Тридцать три удовольствия
Шрифт:
— Фантастика! — восторгался Николка, разглядывая таинственный предмет. — Слушай, мне кажется, это какой-то очередной розыгрыш со стороны Тетки. И если так, то он уже начал изгаляться над нами.
— Скажи, историк, была ли все-таки у Рамсеса Третьего какая-нибудь история, подобная той, что придумал наш купчишка?
— Ты знаешь, мне кажется, нечто похожее я где-то читал, но вот про Рамсеса ли — сомневаюсь. А ты что, думаешь, он сам все выдумал?
— Бес его знает. Он ведь не без фантазии. За что мы и любим его. И все-таки, заметь, что, как всегда, мы охотимся за выдуманными тайнами и как бы тем самым навлекаем в свои сети тайны настоящие. Глаз фараона, найденный мною и возвращенный ему. И ведь не какого-нибудь фараона, а именно Рамсеса Третьего. Ардалион, конечно, проявил старательность — два письма, браслет, трупы повсеместные. Эффект был. Мы хоть и знаем нашего фантазера не первый год, а все равно поверили.
— Ты знаешь, как ни странно, да. Ведь ежу понятно — врет подлец, все придумал, подстроил, кого надо подкупил. А все равно почему-то верится, и жутковато становится, и интересно, и здорово. Как это объяснить, я не знаю.
— А я, кажется, знаю. Нечто похожее я видел, когда, помнишь, я работал одну зиму Дедом Морозом. Вот приезжаешь к детям и видишь именно такую картину — они понимают, что ты на самом деле никакой не Дед Мороз, а обыкновенный, притом — молодой человек, и все равно, в глазах у них читаешь и любовь к тебе, и восхищение, и зачарованность чудом. Я в одну квартиру приехал, а там человек семь детей. Вот весело было! И вдруг слышу за спиной у меня такой разговор: «А Дед Мороз-то не настоящий. Смотри, валенки у него черные, а должны быть серебряные, и не валенки, а сапожки». А вторая девочка отвечает: «Как же не настоящий, если он просто сапожки на батарею положил подсушиться, я сама видела. Там такая большая батарея есть в другом доме, он туда и положил их подсушиться». Соврала, не моргнув глазом, чтоб только защитить чудесное от посягательств какой-либо инспекции. Мне кажется, то же самое происходит и с людьми, которые… Что это?
— Где?
— На спине у тебя, на левой лопатке.
Покуда я разглагольствовал про особенности восприятия детьми Деда Мороза, Николка стал переодеваться, и когда он снял рубашку и повернулся ко мне спиной, я увидел у него на левой лопатке нечто странное — пять красных пятнышек величиной с булавочную головку, расположенных четко в виде обозначения пятерки на игральной кости. Я подвел его к зеркалу в ванной, дал в руку другое из моего бритвенного набора, он долго внимательно разглядывал отражение своей спины, потом растерянно промолвил:
— Может, это опять какой-то розыгрыш?.. А может… может, я подцепил какую-нибудь заразу, когда мы купались в Ниле?
— Срочно нужен врач.
Я сбегал за Мухиным. Осмотрев таинственный знак на лопатке у Николки, он довольно спокойно отнесся к его появлению:
— Ничего страшного я пока не вижу. Пятна похожи на особую разновидность родимых пятен — так называемых сосудистых. Они возникают у человека в результате разрастания сосудов кожи. Могут появляться как поодиночке, так и целыми группами. Единственное, что заслуживает в данном случае внимания, это необычное их расположение. Похоже на игральную кость. А в остальном, как говорится, случай, не требующий немедленного хирургического вмешательства.
— Люблю я врачей, — рассмеялся я. — Если бы тебя, Николка, таким же точно образом, в виде игральной пятерки, прострелили в пяти местах на левой лопатке, он бы тоже пришел и сказал: «Не вижу ничего страшного. Обыкновенные пулевые отверстия. Бывает, что они появляются в одиночку, бывает, целыми гроздьями. Они возникают в результате прохождения пуль огнестрельного оружия через тело человека. Труп в хорошем состоянии, и не вижу необходимости срочного хирургического вмешательства».
— Это точно, он так бы и сказал, — подтвердил Николка, немного успокаиваясь насчет внезапно появившихся родимых пятен.
— Вовсе я бы не так сказал, — буркнул Игорь.
— Слушай, эскулап, а эти пятна, они что, на всю жизнь мне теперь?
— Вероятнее всего, что да, на всю жизнь. Могут, конечно, и исчезнуть, но скорее всего нет. Я не вижу ничего страшного. Как бы такая натуральная татуировка. Носи на здоровье.
— А как там наш миллионер? — поинтересовался я.
— Здесь случай более серьезный, но тоже не смертельный. Он уже полакомился шампанским и прекрасно себя чувствует. Правда, неизвестно, чем все кончится, потому что оно стало поступать к нему в больших количествах.
— То есть? Откуда?
— Оказывается, все писатели имели при себе по две бутылки шампанского. Кто-то надоумил их взять этот напиток с собой в Египет, потому что, якобы, можно в Каире продать каждую бутылку за пять долларов. И некоторые, особо настойчивые литераторы даже нашли места, где можно было действительно сдать товар. Сегодня они обещали отвести всех остальных туда же, но тут эта история дошла до сведения нашего Ардалиона, и он предложил купить все шампанское по шесть долларов за бутылку. Теперь у нас там не номер, а целый приемный пункт.
Это заслуживало внимания, и мы пошли посмотреть. Действительно, в номере, где поселились на последнюю египетскую ночь Тетка и Мухин, писатели Кафиров и Харло держали в руках по две бутылки шампанского. Еще десять таких же бутылок уже стояли рядом с Ардалионом Ивановичем, который важно восседал за журнальным столиком и заставлял писателей, сдающих шампанское, расписываться в ведомости. Сдав свои две бутылки, Кафиров важно поставил свою подпись в документе и получил двенадцать долларов от «писателя из Подмосковья».
— Господин Кефир, будьте любезны, — сказал Тетка, рассчитываясь с клиентом и пожимая ему руку. — Кто следующий?
— Гх-м… Харло. Марлен Петрович. Детский поэт.
— Если не ошибаюсь, кличка — Харя. Расписывайтесь в двух графах. Вот здесь — «шампанское сдал», и здесь — «деньги получил».
— Надеюсь, этот документ не получит хождения? — потупился детский поэт.
— Получит, но очень не скоро. В книге «Мои встречи с литературой и литераторами». Она по завещанию будет издана только после моей кончины. А я намерен прожить еще лет сорок. Так, получите. И передайте всем остальным, что сегодня я принимаю только до шести часов вечера.
— Ардалион! Ты с ума сошел! — воскликнул Николка, когда детский поэт по кличке Харя удалился. — Ты что, собираешься таскать с собой эту тяжесть?
— Зачем же? Сегодня все выпьем. Ну, а останется пара бутылочек, возьмем с собой в Турцию.
— Можно? — раздался голос в приоткрытой двери.
— С товаром? — важно спросил купец.
— С товаром. Только у меня это… «Салют».
— «Салют» принимается по три доллара. Фамилия?
— Зойферт… Вообще-то, если так, то я лучше попробую еще где-нибудь пристроить. Или дайте нормальную цену.