Тридцать три удовольствия
Шрифт:
Утром Николка вдруг переменил свое решение и наотрез отказался от побега. В восемь часов утра, как и было оговорено, раб Боря постучался в дверь нашего номера, еще через двадцать минут черная «волга» остановилась около набережной Невы, где уже ожидала предупрежденная обо всем съемочная группа «600 секунд». Невзорова самого не было. Несколько редких прохожих остановились, с любопытством ожидая, что произойдет. Светило яркое солнце, на небе не виднелось ни облачка, и прекрасный град Петра сверкал белоснежьем, позолотой, стеклом окон. Из черной «волги» вышел известный московский карикатурист Федор Мамонин, член тайной секты сфинксопоклонников. Он был бос и наг, и лишь махровое полотенце, принадлежащее, между прочим, гостинице ЦК КПСС, укрывало его чресла. Он был слегка подгримирован под египтянина бывшим гримером Киевского театра оперетты Ларисой Чайкиной и проинструктирован известным историком современности Николаем Старовым. Взобравшись на парапет набережной, Федор Иванович медленно пошел в сторону гранитного сфинкса. Подойдя к изваянию, он упал пред ним на колени, совершил поклонение и громко пропел, подражая манере муэдзина:
— Бастшери-Бастхотеп-Мемнон-Амон-Ра-хотеп-талак-дадан-талак-герефтан.
После этого он снова встал и пошел по парапету прочь от сфинкса туда, где ждала его черная «волга». Там он спрыгнул с парапета, и не спеша, с достоинством, сел в автомобиль, который увез его в неизвестном направлении.
Решение заменить Николку возникло у меня в машине как-то вмиг. Когда Лариса приготовилась гримировать своего обжору-неудачника, мне вдруг остро захотелось, чтобы она гримировала меня, и я предложил свою замену, аргументируя тем, что для карикатуриста подобная выходка более естественна, чем для будущего светила исторической науки. Потом только я сообразил, что мой поступок к тому же еще и благороден, поскольку мой лучший друг не будет выглядеть смешно в глазах своей невесты. Работа ее гримерской кисточки, выводящей на моем лице черты древнего египтянина, возбуждала меня, словно пушистая эта кисточка была каким-то органом Ларисиного тела. За все время, покуда я совершал это глупое паломничество по ледяному гранитному парапету к сфинксу, мне не было ни стыдно, ни холодно, будто я и впрямь был египтянином, а вокруг меня был не город Ленинград и не минус два по Цельсию, а окрестности Уасета и сорокаградусная жара.
Руслан Тимурович остался в восторге от совершившейся глупости. Он уверял, что Боря бы так красиво не прошелся, а уж тем более не смог произнести такую фразу. Раб сидел за рулем машины, он отвез нас в гостиницу, где я принял ванну. Затем мы ездили в Петергоф. Весь день сверкало солнце. Во всем теле у меня было такое состояние, будто с утра я как следует напарился в русской бане. Вернувшись в Питер, мы заехали в гостиницу за вещами, посмотрели программу «600 секунд» и отправились на Московский вокзал. В «Секундах» сюжет о сфинксопоклоннике занял не более трети минуты. Показали, как я вылез из машины, как иду по парапету, как поклоняюсь истукану, как вновь иду по парапету и сажусь обратно в автомобиль. Комментарий был примерно такой: «Восьмое марта — странный праздник. Сегодня мы вновь убедились в этом, когда некий неизвестный человек, в гриме под древнего египтянина и в набедренной повязке из махрового полотенца совершил ритуал языческого поклонения одному из сфинксов, хорошо знакомых любому ленинградцу. К сожалению, разобрать слова, которые он пропел, совершая свой диковатый обряд, не представляется возможным. Не успели мы с вами привыкнуть к всяким там кришнаитам, огнепоклонникам и попросту сатанистам, как на нашу голову свалился представитель еще одной секты — на сей раз секты древних египтян».
Посмеявшись вволю, мы расстались с гостиницей ЦК КПСС, где босс Руслан Тимурович в это время принимал делегацию гостей из Хельсинки.
От той поездки в Питер в душе моей осталось какое-то озорное, веселое и жутковатое воспоминание. Когда я вернулся домой, отец поинтересовался, не видели ли мы случаем в Ленинграде того кретина, который разгуливает в одной набедренной повязке и кланяется истуканам. Значит, в гриме египтянина я не был узнаваем по телевизору, если даже родные мать с отцом меня не опознали.
Потом я снова встретился с Ротиком, мы помирились, а через три недели произошел эпизод с лифчиком.
В первых числах апреля мы с Николкой отправились в Киев ловить Птичку.
Удовольствие девятнадцатое
ЗАБАВНОЕ КИЕВСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Не люблю Киів, бо в ньому
Усі вулиці криві,
Але й люблю Киів, бо в ньому
Дівчата чорнобриві.
Н. П. Усик. «Щирэ почуття» [71]
71
Не люблю Киев, за то, что в нем
Все улицы кривы,
Но и люблю Киев, за то, что в нем
Девчата чернобровы.
Н. П. Усик. «Искреннее чувство»
От Киева осталось какое-то странное, двойственное впечатление. И красив, ничего не скажешь, и фальшив одновременно.
Лариса развелась со своим бывшим мужем еще в середине января, а Николка получил развод с Татьяной в самом начале февраля. Тогда же освобожденные от прежних уз гражданского брака Николка и Птичка подали заявление в ЗАГС, за что мы, кстати, выпили, когда ездили к художнику в Истру. Ссора между ними случилась из-за того, что Птичка вслух пожалела мужа, с которым только недавно развелась. Он был психопатом, а когда она увидела его в последний раз при разводе, то он и вовсе производил впечатление душевнобольного человека. Николку ее жалость вывела из себя, и он сказал, зачем, мол, разводилась, но сказал так грубо, что Птичка собрала вещи и укатила в свой Киев. Николка почти целую неделю ждал ее возвращения, внушая себе, что в ссоре виновата Лариса. Не дождавшись и почувствовав страшную тоску, он решил ехать за ней сам. Предварительно он послал ей три телеграммы: «Прости меня и приезжай», «Умоляю, вернись» и «Лариса, любимая, не могу без тебя жить», но ни на одну не получил ответа.
Из Москвы мы выезжали в тот день, когда грянуло первое крупное повышение цен, еще горбачевское, в три с половиной раза, и первые два часа после того, как мы с Николкой встретились на Киевском вокзале и сели в поезд, мой друг возмущался этим подорожанием, словно ехал в Киев не за невестой, а за совершением какой-нибудь финансовой сделки. С другой стороны, его можно было понять — за последние полгода он успел назанимать столько денег у самых разных людей, включая меня, что его не могло не заботить, как отдавать. Если с умножением на три с половиной, то получалась цифра, для Николки не представимая.
— А ведь впереди — свадьба! — сокрушался он. — Как быть, я абсолютно не представляю. Неужели Ардалион мне не одолжит? Ведь я же из Мексики привезу кучу долларов и все долги моментально отдам. Сволочь — Горбачев. Он-то и его клевреты небось уже захапали столько, что хоть в десять раз повышай цены, их это не колыхнет. А народ наш до чего же безропотен! Вон в Англии, только собиралось еще правительство ненамного повысить цены, так по всей стране митинги, манифестации, демонстрации. А у нас, как в том анекдоте: прикажут всему народу приходить завтра на всеобщую казнь через повешение, а народ только спросит, веревки и мыло свои приносить или там выдавать будут.
— Вы к свадьбе-то успели что-нибудь купить?
— Кольца только.
— И то слава Богу.
На другой день мы приехали в Киев. Было хмуро, холодно, капал противный мелкий дождичек. На мой вопрос, какую улицу нам нужно отыскать, Николка ответил:
— Киото, дом пять.
— Какое еще Киото?
— Она мне такой свой адрес оставила.
В душу мою закралось подозрение.
— Послушай, а может, все твои телеграммы, что ты отправлял, в Японию ушли?
— Что ты хочешь сказать?
— А то, что она вполне могла назвать тебе любую другую улицу — Лондонскую, Юных Марсиан, Франкфурт-на-Майнскую, Советско-Кубинскую, Саудо-Аравийскую.
— Я тоже имел такую шальную мыслишку, но потом вспомнил, что Киев и Киото, кажется, города-побратимы.
Неподалеку от вокзала в киоске Союзпечати мы купили карту Киева. Там же можно было купить значок в виде желто-голубого знамени. Проштудировав основательно карту, мы наконец нашли улицу Киото на самой окраине города, за Днепром, в районе, называвшемся Лесной Массив. Теперь нужно было придумать, как заставить Птичку мигом забыть обиду и вернуться в Москву к Николке. Я предлагал нападение в масках, но Николкино предложение было хотя и проще, но надежнее: