Тридцать три удовольствия
Шрифт:
От Голубой Мечети мы отправились в Айя Софию. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что величайшая святыня всех православных есть та самая «мечеть», пред которой сегодня ночью я проливал слезы и клялся поменять одного Федора Мамонина на другого! Оказывается, она окружена стеной и минаретами как бы в знак того, что она — пленница мусульманства. Войдя, мы были поражены величием архитектуры храма, прекрасными мозаиками, которых едва ли осталась в сохранности седьмая часть. Интерьер храма не навевал на душу родные мысли о русских церквях, все здесь казалось таким же чуждым, хоть и великолепным, как и в других уголках земли, удаленных от Родины. И все же, несмотря на огромные круглые щиты с арабской вязью изречений из корана, которые висели над галереями, храм Святой Софии продолжал дышать Христом, а не Магометом. И хотя ни в того, ни в другого я не верил, мне почему-то грело душу, что с мозаики на меня смотрит лик Христа. Здесь, в центре одного из главных городов мусульманского пояса земли.
Вертлявая турчанка Джина, которой суждено было сопровождать нас по Турции, ничего не могла рассказать о храме, в котором мы находились, кроме того, что в одной из колонн есть волшебная дырка — если сунуть в нее палец и загадать желание, то оно непременно исполнится. И все, как стадо баранов, потянулись к той колонне вставлять в дырку палец. Дырка представляла собой дупло, изрядно отполированное по краям и внутри бесчисленным множеством глупых пальцев за годы посещения Софии туристами.
— Интересно, сколько раз нужно сунуть туда палец, чтобы дырка проявилась с другой стороны колонны? — спросил Николка и встал было вслед за Лифшицем и Талалаевым в длинную писательскую очередь к дырке. Мне пришлось ткнуть его кулаком в ребро и в который раз обозвать вандалом.
— А если я хочу, чтобы исполнилось желание? — обиженно потирая бок, отошел он в сторону.
— Лучше тогда поставь свечку Христу-Пантократору [63] .
Но как ни возмущала меня очередь к дырке, не могло не умилить то, что Медея Джакова, шепча что-то, с самым озабоченным видом сунула свой длинный указательный палец, украшенный огромным перстнем, в волшебную дырку четырежды — видимо, по количеству бутылок шампанского, проданных ею Ардалиону Ивановичу. А детский поэт Зойферт не просто осчастливил дырку своим пальцем, но и прислонился лбом к колонне и так застыл, покуда на него не стали шуметь:
63
Пантократор — поясное изображение Христа, благословляющего правой рукой и с Евангелием в левой.
— Ну ты чего застрял, Лазарь Семеныч! Постыдился бы! Тут не ты один хочешь исполнения желаний.
— Не мешайте! — огрызнулся он, постоял еще полминуты и отошел с таким видом, будто получил святое причастие.
— Интересно, — сказал я, — о чем он просил дырку? О повышении гонораров или об увеличении рождаемости?
— И о том, и о другом, и еще о том, чтобы у него в Турции кто-нибудь купил «Салют», думая, что покупает «Мадам Клико», — отозвался Ардалион Иванович.
Последним к дырке приложился Бабенко.
— Слава тебе, Господи, и я сподобился. А поту-то напустили туда сколько! Хорошо хоть, не плюнул никто! Ну что, дыромоляи, кто-нибудь быстро исполнимое желание загадывал, чтобы можно было проверить, исполнится ли? Нет таких? Эх вы! Небось до самой могилы назагадывали себе желаний, и чтоб похоронили в Переделкине рядом с Пастернаком.
— Нет, я — с Буниным, на Сент-Женевьев-дю-Буа, — сказал Гессен-Дармштадский, от которого я никак не ожидал, что и он полезет со своим пальцем в дырку. А ведь перед Пантократором стоял и молился. Богу — Богово, а дырке — дыркино.
Из Айа Софии нас повезли в Сулейманию, про которую Николка довольно остроумно заметил, что это ВДНХ мусульманского мира. Три часа мы гуляли по этому городу внутри Константинополя — резиденции турецких султанов, с его гаремами, дворцами, в которых собраны несметные богатства, беседками, фонтанами, озерцами и павильонами для отдыха на свежем воздухе. Ардалион Иванович сокрушался, что поспешил стать простым турком, а не султаном, намекая, видимо, чтобы вместо фески, халата, шароваров и кальяна мы приобрели для него какой-нибудь из шитых золотом и драгоценностями кафтанов, чалму, осыпанную изумрудами и рубинами, сапоги, на которых бриллиантами были вышиты сцены из жизни султанов, и какое-нибудь ружьишко за сто тысяч долларов. Да, тут его представления о собственном богатстве сильно пошатнулись, потому что когда ноги наши устали ходить по бесчисленным залам, а глаза ослепли от сверкания невероятных сокровищ, Тетка вздохнул:
— Пора ехать в Москву и сколачивать миллиард.
На что я заметил:
— Интересно, если все канцелярские скрепки Советского Союза собрать и переправить сюда, можно будет обменять их, к примеру, на эти султановы доспехи?
Из Сулеймании нас повезли обедать в хороший рыбный ресторан, где каждому подали по чуть-чуть всех турецких рыбных кулинарных достопримечательностей. Потом мы поехали на Большой крытый рынок, который едва ли меньше, чем Сулеймания — нечто вроде ГУМа и ЦУМа, объединенных под одной крышей, да и еще вокруг самого здания — гигантская толкучка. Удручало невероятное количество поляков и невозможность быстро обойти все и удалиться — всюду были пробки из людей и товаров, всюду шумели, зазывали, хватали, пытались насильно подвести к своему прилавку.
— Да, — сказал я Ардалиону Ивановичу, приобнимая его, — теперь я вижу, что вы, поляки, не народ, а заболевание.
— С чего это ты решил, что я поляк? — выпучился главнокомандующий.
— Ты же сам как-то раз сказал, что Тетка — польская фамилия. Или турецкая?
— Чисто казацкая фамилия. Кубанская, — обиженно пробурчал Ардалион Иванович. — Ты лучше выбирай, что матери и сестре с отцом в подарок купишь.
Сестре я купил бусы из речного жемчуга, а матери тоже бусы и еще тройной чайник для заваривания чая по-турецки. Она у меня обожает всякие чайные церемонии. Вернувшись в гостиницу с покупками, мы распили две бутылки шампанского и отправились гулять. По дороге в Галатасарай случайно оказались в зоопарке. Он в Стамбуле бесплатный и устроен весьма оригинально. Здесь рядом с клетками со львами, тиграми, пантерами и рысями расположены клетки с обыкновенными кошками, причем отдельная клетка для белых анкарских котов, которых у нас принято называть ангорскими. Рядом с волками, гиенами, лисицами и шакалами — обычные домашние собаки разных пород. В одной клетке дикий кабан, в другой, рядышком, пожалте вам — розовая свинья. Зебры, антилопы, жирафы, носороги, олени, а параллельно им — коровы, лошади, овцы, козы.
Перейдя по Галатскому мосту на азиатскую территорию Стамбула, мы поднялись вверх по улице. Галатасарай расположен на высоком холме, с которого виден весь Золотой Рог. Здесь Николка признался мне, что всерьез влюбился в Птичку и безумно хочет ее видеть.
— Ты знаешь, — сказал он, — со мной такое второй раз в жизни. В первый раз так было, когда я влюбился в Татьяну. Как думаешь, у меня есть шанс стать счастливым?
— Вот только не надо таких жалобных слов, барин! — возмутился я его последней фразой. — Ты же говоришь, они завтра тоже прилетают в Стамбул. Вот и увидитесь снова.
— В том-то и дело, что мы-то завтра едем в Трою. К тому же, неизвестно, в какую гостиницу их поселят.
Да, проблемы у моего друга были посерьезнее, чем у Ардалиона Ивановича, который продолжал мечтать о султанстве, и у Игоря Петровича, который все никак не мог найти чего-нибудь особенного в подарок жене. Он так обожал свою Марусю, что всегда мучался с выбором подарка, все ему казалось недостойным ее царского величества.
— Купи своей Цокотухе зонтик, — предлагал ему я. — Смотри, какое изобилие зонтиков. Вот этот, с розами.