Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая
Шрифт:

Зенитом выставочного зенита, точкой, в которую сходятся все смысловые линии творчества Пикассо, является для меня «Минотавромахия» («La minotauromachie») – крупноформатный офорт (49,8 x 69,3), выполненный с применением гратуара в 1935 году. В большинстве выставленные графические листы принадлежат Гравюрному кабинету (Kupferstichkabinett), размещенному в здании Картинной галереи, данный же экземпляр получен от расположенной по соседству Национальной галереи. Очевидно, что другой обладатель еще одного экземпляра – Museum Berggruen в Шарлоттенбурге – не пожелал расстаться со своим сокровищем. Именно в этом собрании я и увидел в первый раз (репродукции в книгах и альбомах не в счет) этот офорт, потрясающий сознание реципиента (имею в виду себя) по своему глубинному смыслу и блеску виртуозного выполнения. «Минотавромахия» относится к числу редких в творчестве Пикассо произведений, исполненных без утомительной поспешности. Конечно, стремительный темп, в котором работал художник, имел свои основания. Захваченный гераклитианским, кипящим потоком своего воображения, он едва успевал фиксировать предносившиеся ему образы, предоставляя последующим поколениям заняться более основательным развитием намеченных им форм и тем. Данный Пикассо шанс сохранить в

искусстве принцип образности, не погрешив против основ современного сознания, не был использован. Творчество Пикассо знаменует не столько начало нового этапа в развитии европейского искусства, сколько звучит какофонически сумбурным реквиемом по классическому модерну, хотя в «Минотавромахии» легко обнаружить многообещающие задатки для будущего в той степени, в которой будет возможно возрождение мифа, иными словами, достижение ступени имагинативного сознания, способного воспринимать в глубинах души образы, символизирующие духовные реальности.

Драматургия выставки позволяет сопережить сложный путь Пикассо к обретению мифа и затем последующий откат с достигнутой им высоты. Как известно, образ Минотавра стал для него проекцией собственного Я. Оказалось, что только на уровне мифа возможно постижение своей собственной сущности, поднятое до уровня художественной имагинации и более реально раскрывающее невидимое ядро личности, чем десятки высказываний о ней. Но интерпретация реципиентом образа Минотавра на данной гравюре в качестве alter ego Пикассо не есть нечто первичное. Она принимается в расчет только в результате знакомства с соответствующей литературой или, по меньшей мере, с выставочной экспликацией. Мне же хотелось бы подчеркнуть эффект непосредственного воздействия данной гравюры на сознание.

Пабло Пикассо.

Минотавромахия.

1935.

Гравюрный кабинет государственных музеев в Берлине

На первой ступени восприятия глаз необремененно и непредвзято наслаждается изощренными пересечениями черных штрихов, образующих сложную ткань, наброшенную на бездонную плоскость белого листа. Я бы мог сравнить в этом отношении «Минотавромахию» только с дюреровской «Меланхолией». Обе гравюры представляют собой непревзойденные вершины в истории европейского искусства и дают пищу для самых многоученых и многосмысленных интерпретаций. Но еще большее значение для меня имеет, говоря в духе В. В., их невербализуемая художественность. Оба листа зачаровывают своим черно-белым звучанием.

Что же происходит дальше? Многое зависит от того, как реципиент поступит с полученным впечатлением, восшедшим на ступень переживания, пускающего корни в глубины подсознания. Одно дело, если человек пробежался по выставке, постоял по мере своей выносливости перед тем или иным произведением (в данном случае перед «Минотавромахией»), отдал должное виртуозному мастерству Пикассо, испытал удовольствие или даже наслаждение (чему немало мешает окружающая толкучка) и потом вернулся в круг своих повседневных забот, другое дело (беру для примера только крайности, опуская множество допустимых вариантов), если работа над полученным впечатлением продолжается дальше (разумею случай чисто приватной герменевтики «в-себе» и «для-себя», т. е. не преследующей никаких утилитарных, в том числе и научно-академических, целей), тогда такой приватный реципиент либо – в благоприятное время внешнего и внутреннего покоя – довольствуется сокровищами своей памяти и вызывает с ее помощью образ «Минотавромахии», либо покупает репродукцию и вешает ее в своем кабинете или библиотеке, если таковая имеется, словом, в любимом и удобном для созерцания уголке своего обиталища. Если там уже висела дюреровская «Меланхолия», то реципиент получает возможность сравнить воздействие обеих гравюр на его сознание в течение довольно долгого времени. В сравнении с медитативно и успокоительно настраивающей «Меланхолией», «Минотавромахия»– при всех своих достоинствах – несомненно, вносит в домашнюю атмосферу иррациональное беспокойство…

такс такс…

Достигнув этой ступени, реципиент неизбежно сталкивается с проблемой интерпретации образа, стоящего почти на равной ступени с «Меланхолией» по своей художественности, но побуждающего разобраться в смысловом различии между этими двумя шедеврами. Они выводят сознание из круга повседневных переживаний и помогают ощутить реальность метафизического измерения бытия, но делают это по-разному. И Дюрер, и Пикассо пользуются основным принципом художественной символизации как сочетания несочетаемого в его различных модификациях. Оба вводят в трехмерно изображаемое пространство и синтезируют предметы и существа в сочетаниях, немыслимых в земной действительности. Обе композиции прочитываются справа налево. В правом углу своей гравюры Дюрер изобразил крылатую фигуру Меланхолии, Пикассо – Минотавра. Меланхолия сидит в спокойной задумчивости, устремив взгляд в фаустовскую бесконечность. Минотавр дерзко врывается в человеческий мир и подчиняет его своей воле. В обеих фигурах сочетаются несочетаемые элементы, но соединение человеческого тела с птичьими крыльями не производит такого мощного эффекта остранения, как это являет сочетание огромной бычьей головы с человеческим телом. Пикассо показал таинственное вторжение архаического мифа в современное сознание, тогда как Дюрер оставляет его в границах, закономерных для нашего исторического возраста.

Я уже неоднократно в ходе переписки ссылался на Юнга, отметившего сходство между снами, фантазиями и видениями современных людей и архаической символикой. Особую значимость для Юнга представлял тот неоспоримый для него факт, что подобные сновидения посещали людей, не имевших ни малейшего представления о древних мифах и алхимических ритуалах трансформации. Как же дело обстояло с Пикассо? В чем секрет мифической убедительности его Минотавра? На основании каких принципов он синтезировал данное сочетание несочетаемого? Я бы назвал такой род синтеза двойным. С одной стороны, Пикассо был хорошо

знаком с античной мифологией, так что неудивительно возникновение в его творчестве архаического образа Минотавра. С другой, в согласии с воззрениями Юнга, столь же несомненны визионерские источники всей минотаврической серии, обретаемые в подсознании самого художника, независимо от его эрудиции.

Что же побудило Пикассо воскресить миф о Минотавре в собственной редакции, во многом радикально отличающейся от античной традиции, в основном адекватно усвоенной западноевропейскими художниками? При такой постановке вопроса реципиент неизбежно переходит из сферы собственных эстетических переживаний в мир, сконструированный искусствоведческими методами. С точки зрения метафизического синтетиста, представляется симптоматичным обращение Пикассо к мифу о Минотавре в связи с его недолгим сближением с кругом французских сюрреалистов. Сюрреализм я рассматриваю не только как одно из хронологически очерченных течений в искусстве классического модерна, но и как метаморфозу метафизического архетипа, лежащего в основании многочисленных вариантов сочетания несочетаемого в символизме. Так что и в этом случае можно говорить о двойном синтезе исторических и вневременных начал в творческом акте. Общение с сюрреалистами окружило Пикассо атмосферой, благоприятной для создания собственного мифа. Сюрреализм сыграл роль катализатора, вызвавшего к жизни и оформившего смутные движения в подсознании художника, ранее равнодушного к мифологической тематике в ее традиционном варианте. При всем том смысл, вкладываемый Пикассо в образ Минотавра, отличался от его интерпретации тогдашними сюрреалистами.

Пабло Пикассо.

Макет обложки журнала «Минотавр».

1933.

Музей современного искусства.

Нью-Йорк

В 1933 году мастер выполнил макет для обложки журнала «Минотавр», просуществовавшего до 1939 года. Издавали его Эжен Териад (ушедший из редакции «Минотавра» в 1936 г.) и Альберт Скира. Журнал открывал двери художникам всех направлений, но преобладали в нем сюрреалисты, идейные вдохновители нового издания. Название «Минотавр» зародилось именно в этом кругу или, как полагают, по инициативе Андре Массона (Andre Masson), или оно, вероятно, спонтанно всплыло в среде сюрреалистов, возглавляемых наклонным к мифологическим, оккультным и алхимическим темам Андре Бретоном. Для цели, преследуемой в моем письме, это не существенно. Проект обложки, предложенный Пикассо, еще мало говорит о последующем развитии этого образа в его собственном творчестве. Макет исполнен в коллажной технике и дадаистическом духе с применением самых различных материалов, не отличающихся прямым отношением к теме. Пиксассо использовал серебряную фольгу, картон, куски обоев и т. д. и т. п. Художник придавал особое значение кнопкам, которыми было прикреплено к макету несколько листиков от шляпки его жены Ольги, к тому моменту уже скрытно замененной им Марией-Терезой Вальтер. Сама ситуация любовного треугольника, порождавшего большие радости и не менее большие скорби, впоследствии в немалой степени способствовала самоидентификации Пикассо с загадочным синтезом быка и человека, ритуально пожиравшего афинских девушек.

Центральный образ самого Минотавра на обложке нельзя считать мифологически насыщенным, а скорее легкомысленно карикатурным. Мифическое существо, наводившее ужас на критян (и не только на них, а и на каждого в той или иной степени ощущающего себя находящимся в экзистенциальном Лабиринте), изображено с довольно добродушным выражением бычьей морды. В правой руке Минотавр держит короткий меч, но сам жест не производит угрожающего впечатления.

Незадолго до выпуска первого номера журнала с этой обложкой Пикассо приступил к созданию серии из одиннадцати гравюр и уже более основательным образом разработал минотаврианскую мифологию в приватном варианте. Затем последовала серия «Слепой Минотавр», в которой еще более ясно проступает принципиально новый подход к древнему мифу. Своей кульминации этот процесс достиг в «Минотавромахии», созданной в 1935 году. Это время художник считал чуть ли не самым тяжелым периодом в своей личной жизни, равно удручала его и политическая ситуация, сложившаяся к тому времени на европейском континенте. В 1936 году Пикассо создал еще ряд работ, в которых представил Минотавра с человекоподобным лицом, оставив от бычьей атрибутики только рога, но тем – вольно или невольно – придал мифическому существу черты, сближающие его с традиционными для европейской иконографии образами рогатых чертей. Сам Пикассо не питал отвращения к подобным ассоциациям и принимал их с легким сердцем. Однажды Эренбург в разговоре с Пикассо назвал его в шутку чертом, и художник с удовольствием потом многократно повторял по-русски: «я черт».

Все это побочные замечания, чтобы бегло – и без претензий на более или менее исчерпывающую, хотя и заманчивую, полноту – обрисовать контуры и грани биографически-творческого контекста «Минотавромахии», а затем постараться забыть о них, поставив в средоточие собственного эпистолярного внимания рассмотрение самой гравюры в акте непредвзятого созерцания и последующую чисто приватно-экзистенциальную герменевтическую процедуру, к соучастию в которой я приглашаю и вас, дорогие собеседники. Если на первой ступени, как было отмечено выше, реципиент наслаждается игрой черно-белых ритмов, вовлекающих его в пространство гравюры без того, чтобы предаться интерпретации изображенной на ней сцены, то постепенно он начинает ощущать смутную тревогу, не изгоняющую состояние эстетического наслаждения, но даже его усиливающую. Начинается герменевтическая процедура. Прежде всего надо попытаться осознать смысл всей композиции: расшифровать ее иероглифы. Насколько просто отдаться первому впечатлению, настолько сложно совершить акт эстетической редукции: оставить в стороне все возникающие ассоциации: визуальные и вербальные. Если мы встречаем подлинное произведение искусства (в особенности в первый раз), то оно мощно вовлекает нас в свою сферу, не оставляя времени для рефлексии. В известном смысле такое состояние является критерием художественности. Напротив, редукция (отстранение ассоциаций и прочтений) во многом является чем-то искусственным, но и неизбежным, если представить себе – в данном случае гравюру Пикассо – как сумму чистых восприятий, еще не вплетенных в сложную сеть культурологических контекстов…

Поделиться:
Популярные книги

Неожиданный наследник

Яманов Александр
1. Царь Иоанн Кровавый
Приключения:
исторические приключения
5.00
рейтинг книги
Неожиданный наследник

Ты не мой Boy 2

Рам Янка
6. Самбисты
Любовные романы:
современные любовные романы
короткие любовные романы
5.00
рейтинг книги
Ты не мой Boy 2

Курсант: назад в СССР

Дамиров Рафаэль
1. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.33
рейтинг книги
Курсант: назад в СССР

Идеальный мир для Лекаря 4

Сапфир Олег
4. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
юмористическая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 4

Приручитель женщин-монстров. Том 7

Дорничев Дмитрий
7. Покемоны? Какие покемоны?
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Приручитель женщин-монстров. Том 7

Я – Орк. Том 3

Лисицин Евгений
3. Я — Орк
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Я – Орк. Том 3

Титан империи

Артемов Александр Александрович
1. Титан Империи
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Титан империи

Цеховик. Книга 1. Отрицание

Ромов Дмитрий
1. Цеховик
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.75
рейтинг книги
Цеховик. Книга 1. Отрицание

Я все еще не князь. Книга XV

Дрейк Сириус
15. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я все еще не князь. Книга XV

Невеста на откуп

Белецкая Наталья
2. Невеста на откуп
Фантастика:
фэнтези
5.83
рейтинг книги
Невеста на откуп

Невеста напрокат

Завгородняя Анна Александровна
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.20
рейтинг книги
Невеста напрокат

Изменить нельзя простить

Томченко Анна
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Изменить нельзя простить

Фиктивный брак

Завгородняя Анна Александровна
Фантастика:
фэнтези
6.71
рейтинг книги
Фиктивный брак

Младший научный сотрудник

Тамбовский Сергей
1. МНС
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.40
рейтинг книги
Младший научный сотрудник