Три легенды
Шрифт:
Некромантия – запретная магия, магия отверженных.
Крестьяне перешептывались и переглядывались, но чужаков не прогоняли.
Под землю опустили три белоснежных кокона. Зарыдала, запричитала дико полоумная Анерта. Угрюмо молчали люди. Посыпались на ткань саванов комья мокрой земли…
Похороны закончились. Селяне стали торопливо расходиться.
А изможденный Чес еще долго стоял возле свежего холмика, под которым навсегда упокоился его учитель. И рядом замер Кирк, поддерживая друга за локоть…
Уже покидая кладбище, Чес оглянулся
По ту сторону низкой кладбищенской изгороди, не на освященной земле, но совсем рядом с ней, рыл яму мальчик. Копал большой несоразмерной лопатой, которая не каждому бы взрослому подошла. Но он упорно ковырял ею неподатливую почву, лишь иногда останавливаясь для того, чтобы поплевать на ладони. У ног паренька лежал мертвый лохматый пес.
Они ушли из деревни почти сразу после похорон, когда солнце стало спускаться к горизонту.
Никто не вышел их провожать. Улица была пуста. Но проходя мимо изб, мимо проемов окон, они чувствовали, что за ними следят, смотрят напряженно в спины.
– Куда направимся? – спросил Кирк.
– Мне все равно, – ответил Чес. – Талисман нужен везде. Выбирай. Теперь ты главный.
Кирк пожал плечами.
– Тогда вперед. Здесь одна дорога.
– Дорога всегда одна, – сказал Чес, и подумал о том, что теперь он стал говорить как Вигор – его учитель…
Друзья спешили на запад. Где-то там были люди, которым требовалась помощь.
Они шли, потому что не могли стоять. Лекарь с фигурой ратника, Хранитель Талисмана. И истощенный боец в рясе церковника, с тяжелым мечом, закрепленным на спине.
Дирт рывком поднялся, схватился за рукоять меча, шагнул к замолчавшему пленнику.
– Стой! – Лигхт крепко схватил ученика за плащ, удержал на месте.
– Что? – Дирт раздраженно повернулся. – Я убъю его!
– Нет!
– Почему?
– Сядь! Успокойся!
– Но, учитель… Он же нас, Прирожденных, назвал… Ты понял, кого он имел в виду, говоря о чудовище? Хуже дракона, много страшней – это о нас!
– Понял, понял… Сядь!
– Этот Хаунт! Это же мы! Это он так о нас!
– Тебе давно пора привыкнуть, что Прирожденные особой любви не вызывают.
Добрую минуту Дирт стоял, бешено раздувая ноздри и метая яростные взгляды в сторону Паурма. Потом потупил взор, отпустил рукоять меча, демонстративно вытянул руки, показывая учителю пустые ладони и сел у очага – лицом к огню, спиной к рассказчику, боком к Наставнику.
– Успокойся… – негромко сказал Лигхт. – Тебя слишком легко вывести из равновесия. Это очень большой недостаток для воина. Ты должен научиться сдерживаться.
Дирт обиженно молчал.
– Ладно, – примирительно сказал Лигхт, тронув ученика за плечо, – вечер уже скоро. Давай, перекусим… Эй, Паурм! Есть хочешь?
– Да, – пленник шевельнулся.
Лигхт хмыкнул:
– Ничем
Он поднялся, поправил ремень, одернул плащ. Прошелся по комнате, проверил прочность заколоченного окна, попробовал, крепко ли заперта дверь. Склонившись над пленником, внимательно осмотрел веревки. Долго стоял возле лошадей, гладил их, похлопывал, заглядывал в глаза. Молчал. Думал…
Град давно прекратился. Только дождь шелестел по крыше, и порывистый ветер набрасывался иной раз на домик, бился с разбегу о вздрагивающие, поскрипывающие стены.
– Кажется, становиться тише, – заметил Лигхт.
– Да, – подтвердил Паурм. – Но выходить пока рано. Тем более, что я еще не рассказал последнюю историю.
– Последнюю? Она имеет какое-то отношение к предыдущим?
– Конечно.
– Интересно… И какое же?
– Зачем торопиться?
Лигхт хмыкнул.
– Действительно, куда тебе торопиться?
– На тот свет! – громко объявил Дирт, вставая на ноги. Он подошел к сваленным в кучу сумкам, с сосредоточенным видом долго рылся в них, вытаскивая какие-то свертки, пакеты, извлекая разнообразные вещи, перекладывая их, сортируя по каким-то признакам…
– Еда кончается, – подвел он итог. – Хлеба правда, много, еще недели на полторы хватит, а вот мясо и сыр доедим завтра. Овес кончился, но есть немного отрубей.
– Деньги пересчитал? – спросил Лигхт.
– Да.
– Все в порядке?
– Да.
– Вино у нас есть?
– Немного.
– Доставай. Пара глотков нам не помешает.
– Хорошо, – Дирт деловито кивнул и стал выкладывать на одеяло продукты…
Трапеза прошла в молчании. Лигхт размышлял о чем-то. Дирт громко чавкал. Паурм смотрел на Прирожденных и тяжело сглатывал густую слюну.
Вечер все не шел.
Было тоскливо, и даже выпитое вино не могло развеять скуку.
Дирт долго оттачивал клинок меча, потом взялся перебирать арбалетные стрелы – ровнял оперение, шлифовал наконечники. Лигхт сперва бродил по тесной комнатушке, не зная, чем себя занять, потом сел перед очагом, вытащил кинжал и стал рассеяно вырезать что-то из обломка доски. Не закончив, бросил деревяшку в огонь. Взял следующую…
А вечер все не шел.
Все шелестел дождь, и бился в стены ветер. Сквозь многочисленные щели втягивались внутрь серые щупальца света, размытыми штрихами ложились на грязные половицы…
Прирожденные скучали.
Только Паурм дремал безмятежно. Казалось, ему ни до чего нет накакого дела, ничто его не волнует, даже скорая собственная смерть.
– Может пора? – спросил Дирт, кивнув в сторону связанного вора. – Кажется, непогода стихает.
– Погоди, – Лигхт помотал головой.