Три повести о любви
Шрифт:
— Я должен ехать.
— Дело ваше, — ответил Горячев. — Скоро поедем сдавать рыбу. Можете ехать с нами. Там чаще катера ходят.
— А до теплохода не подбросите?
— Покуда с остальными неводами управимся, не меньше двух часов пройдет. А еще заправиться горючим надо. Где уж нагнать его?
— Значит, только до рыбообрабатывающего пункта?
— Это уж как сами решите. Хотите — ждите катера.
— Нет, ждать не буду.
Горячев промолчал.
Миша и Олег Борисович дружно опустили весла. Баркасы двинулись на
Аркадий увидел Маришку еще с баркаса. Освещенная поздним закатом, она сидела на тех же бревнах напротив рыбацкого стана. Он сошел на берег и решительно зашагал к ней. Ему показалось, что она при его приближении вся сжалась.
Аркадий подошел. Перед его глазами неподвижно темнела ее короткая, под мальчишку, стрижка, которая ей так шла.
Он сказал сдавленным голосом:
— Я уезжаю.
Она не ответила.
— Ты слышишь?
Опять молчание.
— Если хочешь, поедем вместе.
Никакой реакции.
— Там подумаем и решим, как быть дальше.
Как в рот воды набрала.
— Неужели тебе нечего сказать мне?
Ни звука.
— Через пятнадцать минут отправляется моторка.
Даже не шелохнулась.
— Они ждать не будут. Им надо рыбу сдавать.
Как об стенку горохом.
— Последний раз спрашиваю: поедешь?.. Ну тогда прощай!
Аркадий круто повернулся и зашагал к причалу.
Залезая в моторку, он поскользнулся и набрал полные ботинки воды. Хорошо, что его еще подхватили Толя и Алексей Дмитриевич, а то бы искупался в одежде.
Затрещал мотор, и лодка с баркасом на буксире оторвалась от берега.
— А бригадир? — вдруг спохватился Аркадий. — Он же собирался ехать?
— Остался, — ответил Толя.
Его забавное курносое лицо на мгновение осветила луна, потом ее опять закрыли облака.
Все дальше и дальше погружалась в темноту гора с прилепившимся к ее подножью рыбацким станом.
— А почему без супруги? — неожиданно спросил Толя.
Кровь бросилась в лицо Аркадию.
Значит, они знали, что она его жена. Толе, по-видимому, сказала Юзя, а ей открылась Маришка. Хорош же он сейчас в глазах рыбаков. Удирает от жены, которая сошлась с их бригадиром.
А может быть, и не так все? Если первое впечатление, как говорится, самое верное, то в Толином вопросе не чувствовалось насмешки или нездорового любопытства. Не исключено, что он — а вместе с ним и остальные — и в самом деле озадачены, почему Аркадий уезжает один?
Ответ прозвучал как будто убедительно и правдиво:
— Понимаете, мне нужно срочно вернуться в редакцию. А жена выедет завтра, с дневным катером.
— Мое дело, конечно, сторона, — проговорил Толя. — Но я бы на вашем месте лучше заночевал.
— Это почему? — встрепенулся Аркадий.
— Потому как… ночью из рыбообрабатывающего все равно не уедете…
Хотя Толя вроде бы и ответил на вопрос,
Так тяжело ему еще никогда не было. Все, что произошло сегодня, напоминало дикий и нелепый сон, какое-то чудовищное наваждение. Ему даже показалось, что стоит только, встряхнув головой, открыть глаза — и он увидит рядом Маришку, довольную поездкой, веселую, родную…
Он не удержался: закрыл и открыл глаза. Нет, чуда не получилось. За какие-нибудь несколько часов вся жизнь у него пошла прахом…
— Угощайтесь, — в протянутой руке Толи белел кулек.
— Спасибо, не хочу.
— Берите. Подушечки.
Аркадий взял несколько слипшихся конфет и положил в рот.
— Юзя в дорогу дала. Чтоб меньше курил.
— Славная она у вас.
— Все они славные, покуда в паспорте штампа нет.
По лицу Толи никак не определишь, намек это или обыкновенный мужской треп. И все же Аркадию показалось, что в словах рыбака прозвучало осуждение Маришки.
— Берите еще!
— Вам не останется.
— Тоже неплохо! От них зубы портятся!
Сколько времени они в пути? Но эта мысль уже лишена всякого практического смысла. Не все ли равно?
Аркадий поежился. Он и не заметил, как переменилась погода. Порывами бил в спину холодный и хлесткий ветер. Моторку с баркасом то поднимало, то опускало на волнах.
— Шторм? — вяло поинтересовался он.
— Так — осенняя погодка! — ответил Толя.
Пусть будет осенняя. Вот только озяб.
По плечу Аркадия легонько постучали. От неожиданности вздрогнул. Со своими мрачными мыслями он совершенно позабыл о существовании Алексея Дмитриевича.
Тот протягивал брезентовую куртку.
— Накиньте!
— Спасибо.
Сразу стало теплее.
— Култук! — крикнул Толя Аркадию.
— Ого! — отозвался тот, вспомнив, что об этом ветре рыбаки говорили с опаской.
— Покуда смирный! Балла три, не больше!
— Все равно здорово качает!
— Это разве качает! — заорал Толя. — А, Дмитрич?
— Смотри, накличешь! Как бы не разошелся, лихоманка его возьми!
— Ничего! Хуже, чем вчера, не будет!
— Это уж как пофартит!
Бравада бравадой, а как рулевой и моторист Толя что надо. Обе лодки прыгали по волнам, ни разу не подставив бортов. И мотор работал как часы.
И все же Аркадия и рыбаков то и дело окатывало водой.
— Ну, доннер веттер, хлеб с повидлой! — всякий раз, направляя лодки наперерез волне, выкрикивал Толя. И трудно сказать, чего было больше в этом возгласе — ухарства или желания приободрить единственного пассажира.
Только необходимости в этом не было. Аркадий не испытывал ни страха, ни волнения. Даже если бы разразился настоящий шторм, при котором опасность возросла бы во много раз, он, наверно, так же глухо и безучастно ждал бы своей участи. И думал: будь, что будет…