Три повести о любви
Шрифт:
Вот кто наверняка знал, где Маришка.
И вдруг до Аркадия донеслось слабое поскуливание. Он мог подумать на кого угодно, только не на вожака. Но тем не менее поскуливал он.
— Что, и тебе плохо? — спросил Аркадий.
Пес отвернул морду в сторону. Отчужденно помалкивали и другие лайки. И в этом общем собачьем молчании Аркадию неожиданно почудилось осуждение. Как будто стае было известно все…
Аркадий повернул к камням.
Сердце больно билось о ребра.
Он уже не сомневался, что Маришка там, наверху.
Из-под
Еще снизу он увидел, что скамеечка пуста. Только вчера они сидели на ней втроем (нет, вдвоем, потому что тогда Горячев был не в счет), не зная, что всего час отделял их от беды, которой даже при небольшой осмотрительности и он, и Маришка могли бы избежать.
Аркадий быстро шагал по обрыву, вглядываясь в просветы между деревьями. От нескончаемой и веселой игры солнечных пятен, от многоцветной пестроты осеннего леса зарябило в глазах. Но, как ни напрягал зрение, поиски ничего не дали.
Ну где же она? И тут неожиданно в голову пришло сравнение, которое в другой раз показалось бы ему до невозможного сентиментальным: где тот уголок, куда она забилась, зализывая, как бедный, несчастный, неопытный зверек, свои первые глубокие раны?
Где это место?
Аркадий метался между деревьями.
Кто, кроме него, еще повинен в случившемся? Он первым должен был понять ее и простить за крохотную, почти не существующую вину, за то, что она, в отличие от него, еще не привыкла к своему замужеству. Во всем виноват только он! К черту вечную оглядку на людей! Нужно будет — он не задумываясь бросится перед ней на колени, чтобы выпросить прощение.
Из груди вырвалось:
— Мариш!
По лицу больно хлестали ветки. Он на бегу зацепился за сук и порвал штанину. Он даже не заметил, как постепенно растерял свой прекрасный букет.
— Мариш!
Около него молча кружился и извивался лес.
Он увидел Маришку, когда уже не надеялся ее здесь встретить. Она стояла на обрыве по ту сторону глубокой промоины и смотрела на залив в большой морской бинокль. На плечи ее была накинута длинная рыбацкая куртка.
Острая радость охватила Аркадия. Позабыв обо всем на свете, он крикнул через овраг:
— Мариш!
Она вздрогнула, но не обернулась. Он заметил, что она здорово растерялась — не знала, что делать. Наконец собралась с духом и, ни разу не оглянувшись, скрылась за ближайшими деревьями.
— Мариш, подожди! — Аркадий стал быстро спускаться в овраг.
Конечно же, она избегала его, потому что не простила. Другого отношения он и не ожидал. И все же, когда он ее окликнул, она явно колебалась.
По дну оврага бойко пробегал ручеек. Аркадий перепрыгнул его и, обдирая руки о кусты, начал взбираться по крутому склону. Теперь она от него не уйдет! Что значат несколько десятков метров, которые их разделяют?..
Аркадий
— Мариш, где ты? — подал он голос.
Кажется, она свернула сюда. Во всяком случае, еще издалека он видел, как в эту сторону метнулась длинная темная куртка. Под его ногами заходили ходуном упругие кочки. Неожиданно он соскочил с них на едва приметную тропинку. Припустил по ней, но уже метров через сто остановился: впереди между деревьями не было заметно никакого движения. Он повернул назад. Вдруг неподалеку раздался треск сухой ветки.
С радостным возгласом Аркадий рванулся на звук:
— Мариш, ты здесь?
Добежал до разросшихся кустов шиповника. Обошел их со всех сторон. Никого. Прислушался. Тишина.
Где же ее искать? Она никуда не могла деться! Где-нибудь притаилась, ждет, когда он уберется отсюда. Только где?
— Мариш, выходи! — крикнул он. — Мне необходимо с тобой поговорить!
Ни звука в ответ. Еще раз осмотрелся. Он уверен, что она где-то рядом. Кругом столько зарослей, что спрятаться не составляет труда.
— Мариш, я знаю, что ты здесь! — продолжал Аркадий. — Послушай, что я тебе скажу. Я совершил мерзость, гнусность, за которую мало набить морду! Я жалкий, подлый, глупый ревнивец! Азиат — слышишь? — азиат, окончательно потерявший голову! Я кругом виноват… Но если у тебя хоть что-то осталось ко мне — прости меня. Этот случай будет для нас жестоким уроком. Поверь мне, я никогда себе этого не прощу. Никогда, понимаешь?.. Но все-таки прости меня! Я готов на все. Прошу тебя — выйди…
Он подождал одну минуту, другую. Маришка не выходила.
— Почему ты молчишь?
А вдруг ее здесь нет, и он обращался к пустоте?
Сквозь деревья проглянуло озеро. Аркадий устремился к обрыву. И только, добежав, он взглянул вниз, как увидел Маришку. Она медленно шла к берегу.
Значит, и не заходила в лес? Прямо за теми деревьями спустилась с обрыва и, конечно же, не слышала ни одного слова.
Аркадий догнал Маришку, когда та была метрах в десяти от берега. Она шла не оборачиваясь, хотя не могла не слышать близких шагов. Он следовал за ней молча, не окликал.
Остановилась она у самой воды.
И вот они рядом.
— Тебе! — сказал он, протягивая три саранки, сорванные по дороге, — жалкое подобие того — первого — шикарного букета.
Она медленно, точно нехотя, повернула голову. Сердце у него сжалось. Так плохо она еще никогда не выглядела: бледные, почти бескровные губы, припухшие веки.
В потускневших глазах открыто схлестнулись неприязнь и боль. И все же при виде букетика эти недобрые чувства на какой-то миг потеснились удивлением. По ее лицу пробежала кривая и жалкая улыбка.