Трибунал для судьи

Денисов Вячеслав Юрьевич

– А если он не желает, чтобы с ним разговаривал адвокат? – как-то неубедительно и нелепо спросил Ступицын.

– Как это – не желаю? – усмехнулся я.

– Хорошо, говорите, – согласился опер. – Даю вам пять минут.

– Вы не можете мне ничего давать, – спокойно возразил адвокат. – Я не ограничен в общении с клиентом. И уж что мне совершенно не нужно, так это ваше согласие. Откройте Уголовно-процессуальный кодекс. Или – пойдемте к прокурору, он объяснит, кто из нас заблуждается.

Яновский явно перегибал палку. Причем делал это сознательно. Я знал этого умнейшего юриста уже около десяти лет. Его участие более чем в тридцати моих процессах

уверило меня в том, что он очень хорошо знает Закон, чтобы его обходить, не нарушая. Всякий раз Яновский поражал меня ясностью ума и оригинальностью мышления. Обычно адвокаты более сдержанны и объясняют истины вечно заблуждающимся в тонкостях адвокатской работы следователям и оперативникам тактично, не стараясь вызвать конфронтацию. Но, очевидно, господин Пащенко, хорошо знающий, что такое «убойный» отдел и за что туда попадают совсем не рядовые граждане, прогнал такую пургу перед адвокатом, что появление последнего даже деморализовало Ступицына. Времени его морального паралича хватило на то, чтобы адвокат успел спросить у меня о здоровье, не применяли ли ко мне физическую силу и дать совет взвешивать каждое свое слово.

В кабинет вошел Виктор Путенин – эксперт Управления, положил на стол перед опером пистолет – я сразу узнал в нем свой – и, увидев меня, смутился. Так же молча кивнул мне – «привет» и как-то виновато, боком, вышел из кабинета. Глядя на старающегося не показать свое разочарование «убойника», я отвернулся. Он что, ожидал, что я совершу убийство из газового оружия, переделанного для стрельбы боевыми патронами? Оружия, которое за мной закреплено в этом же УВД? Впрочем, если он полагает, что я мог бы убить Шилкова за то, что тот не отдавал мне мою собаку, то вправе ли он был упускать такую существенную деталь, как проверка моего оружия? Парень старательно отрабатывает все детали, чтобы руководство потом не спросило: Ступицын, отец родной, ты Струге на Шилкова «колол», а пистолет-то ты его проверил, мудила? Слава богу, что оружие было при мне, иначе долго бы мне тут еще сидеть. Без адвоката или с ним, я все равно скоро выберусь отсюда. Пойду в полный отказ и по питомнику, и по собаке. Кто подтвердит реальными фактами мои первоначальные показания? Никто. А давал я их только потому, что нужно было прояснить все мелочи. Даже если следователь решится выписать «сто двадцать вторую» на трое суток, прокурор района не даст санкции. Не даст только по одной причине: чтобы «приземлить» СУДЬЮ, нужна санкция ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА РОССИИ! Нет совершенно никаких оснований для задержания. А на одной своей слепой уверенности свежеиспеченный капитан далеко не уедет. Генпрокурору его уверенность нужна, как дятлу – цитрамон. Генпрокурору нужны официальные показания и вещественные доказательства.

– Итак, – обратился Яновский к Ступицыну, – вы его отпускаете? Пока со стороны вас нарушений Закона я не вижу, но время идет.

– Со стороны нас?! – изумился опер.

– Нет, вижу нарушения. – Адвокат подчеркнуто долго смотрел на золоченые «Tissot». – Вы уже одиннадцать минут безосновательно, грубо нарушая Закон, задерживаете моего клиента.

– Мы никого не задерживаем! – попытался возразить Ступицын. – Мы просто разговариваем.

– Антон Павлович, вы хотите продолжить разговор? – повернул ко мне свою бородку Яновский.

– Нет.

– Тогда вам лучше освободить гражданина Струге, – посоветовал настырный адвокат.

– Ваш клиент признался, что находился на месте убийства.

– Мы все ежеминутно находимся на месте совершенных убийств. За двадцать тысяч лет истории человечества под нашими ногами скопилось такое количество костей, что признание моего клиента ровно ничего не значит. Вы, между прочим, тоже сейчас находитесь над парой десятков трупов.

– Но он признался, что находился там приблизительно в тот момент, когда убийство было совершено.

– Это что за юридический термин такой – «приблизительно»? – сострил Яновский. – Я о таком не слышал. Приблизительных убийц не существует, как не существует приблизительно изнасилованных женщин. Есть подозреваемые.

– Вот он и есть подозреваемый! – Недотепа Челпанов показал на меня рукой, как Ленин на Зимний. – Он не отрицает того, что забирал из питомника собаку, когда убили дежурного!

– Какую собаку? – Я непонимающе поднял брови. Теперь можно врубать дуру на полную катушку. Я узнал все, что хотел.

– Свою личную собаку, которую содержал в питомнике! – подключился Ступицын. Я видел в его глазах вспыхнувшее желание встать и всадить мне кулак промеж глаз.

– Что за собака? – спросил у меня адвокат. – Собаку убили?

– Понятия не имею. – Я развел руками. – Сначала все про питомник какой-то расспрашивали, а потом товарищ Ступицын говорит – если признаешься, что дежурного по питомнику убил – во Флориду поедешь, там тебя никто не найдет.

Адвокат смотрел на оперов, как на слабоумных.

– Антон Павлович, потерпите еще пять минут. Я схожу к прокурору. Не вижу смысла разговаривать с людьми, которые обещаниями красивой жизни пытаются подсластить пилюлю с ядом для невиновного человека. Куда вы говорите – обещали? Во Флориду?

– Да. Говорят – скажи, что нечаянно милиционера застрелил, – у тебя на зоне все будет. Бабы, курево, водка. Королем ходить будешь…

– Так, так, так… Чтобы не забыть. Бабы, водка, курево?

– Точно, – врал я, стараясь не глядеть на потерявших дар речи от возмущения Ступицына и Челпанова. – А прокурор сразу выпустит?

– Он, думаю, после моего рассказа сюда сам придет.

Ступицын понимал, что как бы он ни был уверен в моей причастности к убийству Шилкова, выпустить меня сейчас все равно придется. Он также увидел свою ошибку: желание раскрыть преступление быстрее быстрого. Это и сыграло с ним злую шутку. Он не был готов к разговору со мной. Но по взгляду, застывшему на мне, я понял, что моя свобода – понятие относительное. После такой ошибки Ступицын не ошибется даже в мелочи. Не зря, в конце концов, он оказался в Областном Управлении. Да еще – в «убойном» отделе. И сейчас он твердо уверен в том, что убийца – я. Если честно, то при сложившихся обстоятельствах, на его месте, я думал бы точно так же.

– Не уезжайте никуда из города, Струге… – Эти слова прозвучали, как приговор. – Пистолет можете забрать.

По полировке стола ко мне проскользнул «газовик».

– На каком основании вы «выписываете» мне подписку о невыезде? – бросил я Ступицыну, не поднимая головы.

– Это просто совет.

– Значит, он вправе им не воспользоваться.

Это были последние слова адвоката Яновского.

Когда мы вышли из кабинета, адвокат повернулся ко мне и протянул руку:

– Здравствуйте! Какой ужас! Эти милиционеры вообще скоро мэра сюда приведут! Я возмущен до глубины души! Кстати, Антон Павлович, дело моего подзащитного Стропилина вы на среду или пятницу назначили? Я что-то запамятовал…