Три версии
Шрифт:
20 мая 1978 года, суббота, 21 час
В пятницу и субботу на меня навалились другие дела, расследованием происшествия с Никитой Гладышевым я почти не занимался, если не считать того, что удалось побывать в магазине “Филателия”. Мое предположение, что Никита продал магазину свой альбом с марками, оказалось верным. Среди квитанций я обнаружил и датированную 12 мая. Она была выписана на имя Никиты Гладышева, магазин “Филателия” купил у него альбом с марками за 200 рублей.
…Домой я пришел поздно вечером. Ксения встретила словами:
— Тебе звонил инспектор уголовного розыска Самсонов.
— Будет еще звонить? — спросил я.
— Да. Ужинать станешь?
— Пока нет. Возможно, Самсонов придет. Покормишь нас двоих.
Я прошел в столовую, увидел сидевшую за пианино Галку. Вид у нее был унылый.
— Здравствуй дочь! — весело поздоровался я.
— Привет, — вяло откликнулась Галка.
Я хотел спросить, как у нее дела, но в это время в моем кабинете позвонил телефон. Это был Самсонов.
— Ну, как съездили, Игорь Демьянович? — спросил я.
— На весь год наездился! — пророкотал в трубке бас инспектора. — В четырех городках побывал, благо они все рядышком.
— Есть предложение, — сказал я. — Приезжайте ко мне.
Примерно через полчаса инспектор уже сидел передо мной и, жестикулируя, оживленно рассказывал. Обычно немногословный, сдержанный Самсонов сейчас был просто неузнаваем. Чувствовалось, что он и сам доволен результатами своей поездки.
— Нашел я все-такт очки-то, Дмитрий Васильевич, хотя, чего греха таить, отчаялся уже было. Ну приехал я в Черновин. Интересуюсь. Отвечают: да, были такие очки. Но все давно распроданы. Вы, говорят, в Георгинск съездите. Приезжаю туда показываю “образец”. Нет машут руками, такие очки к нам не поступали. А вы мол поезжайте в Гребнев. Помчался туда. Там тоже “обрадовали”: имелись, а теперь нет. Оказывается в середине апреля приезжал в Гребнев некий Бойченко из Горобовского горздрава, увидел эти оправы, которые особым спросом у гребневских граждан не пользовались, и предложил передать и в Горобовск. А взамен прислать металлические, анодированные, которые не идут в Горобовске. Короче, оформили они это дело и Бойченко под расписку увез все имеющиеся в Гребневе оправы. А из Горобовска прислали металлические оправы. Спрос, предложения… Сам черт ногу сломит в этих комбинациях.
В комнату вошла Ксения, неся ужин.
— Совместим приятное с полезным, Игорь Демьянович, — пригласил я Самсонова к столу. — Ужин и беседу.
Ксения вышла. Самсонов, накладывая в тарелку еду, продолжал:
— А у меня, понимаете уже азарт. Столько объездил, время потерял, нет, думаю, все равно доберусь, не может быть такого, чтобы не добрался до этих очков!
Он откупорил бутылку минеральной воды, налил в стакан, сделал большой глоток.
— Приезжаю в Горобовск, выхожу на вокзальную площадь, в там рядом — автобусная станция. Смотрю, через дорогу — аптека. Я туда. Пожалуйста, лежат милые! Несколько пар, причем и в витрине красуются. Естественно одну пару я купил.
— Без рецепта? — уточнил я.
— Как же, потребовали рецепт, — улыбнулся Самсонов, — а я говорю: “Девушка, миленькая, не для себя покупаю, для деда. Не может без них газеты читать. Как ему жить без мировых новостей!” Девушка рассмеялась, махнула рукой, мол, ладно, платите деньги в кассу. В маленьком городе и строгости поменьше…
Рассказывая. Самсонов достал из кармана футляр.
— Вот очки, что были обнаружены у Гладышева. А эти я купил. — Он вынул из другого кармана вторые очки в таком же футляре. — Один к одному, Дмитрий Васильевич. С теми же диоптриями. Обратите внимание, и футляр аналогичный. Ну, а после того, как убедился, что можно очки и без рецепта приобрести, я, как говорится, представился по всей форме. Девушка, конечно, перепугалась сначала. Но я ее успокоил. Попросил помочь, отыскать рецепты, по которым в разное время отпускались эти очки. Словом, собрал по Горобовску рецепты. Пятнадцать штук. Вот, пожалуйста, список. Тут некоторые из других городов, близлежащих.
Самсонов протянул лист. Я скользил взглядом по фамилиям, потом задумчиво спросил:
— Стало быть, эти очки поступили в продажу в горобовские аптеки в апреле?
— Двадцать седьмого апреля, — ответил Самсонов.
— Извините, Игорь Демьянович…
Я быстро встал и направился к телефону, который стоял на письменном столе. Набрал номер Гладышевых. Трубку подняла Екатерина Ивановна. Я назвался и попросил ответить, уезжал ли куда-нибудь из города Никита между двадцать седьмым апреля и тринадцатым мая.
— Да, — тихо ответила Екатерина Ивановна. — В субботу, двадцать девятого апреля, Никита вместе с товарищам из школы отправился в какой-то поход Он был “красным следопытом”. Они выехали днем, после занятий, а вернулись после майских праздников.
— Куда они уезжали, Екатерина Ивановна?
— Не помню, Дмитрий Васильевич. Никита называл мне какой-то небольшой город, но я сейчас не вспомню. Извините… Но это легко выяснить в школе… А шестого, седьмого, восьмого и девятого мая Никита гостил у наших друзей Беленковых на даче.
— Далеко от города дача Беленковых?
— Тридцать километров. Они живут там весь год.
— У них телефон есть?
— Нет.
— Дайте мне, пожалуйста, адрес Беленковых.
— Записывайте, Дмитрий Васильевич.
Записав адрес Беленковых, я поблагодарил Екатерину Ивановну и вернулся к Самсонову. Он с любопытством поглядывал на меня, ждал, что я скажу.
— Ну вот, Игорь Демьянович, Никита уезжал из города. Причем дважды. Это крайне важно… Да-а, Игорь Демьянович, хотел дать вам возможность передохнуть от поездок, но, увы, ничего не получится. Завтра с утра вам придется съездить на дачу Беленковых. Вот по этому адресу. Надо узнать был ли у них с шестого по девятое мая Никита Гладышев. В каком состоянии и настроении они нашли его.
— Понятно, — кивнул Самсонов.
Посидев еще немного, мы распрощались.
Я чувствовал себя взбудораженным. Так со мной бывает всякий раз, когда в поисках истины я вдруг нащупываю какую-то почти незаметную для глаз тропку. И во мне сейчас росло ощущение, что я не только нащупал тропку, но уже ступил на нее.
Следственная версия иногда появляется как искрометная игра воображения следователя: искорка, которая как бы вырывается из цепи установленных им фактов расследования и на мгновение освещает, показывает возможный путь к установлению истины.
Но истина — правда, освещенная со всех сторон не искоркой, а ровно горящим огоньком, он непрерывен: составляющие истину факты сплетены между собой, вытекают один из другого, ни одно звено не выпадает.
Версия становится истиной только тогда, когда пройдет испытание проверкой, когда факты подтверждают ее с такой ясностью и определенностью, что она становится единственно возможной версией.
Эти мысли принадлежат не мне, другому юристу. Но они на редкость точны.
22 мая 1978 года, понедельник, 9 часов