Тридцать три удовольствия
Шрифт:
— Мне все больше начинает казаться, что древние троянцы были русскими, — сказал Ардалион Иванович. — Не случайно нас постоянно тянуло к захвату Босфора и Дарданелл. Вековая мечта. Походы Олега и Святослава.
— А историк Нечволодов, наоборот, утверждает, что Ахиллес был славянином, — возразил Старов. — Хотя это, конечно, бред.
— Бред, — подтвердила Птичка. — Русские были древними троянцами. Так мне нравится.
— А Елена не была троянкой, — сказал я. — Кстати, вам приходилось выступать в оперетте «Прекрасная Елена»?
— Разве мы не перешли на «ты», когда плавали по Нилу? И потом, женщина, по-моему, принадлежит к тому народу, к которому принадлежит ее муж.
— Ваш… Твой муж — Менелай. А он — грек.
— Неизвестно, кто был больше мужем Елены — Менелай, как того хотят мамонты, или похитивший ее Парис.
— Ого! Еще не успели доехать до Трои, а Парис уже успел стать мужем, — рискованно усмехнулся я. — Ну, женщины!
— Фу, как не стыдно! Ведь это же игра! — нахмурилась Лариса и покраснела.
Любезный официант галлиполийского ресторана, видя, что мы делимся своими порциями с девушкой, принес еще порцию жареного мяса с лапшой, политой острым томатным соусом, и я еще раз подумал, что турки славные ребята, и если бы мы их завоевали, то жили бы душа в душу. Мне представилась картинка: четверо турок весело беседуют, сидя с хорошенькой турчанкой, а я приношу им лишнюю порцию жареного мяса. Или нет, лучше — блинов с красной икрой. И один из них думает: славные парни эти русские, если бы мы вернули себе Гелиболу, то жили бы душа в душу.
— В конце концов, — сказал я вслух, — гимн «Боже, Царя храни» сочинил сын русского и турчанки.
— А я знаю! — воскликнула Птичка. — Жуковский!
— Боже, какая умница! — произнес я, вздымая к небесам руки. — Какая светлая головушка!
— Дочь Громовержца и Леды, — с гордостью добавил Николка.
Через Дарданеллы вместе с нашим автобусом мы переплыли на пароме. Со стороны Средиземного моря дул сильнейший ветер и пролив был исчерна-синий. Стоя на борту парома, Бабенко вдруг подошел к Ларисе и со ржаньем: «Ну что, беглянка: змэрзла?», накинул ей на плечи свой гигантский пиджак, который вполне бы оказался впору Полифему. За использование украинизма мы не стали драть с него доллар. Когда он, в белоснежной сорочке и галстуке, свисающем долго через все необъятное пузо и чуть ли не до самых колен, отошел развлекать другую компанию туристов, Птичка фыркнула:
— Еще один Пасовец нашелся.
— Между прочим, — сказал Николка, — наш Бабенко поет лучше вашего Пасовца. Он вообще готовился в оперные певцы.
— Ну и что, — ответила Птичка. — Пасовца тоже из оперных прогнали. Но он хоть в оперетту попал. А этот?
— Зато наш не носит подтяжек. И шутки у него хоть и кондовые, а не попахивают.
«Надо же, — подумал я, — вот уже у них с Николкой есть общие темы для спора, хотя бы подтяжки Пасовца и как он поет. И, разумеется, не только это, а и многое другое, чего нет у меня».
Я вздрогнул — что это? Я что, завидую Николке? Из-за этой куколки? Ну и мерзавец же я!
И все-таки, приятно чуть-чуть, тонко-тонко приударить за подружкой приятеля, особенно если их знакомство еще только началось, но уже состоялось.
— Вот и я говорю, что наш Пасовец лучше ихнего Бабенки, — сказал я вкрадчивым тоном, слегка приобнимая Ларису.
— Во всяком случае, его пиджаки никогда так густо не пахли «Шипром», — сказала Птичка, шутливо отодвигаясь от Николки и прижимаясь ко мне.
— Ах вот как? — сказал Николка. — Так значит, мой брат Гектор Бабенко менее приятен тебе, чем Менелай Пасовец?
Лариса повернула ко мне лицо и заговорщическим тоном спросила:
— Менелай, я забыла, это муж Елены или брат мужа?
Ее глаза и губы были в трех дюймах от моих.
— Муж, муж, муж, — подсказал я. — Менелай по-советски.
— А ну-ка, два доллара, — скомандовал Николка. — Один за подсказку, другой за советизм.
— Парис, не гневайся на своего друга Энея.
— А что он вашего Пасовца называет нашим!
— Нэ лайтэсь, хлопцы, — сказал Ардалион Иванович, сам охотно заплатил за свой украинизм и предложил всем выпить немного шампанского.
Автобус приближался к холму Гиссарлык. Джина сообщила, что именно в пластах этого холма была найдена древняя Троя, и взялась вкратце пересказать события Троянской войны. Зашелестели блокноты, несколько писателей всерьез стали записывать то, что должны были бы прочесть если не у Гомера и Вергилия, то хотя бы в книге Куна. Николку это возмутило до глубины души, и, встав во весь свой высокий рост, он заявил:
— Лучше я! «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…»
Он, глядишь, смог бы дочитать перевод Гнедича до конца, но на него зашикали, раздался крайне возмущенный голос Зойферта:
— Как вам не стыдно! Мешаете слушать экскурсию!
— Безобразие! — добавился голос Медеи Джаковой.
И Николка вынужден был прерваться, успев дойти лишь до прихода «жреца непорочного Хриса» в лагерь ахейцев. Бабенко встал со своего места, пробрался к нам в хвост автобуса и пробубнил:
— Ребята, только не скандальте, а то у меня будут неприятности. И так уже против вас назревает мировой масонский заговор.
— Любопытно, кто же у них Великий Магистр? — поинтересовался Ардалион Иванович, который давно уже увлекался масонской тематикой и всевозможными тайными обществами, бредил тамплиерами [65] , альбигойцами [66] , иллюминатами [67] и прочей авантюристикой, ибо сам по натуре был великий авантюрист.
— Не знаю, кто там Великий Магистр, — отвечал Бабенко, — но великих кляузников и доносописателей мог бы насчитать человек пять-шесть.
65
Тамплиеры — (храмовники) — духовный рыцарский орден, основанный в 1119 для защиты пилигримов, направляющихся в Иерусалим.
66
Альбигойцы — секта XII, XIII в. во Франции (г. Альбы). Их отличает терпимость и высоконравственное понимание христианства. Отвергают папскую власть.
67
Иллюминаты — последователи различных обществ, проповедующие естественную религию (деизм), не связанную с откровением.