Три лилии Бурбонов
Шрифт:
Но не успела она встать с кровати, как комната заполнилась людьми, убеждавшими свою госпожу предоставить оборону деревни военным. Было пять часов февральского утра, довольно тёмного и пронизывающе холодного.
– Она встаёт со своей постели обнажённая…, - свидетельствует Сполдинг, один из её капуцинов, - и в одном ночном халате, босиком, вместе со своими фрейлинами (из которых одна от простого страха совершенно сошла с ума, будучи дочерью английского дворянина) благополучно выходит из дома, хотя стены дрожат вокруг неё…
Внезапно посреди деревенской улицы королева, к ужасу своих приближённых, развернулась и побежала обратно. Оказалось, что она забыла свою гончую Митте, продолжавшую спокойно
– Немного запоздало! – прокомментировала дочь Генриха IV и вернулась назад в свой домик, через крышу которого в подвал попали два ядра.
Пока на набережной напротив её дома разгружали привезённое ею оружие, Генриетта Мария написала отчёт мужу, сьела три яйца и немного отдохнула.
– Как только я приеду в Йорк, - сообщала королева, - я пошлю к Вам узнать, когда я могу приехать и воссоединиться с Вами, но прошу Вас не принимать никаких решений, пока не получите известий от меня.
В то же время лорд Фэрфакс, командующий парламентской армией на севере, прислал ей примирительное письмо:
– Мадам, парламент…поручил мне служить королю и (в его лице) Вашему Величеству в обеспечении мира в этих северных частях. Моё…смиреннейшее требование состоит в том, чтобы Ваше Величество изволили принять меня и войска, находящиеся при мне, для охраны Вашего Величества; при этом я и вся эта армия с большой готовностью скорее пожертвуем нашими желаниями, чем подвергнемся опасности посягнуть на доверие, оказанное, мадам, покорнейшему слуге Вашего Величества Фэрфаксу.
Генриетту Марию вряд ли стоит винить за то, что она отказалась от такой «охраны».
Однако прошло ещё пять месяцев, прежде чем она смогла встретиться с Карлом.
В ожидании фургонов для перевозки её багажа и оружия на юг, она перебралась в Бойнтон-Холл в трёх милях от Бридлингтона, принадлежавшем брату парламентского агента Уолтера Стрикленда, который сделал всё возможное, чтобы воспрепятствовать её пребыванию в Гааге. По прибытии двух тысяч кавалеристов лорда Монтроза, посланного графом Ньюкаслом для её охраны, королева покинула этот дом, прихватив с собой тарелку хозяина, так как отдала свой сервиз на переплавку, и оставив в качестве залога собственный портрет работы Янсона. Кроме того, Генриетта Мария привезла с собой из Голландии ворох безделушек – колец, медальонов и застёжек для браслетов в качестве подарков для роялистов, которые согласились бы дать ей в долг.
– Скажи мне теперь, какой дорогой я могу поехать, чтобы присоединиться к тебе, - написала она мужу, по пути набирая свежие подкрепления. – Я не буду повторять, что испытываю величайшее в мире нетерпение встретиться с тобой.
На что Карл ответил восемь дней спустя:
– Я делаю всё возможное, чтобы отправить моего племянника Руперта расчистить проход отсюда до Йорка.
Король имел в виду пояс городов, захваченных парламентом, в том числе, Лестер, Ковентри и Нортемгтон, расположенных между Йорком и его резиденцией в Оксфорде. Тем не менее, Генриетта Мария с радостью обнаружила, что положение её мужа вовсе не было таким отчаянным, как утверждали его враги. Кавалерия Карла I намного превосходила вражескую, а конные отряды в то время были самой важной частью любой армии. Однако полковник Оливер Кромвель уже работал над этим, создавая парламентскую армию «нового образца». На момент высадки королевы её муж контролировал север, запад, кафедральные и университетские города, которые держали между собой связь с помощью женщин-разносчиц, завербованных книготорговцем Ричардом Рэйстоном. Оплотами же парламента были промышленные города, у большинства жителей которых не было никакого военного опыта.
К Генриетте Марии присоединялись лояльные йоркширцы и несколько пэров из Шотландии. В их числе был Уильям Кавендиш, граф Ньюкасл, бывший гувернёр принца Уэльского, который стал одним из советников королевы. Его богатство и влияние на севере было огромно. А «белые мундиры» Кавендиша, как прозвали солдат, набранных из его арендаторов и одетых в мундиры из некрашеной шерсти, стали самыми грозными пехотинцами в королевской армии. Сам граф был пятидесятилетним мужчиной среднего роста, с несколько резкими чертами лица и румянцем во всю щёку. Его представления о войне был самыми рыцарскими, о чём свидетельствует тот факт, что незадолго до прибытия королевы он призвал лорда Фэрфакса, командующего парламентской армии, «последовать примеру наших героических предков, которые не привыкли тратить время на то, чтобы выцарапывать друг у друга норы, а в ожесточённых битвах устранять свои сомнения». Однако Карл I, к возмущению жены, не захотел прислушаться ни к советам Ньюкасла, ни графа Монтроза, прибывшего в Англию, чтобы предупредить короля о том, что шотландская армия, скорее всего, перейдёт на сторону парламента, потому следует, пока не поздно, вербовать в Шотландии солдат для короля. В то же время Монтроз произвёл большое впечатление на королеву, и после его отъезда она написала ему, что из-за недоверия мужа не может последовать его совету, но, со своей стороны, будет оказывать ему всяческую помощь.
В это время из Парижа пришли известия о смерти Людовика ХIII 14 мая 1643 года и регентстве Анны Австрийской, которую Генриетта Мария не могла считать своей подругой. Однако кардинал Мазарини сохранил при регентше должность первого министра и, как поговаривали, стал её тайным мужем. Он был многим обязан Уолтеру Монтегю, бывшему протеже Бекингема, чьё влияние на королеву Анну было больше, чем когда-либо.
– Вероятно, когда Генриетта услышала, какой оборот приняли дела во Франции, она обрадовалась, - предполагает писательница Генриетта Хейнс.
– Тем не менее, в последующие годы ей предстояло узнать, что Мазарини, как и Ришельё, заботился только об интересах Франции и что его желанием было сохранить баланс сил между ней и её врагами, чтобы он мог беспрепятственно выполнять задачу по унижению Австрийского дома, которая была завещана ему его великим предшественником.
Сначала Анна Австрийская всё-таки хотела помочь королю и королеве Англии. Она была благодарна им за доброту, которую они проявили к герцогине де Шеврёз, и она помнила их общую ненависть к Ришельё. Мазарини не преминул выразить вежливые соболезнования и подумал, что было бы неплохо направить посла в Англию, чтобы, по крайней мере, убедиться, что с Генриеттой Марией обращались должным образом и что интересы Франции были должным образом учтены. На этот пост был назначен граф д’Аркур, чей путь должен был подготовить агент низшего ранга месье де Гресси.
В то же время из Лондона поступали ужасные новости о преследовании священников Генриетты Марии и разграблении её часовни.
– Картина кисти Рубенса, - продолжает писательница Генриетта Хейнс, - украшавшая Главный алтарь, была бессмысленно испорчена; трон королевы был разбит с особой жестокостью. Снаружи, в саду, несколько грубых солдат играли в мяч головами Христа и святого Франциска, в то время как другие в помещении топтали ногами гербы Генриха IV и его жены, которые хранились для использования в их годовщины.