Тридцать три ненастья

Брыксина Татьяна

Во Владивосток пришли поздним вечером. Когда засветились огоньки на пирсе, люди вздохнули облегчённо, стали переговариваться.

Василий в своём номере имел жалкий вид, пьяно упрекнул:

– Уж я думал, ты меня совсем бросила – голодного, несчастного…

И мне стало до слёз жалко его, хотя сама намучилась невероятно и так же была голодна. Слава богу, что в моём номере нашлись чайные пакетики и печенье.

Морская страда

Переплыв на пароме через Золотой Рог, мы нашли причал с судном нашей временной приписки. Это был РТМ «Угольный» – огромный, с четырёхэтажный дом

высотой плавучий завод по заморозке и переработке рыбы. В конторе по найму нас попросили немного посидеть в стороне.

Первоочередной задачей было собрать команду. Люди шли, шли, шли, предъявляли документы, заключали договоры, проходили на судно. Оказалось, и руководящий состав, и технические службы, и штат работников в каждый рейс набирались по-новому. Капитан мог и не знать заранее, кто у него будет шкипером, боцманом, главным механиком. Нас это крайне удивило.

Наконец пригласили и нас на посадку, разместили в медчасти: меня – в каютке фельдшера, а Василия – прямо в лазарете, где посерёдке стерильно-белого, светлого помещения стояла медицинская кровать со множеством рычагов, кислородных трубок, шнуров электропитания. По периметру – шкафчики с медикаментами и столы с операционным инструментарием. Собственно, Василию предназначалась лишь кровать для сна. На дневное времяпрепровождение у нас была каютка с узкой шконкой, столиком и двумя прикрученными к полу табуретками.

«Угольный» ожил в мгновение ока. Забегали матросы, загремел кастрюлями камбуз, заработали системы машинного отделения, дали свет, загудела вентиляция. А капитан уже ходит по этажам, заглядывает в каюты, даёт распоряжения. Заглянул и к нам. Мы представились, рассказали о цели нашего присутствия на РТМ.

Первую встречу с экипажем назначили в общем кубрике на тот же вечер. Питаться нас пригласили в кубрик руководящего состава. И поплыли!

Читать стихи пёстрому корабельному народу, не отличающему Бабеля от Бебеля и Гоголя от Гегеля, было нелегко, но в чём они, трудяги, были виноваты? Ни в чём! Подрядившись на каторжный труд, люди думали лишь о заработке и поэтические паузы воспринимали не иначе как короткую передышку. Но мы работали профессионально – и голосом, и лицом, вовлекали их в разговор, отвечали на вопросы. Нам вежливо хлопали.

Первый ужин с обязательным при выходе в море бокалом красного вина нам понравился обильным рыбным разнообразием, великолепными свежими булочками. Утром, позавтракав, мы с Василием поднялись на верхнюю палубу. Море поразило необычным бежевым цветом. На водной глади, как гигантские одуванчики, едва касаясь поверхности, держались шарообразные облака туманной влаги и мелких дождевых капель. Невероятно! Такого мы не видели никогда. Судно, двигаясь по своему строгому курсу, ныряет в это облако и через минуту выныривает, а ты стоишь на палубе и не можешь понять, почему стал вдруг мокрым с ног до головы. В некотором отдалении проплывали невероятно зелёные, малахитового цвета острова – большой и поменьше.

– Шикотан проплываем, – сообщил палубный матрос, надраивая бронзовые поручни.

– Господи! Вася, какая же красота! – не смогла я сдержать восторга.

– Ничего! Прямо как у меня на Панике, – ответил вздорный казак Макеев.

Каждый вечер мы выступали на «Угольном» – слушатели менялись. А днём нас пересаживали на идущие параллельным курсом суда, иногда – встречным. Отвыступали, путёвки проштамповали и возвращаемся на свой РТМ.

Однажды Василию захотелось простой супружней ласки и он позвал меня к себе в лазарет:

– Т'aнюшка, что-то мне одиноко. Иди полежи со мной.

Я прилегла рядом, обняла его за плечи, но лежать было так тесно и неудобно, что в поисках опоры рукой нажала какой-то рычаг. Рычаг подался вниз, кровать перевернулась, и нас в секунду скинуло на пол. До схода на берег Макеева на подвиги уже не тянуло.

Срок командировки подходил к концу, и капитан получил отмашку: отправляй гостей на берег. Но мы ещё не все путёвки выработали. И капитан принимает решение отправить нас на шлюпах к сейнерам, отгружающим рыбу на наш РТМ.

Здесь без подробностей не обойтись. Шлюп – большой грузовой катер с двумя сетчатыми отсеками для загрузки улова. Их наполняют рыбой через широкие шланги-рукава и отправляют на РТМ. Когда идёт залив рыбы, густое облако чешуи поднимается в воздух и заполняет всё вокруг. Рыбаки на загрузке одеты в плотные резиновые комбинезоны. Открыты лишь лица от бровей до подбородка и запястья.

И вот нам предлагают побыть в роли заливщиков рыбы. Мы согласны. Облачаемся в комбинезоны, спускаемся в шлюпы, плывём к сейнерам. А температура около +30. Организм начинает сходить с ума от перегрева, от качки подкатывает тошнота. Ты начинаешь проклинать весь белый свет и собственную дурь, пославшую тебя на это испытание.

Начинается залив рыбы. Густая струя ещё живых иваси устремляется в сетчатые отсеки шлюпа. Поднимается облако чешуи.

Кто-то кричит:

– Закройте глаза! Отвернитесь!

Но спрятаться от клейкой и колкой чешуи не получается. Она режет руки, прикрывшие лицо, не позволяет вдохнуть полной грудью. Загрузились, отплываем к РТМ, ждущему, как кажется, на линии горизонта.

Василий легко взбирается по верёвочному трапу на высоту четвёртого этажа, а я не в силах ступить даже на нижнюю перекладину. Сверху несётся мат, а я не могу – хоть убей.

И приходится весь нагруженный шлюп лебёдками поднимать на палубу. Несколько человек сдирали с меня, лежащей в полуобмороке, отсыревший комбинезон, а в это время аварийным образом насосы скачивали рыбу из шлюпа в открытые настежь трюмы.

Брали в те дни в основном иваси, но попадалась изредка треска, каракатица, крабы, кальмары. Рыбой мы были сыты по горло, но никогда не забуду свежезамороженных иваси и кальмаров, которыми нас угостили перед отправкой на берег.

Отборные рыбины ещё вчерашнего улова, просолённые, проперчённые и прогвоздиченные, завёрнутые в плотную жёлтую бумагу, ночь держали в морозилке, а наутро – отведайте, пожалуйста, наш дальневосточный деликатес! Очень вкусно!

Капитан проштамповал нам оставшиеся путёвки и пересадил с «Угольного» на странное судёнышко, идущее во Владивосток. Дня три мы болтались по Японскому морю, пришвартовываясь к судам разных категорий и назначений, где высаживались одни вахтовики и загружались другие.

Спали в огромной общей каюте с двумя рядами полатей, идущих одни над другими по всему периметру. На полатях – индивидуальные матрацы с чистыми комплектами постельного белья. Нам с Васей достались матрацы в разных углах, и спать пришлось нос к носу с совершенно посторонними людьми. Кормили отменно. Но, бесстатусные, утратившие публичность, мы чувствовали себя совсем уж случайными пассажирами на этом отрезке морского путешествия.