, затем к Мартинданну, а кроме того – к деревне Нола у самой границы двух герцогств, Лиисема и Мартинзы, к «свинячьему имению».
На исходе шестого дня Нестяжания, на исходе дня рождения Маргариты, она обняла своего дядюшку Жоля, подруженьку Беати и братьев, Синоли и Филиппа. Путь занял всего ничего: сорок один неполный день.
«Свинячье имение» преобразилось. Как Жоль Ботно и обещал, он «насотворивал чудесов»: залатали крышу, укрепили забор, отскоблили доски, побелили стены, заменили ставни; плющ живописно потянулся к крыше, виноградная лоза обняла решетчатые шпалеры у окон первого этажа… Более это место не напоминало убогие, разваливающиеся постройки, но навевало мысль об уединенном островке, созданном для тихой семейной жизни. Вид поутру из окон, на зеленые холмы и синие, дымные горы, невольно заставил влюбиться в этот край. Еще оказалось, что прежний владелец имения задумывал деревянный дом как временное жилище, а немного выше, уже среди леса, заложил фундамент для замка, там же посадил фруктовый сад – и деревья как раз начали плодоносить: яблони, сливы, груши, вишни, персики, миндаль, инжир, гранат и любимый Маргаритой тутовник! В лесу еще притаились заросли малины, крыжовника, земляничные и цветочные полянки; у деревни выращивали виноград. По осени делали вино, его же продавали по весне.
Единственное, что заставило Маргариту плакать – ее любимица, пегая и голубоглазая Звездочка, умерла зимой. Дед Гибих тоже почил в вечности – через триаду и три дня после кобылы – встал из-за стола, да и рухнул замертво.
– Им на старостях лет всё ж таки свезло, – успокаивал Маргариту дядя Жоль. – Не всем людям так свезти могёт, дочка…
Старший брат Синоли ничуть не изменился – приятный лицом, веселый, русоволосый и уже загорелый. Беати, хоть видно этого еще не было, ждала второго ребенка. Сказала, что сразу понесла, как две восьмиды назад перестала кормить грудью. Их дочке, маленькой Жоли – темноволосой и белокожей (не смугленькой, как Беати), восьмиду назад исполнился год. Красавица-Жоли уже ходила, болтала, всё подряд кушала, всё деловито трогала. Беати привязывала ее к себе за руку, как собачку на поводке, либо к чему-то в доме – иначе невозможно было уследить за этой бойкой девчушкой: то она спокойно играла в уголке, то в следующее мгновение лезла в окно, увидав птичку. Маргарита подумала, что это умно, конечно, но она сама Ангелику ни за что не будет привязывать.
Младший брат Филипп вытянулся – в свои двенадцать стал одного роста с Маргаритой, еще он излишне поправился, уплетая всю зиму варенье без меры; верхом на лошади скакать не научился, как и плавать. Рагнер, осмотрев его, осуждающе покачал головой. Четыре борзые собаки Ортлиба Совиннака освоились в имении, белоснежная Альба дала себя погладить, хозяином же признала Лорко – ела у его ног, ластилась к нему одному, слушалась его команд. В гостиной висели портреты стройного Ортлиба Совиннака и его первой супруги – точь-в-точь Енриити. А между портретами стоял аляповатый замок-часы с розовой принцессой. Чудной дамский шкафчик, напоминавший толстую разносчицу, утром перебрался в спальню Рагнера и Маргариты (Лорко боялся его головы). Ну а дядя Жоль выглядел счастливым, остался толстым и добрым, бородку вновь отпустил – теперь она росла седоватой, клок волос на лысине он прятал под неизменный синий колпак, колдовал в кухне, как и прежде, маринуя фрукты и засахаривая в меду овощи. Рагнер высоко оценил его затеи: и чесночные яблоки пришлись ему по вкусу, и приторно-сладкий уксус с хреном, и пастилки из одуванчиков.
Маргарита показала родным свою «восьмидесяти шестидневную Ангелику» (она уже ножки поднимает и хватает за нос!). Все ей восхитились – младшая герцогиня Раннор такая очаровательно-кроткая крошка! «Крошка» же, насмотревшись на родню, проголодалась и разоралась на все Лувеанские горы!
________________
В Элладанн Лорко, Енриити и Рагнер собрались к Меркуриалию. Филипп упросил взять его с собой. Так, отдохнув шесть дней с дороги, бегло осмотрев окрестности и «замок в лесу», тринадцатого дня Нестяжания, они вчетвером (и в сопровождении десятка охранителей) покинули имение. Маргарита, Ангелика, Тасита и ее годовалая Нёяна остались их ждать вместе с дядей Жолем, Синоли, Беати, Жоли и еще десятью охранителями. Тогда-то Маргарита захотела получше обозреть деревню, найти дом Иама Махнгафасса, своего первого мужа, и увидеть, что бы ее ждало – чего она так страшилась и от чего ее миловало провидение.
Угодья баронства Нолаонт включали в себя часть леса и горной реки, зеленый холм, на вершине какого встал господский дом, виноградник и деревню Нола пятьдесят один двор. В ней обитателей насчитывалось триста двадцать семь землеробов. Еще там наличествовало девять домов свободных землеробов. Стадо свиней, коричневых, щетинистых хрюшек, расплодилось при дядюшке Жоле до более чем семидесяти пятачков. Паслись они день в лесу, на огороженном участке, и с закатом юноша-свинопас загонял их в хлев. Раньше эту работу делал Иам.
Деревня оказалась весьма большой. У всех домов, за невысокими оградами, раскинулись просторные земельные участки: каждая семья выращивала то пшеницу, то лен, то рожь, то всё сразу, а кроме того, овощи – капусту, репу, редьку, редис, лопух, сахарный корень, морковь и зеленый горошек. Молочный зеленый горошек как раз созрел, и сильване то и дело угощали герцогиню Раннор охапками стручков. Она пригласила их завтра к себе в дом – дядя Жоль по благодареньям устраивал службу для землеробов и замещал собой, как мог, священника – читал молитвослов и «грешным делум проповедьявал спустеньку», а признательные сильване приносили гостинцы: яйца, хлебные лепешки, сыр, молоко или сливки. Словом, устроились Ботно в имении, «экак посередь роз и облаках Элизию, дочка».
Домика Иама Маргарита не нашла: Огю Шотно успел его продать – и дом увезли на телеге через реку (!), в соседнюю Мартинзу. Дядя Жоль пояснил, что за виноградником течет протока, ныне обмелевшая до ручейка (и мост, дочка, не нужон вовся!). Зато выше, в лесу, имелась глубокая долина с горной рекой Аэли и чистейшей водой. За той рекой кончался Лиисем вместе с их имением, и там жил злой граф Винси Мартиннак, вернее, жил он у города Гайю, в замке на горе, охотился в этих лесах и «убиевал всякогого лиисемцу», кто переходил реку. Сам же граф реку переходил, и никак его было не прогнать!
Городок Гайю лежал в трех-четырех часах от деревни Нола. Там находился храм, мирской суд, ремесленные лавки и рынок, но из-за злого графа местные туда носа не совали: если требовалось что-то купить или сбыть отправлялись в Нонанданн (шесть дней повозкой), если хотели подать в суд – в Элладанн (еще два-три дня), если успокоить душу усопшего – на юг, к монастырю Святого Бренно (четверо днёв трястися да виться меж холмой и горою, дочка, зато никакого Винси, Боже прости, Мартиннака).
Благодаренье первой триады Нестяжания было для Маргариты памятным – ровно два года прошло с ее позора на Главной площади Элладанна, издевательских стишков Блаженного и казней, в том числе казни Арвары Литно – преступницы, забитой плетью насмерть за прелюбодеяние да по ходатайству ее мужа, Семи Литно. Удивительно, но Семи Литно, свободный землероб, жил в деревне Нола, и в благодаренье Маргарита его увидела: невысокий, жилистый, непримечательный. Он ныне вновь женился – на вдове с тремя детьми, имел крепкое хозяйство и выглядел счастливым. Маргарита не смогла не спросить его о прежней супруге и услышала:
– Арвара, душанька моя, верною жаною мне бывалася, да вот с розумом у ее худо стало, как детёв всех троих стеряли. Говорит мне: « Живали мы себе, Семи, во греху великому – добро сберегали, душою торговали». Связи, мол, меня до Элладанну – до суду тамошнему. Об мене не жалей – я в Раю прибудуся, в свету Божьему, а тебе Небеса всё воротят – и жану, и детёв всех – любви их, как нашанских…
За исключением этой встречи, благодаренье прошло в спокойствии и сытой безмятежности: так много всего дядя Жоль и Беати настряпали и столько всего сильване нанесли, что даже десять охранителей и четыре борзые не управились за день с яствами. Последующие семь дней до Меркуриалия тоже ничем не удивили. Потворствуя своему Пороку Лености, герцогиня Раннор просыпалась поздно, зная, что дядюшка Жоль присматривает за Ангеликой, а Тасита покормит ее дочурку, если понадобится, – казалось, что уж где-где, а в этой благодатной, горной глуши не может случиться ничего страшного – как максимум единственный на всю деревню бык даст рогами в забор.