Три кило веселья
Шрифт:
Одна бомба упала в стороне, с грохотом подняв столб зеленой воды с белой курчавой пеной на макушке - катер даже закачало волной, а другая бомба упала на палубу и завертелась, шипя и далеко разбрасывая огненные искры.
– Зажигалка!
– крикнул боцман, обернувшись.
– Гаси!
Егорка подхватил с палубы швабру и, зажмурясь, столкнул злобно шипящую бомбу за борт.
– Молодец!
– крикнул боцман и снова приник к пулемету.
Самолет опять пошел в атаку, вырастал, ревел, стучал двойным пулеметным
– Вот так вот!
– Боцман выпустил рукоятки пулемета, сдернул бескозырку и вытер ею мокрый лоб.
– Бычок в томате! Привет там своим передавай. От боцмана Вани.
Он осмотрел катер, покачал головой:
– Еще дырок наделал, фашистская морда. Давай-ка, Егорка, приберемся.
Протерли мокрой шваброй то место на палубе, где горела зажигалка и завилась колечками краска, собрали гильзы в ящик, смели за борт щепки. Боцман зачехлил пулемет.
С соседнего тральщика матрос на мачте что-то просигналил флажками.
– «Поздравляю с победой», - перевел боцман.
И отзвенел колоколом азбукой Морзе:
– «Чего и вам желаем».
– А ты молодец, Иваныч, - опять похвалил он Егорку.
– Не забоялся. Быть тебе моряком!
– Подводником, - упрямо поправил довольный похвалой Егорка.
– А подводник разве не моряк?
– удивился боцман.
– Еще какой моряк-то. Особенно батя твой. Он этим летом два транспорта на дно пустил, крейсер потопил и береговой склад боеприпасов взорвал. Ему Героя дадут, вот увидишь. И будешь ты сын Героя Советского Союза.
– Почему-то эти слова он добавил с грустинкой.
– Я и сам героем стану, - заверил его Егорка».
Чай остыл. Конфеты остались нетронутыми. За окном разгулялся дождливый вечер.
А мы будто стояли на палубе маленького, пробитого пулями и осколками торпедного катера рядом с боцманом Ваней и отважным пареньком Егоркой.
В борт плескалась волна, чуть покачивалось легкое судно. В синем холодном небе опять тусовались горластые чайки. Невдалеке, там, где упала бомба, всплывала оглушенная взрывом рыба…
Алешка прерывисто вздохнул.
– Жаль, - прошептал он.
Адмирал наклонил голову к плечу, вопросительно взглянул на него бочком, правым глазом.
Алешка объяснил:
– Жалко, что только мы с Димкой об этом слышали. Вот бы вы пришли к нам в школу, на праздник. И почитали бы дальше. Как вы там фашистов били.
– И за что вам Звезду Героя дали, - подсказал я.
Адмирал сложил рукопись в стопку, подумал и согласился.
– Мы за вами зайдем, - пообещал Алешка.
И уж тут мы навалились на чай с конфетами. А когда собрались домой, чаю оставалось еще много. А конфет - совсем ничего.
Глава IV
ТРИ ВЕДРА КОФЕМОЛОК
Мама была сердитая.
– Ведро на помойку не вынесли!
– начала она перечислять.
– Комнаты не подмели! Пыль не стерли! Цветы не полили! В магазин не сходили! А самое главное - кофемолку не подготовили! А мы завтра в гости идем, к Наташке.
Часто нас ругают за то, что мы сделали. А сейчас - наоборот: за то, что не сделали.
– Очень кушать хочется, - жалобно сказал Алешка - он хорошо знал слабые мамины места. Но тут просчитался.
– Я вам голодовку объявляю, - сказала мама.
– Пока все не сделаете.
Мама у нас, конечно, добрая и ласковая. А вот характер у нее - как стальной крейсер в бою.
Мы переглянулись. Я не успел открыть рот, а Лешка уже все придумал и решил.
– Мы, мам, сейчас все мигом сделаем. Очень дружно. Как настоящие родные братья. Старый и малый. То есть я хотел сказать: старший и младший.
– Правильно, - одобрила мама.
– Один сделает одно, другой - другое. А вместе будет общее дело.
– Дим, - повернулся ко мне Алешка, - тебе, как всегда, самое простое. Помыть посуду, вытереть пылесос, то есть вытереть пыль, пропылесосить и сходить в магазин. А мне, как всегда, самое трудное - что-нибудь на кофемолке накарябать.
Вот так, подумал я: «А вместе будем делать одно общее дело».
– Ты только что-нибудь приличное накарябай, - буркнул я.
Алешка забрал кофемолку, инструменты и закрылся в нашей комнате. Я перемыл посуду, прибрался, взял помойное ведро и сумку для продуктов и пошел в магазин и на помойку. Опорожнив ведро, я спрятал его между контейнерами и отправился за покупками.
Народу в магазине было много, покупки у всех - полные до верха корзины, а то и две, да тут еще и одна касса сломалась. Все ринулись в другие, очереди смешались, началась ругань: «А вас тут не стояло!» - «Нас тут очень даже стояло! Перед вами!»
Короче, в магазине я проторчал довольно долго, и, когда вернулся домой, мама сидела на кухне перед тремя прежних лет кофемолками. Задумчивая такая, будто таблицу умножения вспоминала.
– А где Алешка?
– спросил я, выгружая покупки из сумки и загружая их в холодильник.
– Спит, - шепотом ответила мама.
– Утомился. Надпись делал новую.
Можно подумать, что он эту надпись отбойным молотком вырубал. В две ночные смены подряд.
– Сделал?
– Я захлопнул дверцу холодильника.
– Сделал, - вздохнула мама.
– Так красиво, - грустно добавила она.
– Ничего не поймешь. Вот, посмотри.
Я взял ту кофемолку, которую Алешка должен был переадресовать от полковника к бухгалтеру. И правда здорово получилось. Алешка постарался внести как можно меньше исправлений. Поэтому вторую часть дарственной надписи он вообще не тронул.